Трезвенник

– Сейчас не скажу. Они переехали. В новый терем. Но я постараюсь выяснить.

К вечеру номер был у меня.

Мой телефонный аппарат мне показался черной лягушкой, замершей перед тем, как прыгнуть. Черт бы их взял. Холера им в бок. Жил мирно, никого не цепляя. Так нет же, они без меня не могут. Я горько вздохнул. Вадим, решайся. Выбор у тебя невелик.

Нина Рычкова меня узнала. Кто б мог подумать? Я ободрился.

– Вадик Белан! Конечно, помню. Прорезался?

– Говорят: лучше поздно…

– Чушь говорят. Ты меньше их слушай. Вовсе не лучше. Я скоро женюсь. (Именно так она и сказала. Я подумал, что глагол выбран верно.)

– Слыхал. (В моем голосе прозвучала торжественно скорбная интонация.)

– А как раздобыл ты мой телефончик?

– Слава Рымарь мне его раздобыл.

– Ах, да. Я ж его о тебе поспрошала. Он и назвал твое имя-фамилию.

– Аналогично. Спасибо ему.

– Шустрый жиденок. Ты что, с ним дружишь?

Я ей сказал, что слово «дружба» в этом случае звучит слишком сильно. И тут же подумал: второй раз за день я отвечаю – «это не дружба». При этом я не очень лукавлю. В сущности, так оно и есть. Может быть, я на нее не способен? Стоило бы о том поразмыслить. Я испытал дискомфорт и сказал, что в сфере этнических вопросов – я человек без предубеждений.

– Может, ты сам не без греха? – Она рассмеялась. – Ну ладно, шутка. Меня это не больно колышет. Слышал, наверно, два кирпича с крыши летели? Один говорит: «Интересно, на кого упадем?». Другой отвечает: «Какая разница? Главное, чтоб человек был хороший». Теперь колись: есть какая корысть?

– Само собой.

– Так чего тебе нужно?

– Увидеться.

Она хохотнула:

– И только-то? Оно тебе надо?

– Надо, если я позвонил.

Она была безусловно довольна тем, что моя корысть бескорыстна. Для убедительности я добавил:

– Я тебя видел на этих днях.

– Да? Где же?

Я мысленно себя выругал. Видно, меня понесло – заигрался! Нечего распускать язык. Помедлив, я грустно вздохнул:

– Во сне.

Нина Рычкова опять посмеялась. Потом озабоченно проговорила:

– Ох, этот русский человек… Уж кони – с копыт, а он все запрягает. Так что ты делаешь в воскресенье?

– Что скажешь.

– У отца – сабантуйчик. Придут сподвижники и соратники. Тебя не смущает?

– Меня-то нет.

– Ну, если так припекло, приходи.

Утром воскресного дня я долго стоял под душем и долго брился – я дал себе слово, что выскребу щеки не хуже этого Бесфамильного. Сегодня вечером надо быть в форме. А днем я должен быть недоступен для отрицательных эмоций.