Горькая истина

И уже в 1812, году, вновь сформированный Лейб-гвардии Литовский полк получил свое первое боевое крещение на Бородинском поле. Построенный в каре, полк отразил все атаки кавалерии Принца Мюрата[26 - Иоахим Мюрат (Joachim Murat; 1767–1815) – французский военачальник, наполеоновский маршал. Принц французов (1805). Король Неаполитанского королевства (1808–1818).], Короля Неаполитанского, а затем и Наполеоновской пехоты.

За свой первый бой полк получил Георгиевские знамена и был переименован в Московский за защиту Первопрестольной.

Взятие Парижа в 1814 году. Участие полка в покорении Кавказа, в Венгерском походе и в славных боях Освободительной войны.

* * *

«Пятьдесят шагов назад»[27 - Данная статья из журнала «Часовой» приложена в этом месте «Записок».]

Скажи-ка, дядя,

Ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Наполеон приказал во что бы то ни стало обойти левый фланг бородинской диспозиции русских войск, чтобы, выйдя нам в тыл, одержать решительную победу. Для достижения этой цели он бросил в бой три дивизии корпуса Даву[28 - Луи-Николя Даву, князь (Louis Nicolas Davout: 1770–1823) – французский полководец. Герцог Ауэрштедский, князь Экмюльский. Маршал Наполеоновской армии, не проигравший ни одного сражения.], корпус Нея[29 - Мишель Ней (Michel Ney; 1769–1815) – французский полководец. Маршал Наполеоновской армии. Герцог Эльхинген, князь Москворецкий.] и корпус Жюно[30 - Жан – Андош Жюно, герцог (Jtan-Andoche Junot; 1771–1815) – французский полководец. Герцог Абрантес. Генерал. От Наполеона получил прозвище «Жюно – Буря». Участник войны 1812 г. с Россией. Генерал-губернатор Иллирийских провинций.]. Для подкрепления их был назначен Мюрат с кавалерийскими корпусами Нансути[31 - Этьен-Мари-Антуан Шампьон де Нансути, граф (1768–1815) – французский полководец. Дивизионный генерал. Командующий кавалерией Императорской армией. Почетный капитан-лейтенант 1-й роты мушкетеров короля.], Монбрена[32 - Луи-Пьер Монбрен, граф (Louis-Pierre de Montbrun; 1770–1812) – французский полководец. Дивизионный генерал. Убит в Бородинском сражении.] и Латур-Мобура[33 - Мари-Виктор-Николя Лаптур-Мобур де Фэ, маркиз (Marie Victor Nicolas Latour-Mauburg de Fay; 1768–1850) – французский военачальник. Дивизионный генерал. Участник наполеоновских войн.]. Корпус польских войск под начальством Понятовского[34 - Юзеф-Антоний Понятовский, князь (Jozef Antoni Poniatowski; 1763–1813) – польский и французский военачальник. Главнокомандующий польской армией. Маршал Франции.] был послан в обход нашего левого фланга.

К 11 с половиной часам утра, пользуясь подавляющим превосходством сил и замешательством, произведенным в среде русских войск смертельной раной главнокомандующего 2-ой армией генерала князя Багратиона, неприятель старался по мере возможности использовать свой успех на нашем левом фланге.

Бой достигал своего апогея. В этот решительный момент часть полков нашей Гвардии начала прибывать на поле сражения, чтобы сдержать зарвавшегося неприятеля. «Чудное и ужасное зрелище представляло тогда поле битвы», – записывает участник событий[35 - Здесь и ниже – цитируется сборник «История Лейб-гвардии Московского полка», составленный капитаном Н. С. Пестриковым (Т. 1, СПб., 1903).], – «Над левым крылом нашей армии висело густое, черное облако от дыма, смешавшегося с парами крови; оно совершенно затмило дневной свет; солнце покрылось кровавою пеленою; перед центром пылало Бородино, облитое огнем, а правый фланг был ярко освещен лучами солнца. В одно и то же время взорам представлялись день, вечер и ночь». В такой обстановке подходящие колонны Гвардии строились в каре, тотчас же взятые под ураганный огонь французской артиллерии. Прибывая, они могли видеть то необычайное ожесточение, которое царило вокруг них на поле сражения. Очевидцы этой «битвы гигантов», как называл ее Наполеон, рассказывали, что многие из сражавшихся побросали свое оружие, сцеплялись друг с другом, раздирали друг другу рты, душили один другого в тесных объятиях и вместе падали мертвыми. Артиллерия скакала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая трупы в землю, упитанную кровью. Многие батальоны так перемешались между собой, что в общей свалке нельзя было отличить неприятеля от своих. Изувеченные люди и лошади лежали группами; раненые брели к перевязочным пунктам, покуда могли, а выбившись из сил падали, но не на землю, а на трупы павших раньше. Чугун и железо отказывались служить мщению людей; раскаленные пушки не могли выдерживать действия пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артиллеристов; ядра, с визгом ударяясь об землю, выбрасывали вверх кусты и взрывали поля, как плугом; пороховые ящики взлетали на воздух. Крики командиров и вопли отчаяния на 10 разных языках заглушались пальбой и барабанным боем. Более, нежели из 1000 пушек, с обеих сторон сверкало пламя и гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на несколько верст. Батареи и укрепления переходили из рук в руки.

По выстроившимся гвардейским каре французы открыли губительный огонь из 400 пушек с расстояния не больше 500–600 шагов. «Самое пылкое воображение не в состоянии представить сокрушительного действия происходившей здесь канонады», – пишет один из участников сражения. – «Гранаты лопались в воздухе и на земле; ядра гудели, сыпались со всех сторон, бороздили землю рикошетами, ломали в щепы и вдребезги всё, что встречали на своем полете. Выстрелы были так часты, что не оставалось промежутка между ударами; они продолжались беспрерывно, подобно неумолкаемому грому»[36 - Цит. по: Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны в 1812 году. СПб., 1843.].

Гвардейские каре несли огромные потери, смыкая редеющие ряды. Тогда было отдано приказание отойти на 50 шагов назад, где действие неприятельского огня было сравнительно слабее. Всё лишь 50 шагов назад! Пятьдесят! – «Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя!»

Вдруг смолкает огонь французских пушек и тотчас же массы неприятельской конницы по приказу Наполеона устремляются в стремительную атаку на русские гвардейские каре. Земля дрогнула под несколькими тысячами всадников, устремившихся на ощетинившиеся штыками русские каре. Командир второго батальона нашего, впоследствии Лейб-Гвардии Московского полка, при приближении лавины закованных в латы французских кирасир маршала Мюрата, короля Неаполитанского, приказывает взять «на руку», строго запрещая стрелять без своего приказания. При приближении кавалерии к самому каре он приказывает делать ружьям движения в стороны, зная по собственному опыту, что лошади не пойдут на колышущиеся блестящие штыки, тех же лошадей, которых кирасиры всё же заставят приблизиться к фронту, колоть в морду. «Это распоряжение имело самые успешные последствия», – записывает позднее доблестный командир этого батальона – каре, – «Кирасиры, окружив каре всех сторон и, не видя возможности нас расстроить, начали по сигналу, на рысях, формировать колонну шагах в 30 перед передним фасом каре, с явным намерением ударить массой оной. Чтобы не допустить до исполнения сего намерения, я воспользовался замешательством начавшегося построения, когда каждый всадник искал своего места, скомандовал "ура", и батальон бросился в штыки. Передние ряды кирасир, отыскивая свои места и не имея через то прочного фронта, будучи поражаемы штыками, не устояли, но удерживаемые задними взводами, не могли избежать большого поражения и только после отчаянного их крика вся кавалерийская колонна обратилась в бегство. Батальон еще некоторое время гнался за кирасирами, когда же они отдалились, произвел по бегущим пальбу, чем и довершено поражение».

Грозные кирасиры, «Hommes de fer»[37 - Железные люди (фр.).], как их называл Наполеон, поддержанные легкой кавалерийской дивизией Брюйера[38 - Жан Пьер Жозеф Брюйер, барон (Jean Pierre Joseph Bruguiere; 1772–1813) – французский военачальник. Дивизионный генерал. Участник революционных и наполеоновских войн.], еще два раза атаковали гвардейские каре и оба раза были отбиты. Эти атаки, в продолжении которых французская кавалерия прекращала стрельбу, были как бы отдыхом для наших гвардейцев, устилавших поле неприятельскими трупами и не терпевших ни малейшего урона от налетов конницы. – «С тех пор», – записывает один из участников боя, – «кавалерия Мюрата не осмеливалась уже больше беспокоить колонн наших и только издали смотрела на место своего пора жени я».

Когда, потерпевшая большой урон, неприятельская кавалерия очистила поле сражения, то ей на смену были двинуты Наполеоном массы пехоты с артиллерией. Наше командование отдало приказание немедленно атаковать показавшегося неприятеля. Первая атака была неудачна; укрепления переходили из рук в руки: то их брали наши солдаты, то их отбивали назад французские егеря… Когда же командир первого батальона нашего полка лично повел его в атаку, приняв командование полком вследствие тяжелого ранения командира полка, имея в резерве 2-ой и 3-й батальоны, от которых, впрочем, остались только небольшие кучки, то французы не выдержали и начали отступать. Командующий полком получил две раны, сначала пулю в локоть, а потом в живот. Изнемогая от ран, этот герой еще долго не оставлял строя и, будучи поддерживаем двумя гренадерами, продолжал отдавать приказания и одобрять солдат. Раны были смертельными и на другой день он скончался…

На этой позиции, облитой кровью наших солдат и офицеров, остатки полка продержались до конца битвы. Деление на роты и батальоны уже не имело смысла, потому что от некоторых рот осталось только несколько человек: это была небольшая группа людей одного полка, людей измученных ожесточенным 13-часовым боем…

Наполеон не обошел левый фланг русской бородинской позиции…

За этот славный Бородинский бой, данный на подступах к Москве, наш полк получил наименование Лейб-Гвардии Московского, заслужив Георгиевские знамена за защиту Первопрестольной. Знаменателен и полковой знак полка: на Андреевском кресте Гвардии – герб города Москвы, Святой Георгий Победоносец, поражающий змея – неприятелей земли русской…[39 - «Часовой» (Брюссель), сент. 1962, № 436. С. 6.]

* * *

В начале Великой Войны, под деревней Тарнавкой, полк очутился в виду артиллерийской позиции неприятеля. Был конец августа, славные дни Бородина. Командир полка Полковник Гальфтер[40 - Виктор Петрович Гальфтер (1868–1951) – военачальник, генерал – лейтенант. Участник русско-японской и Первой мировой войн. Командир Лейб-Гвардии Московского полка. Участник Белого движения. Командир Северной, а позднее Западной добровольческой армии. После окончания Гражданской войны эмигрировал в Великобританию. Жил в Лондоне, был председателем Объединения лейб-гвардии Московского полка, Союза бывших российских военнослужащих в Англии и Союза Русских военных инвалидов в Великобритании. Автор сохранил с ним отношения в эмиграции – в «Записки» вклеен оригинал следующего письма от 28 сентября 1937 г.: «Дорогой Леонид Николаевич!Спасибо Тебе за чудные фотографии. Все еще нахожусь под впечатлением пережитого, сердечного радушного приема всех дорогих родных Московцев и милого Твоего дома. Поцелуй ручку Софье Сергеевне [супруга Л. Кутукова] и передай мой искренний привет. Крепко жму твою руку Искренне расположенный к тебе В. П. Гальфтер»] решил взять приступом неприятельские позиции.

Четыре версты шли цепи под страшным огнем… Коротким штыковым ударом полк ворвался в расположение неприятеля. Офицеры шашками рубили артиллерийскую прислугу, солдаты прикалывали прикованных к пулеметам германских пулеметчиков. Было захвачено 42 орудия. Из них 17 тяжелых, то есть вся артиллерия Германского корпуса Войрша[41 - Мартин Вильгельм Ремус фон Войрш (Martin Wilhelm Remus von Woyrsch; 1847–1920) – германский военачальник. Генерал-фельдмаршал. Во время Первой мировой войны командир корпуса, затем армейской группы «Войрш».].

Но вскоре неприятель перешел в контрнаступление. Германская Гвардия атаковала кольцевой окоп, в котором окопался наш полк, имея в середине своего расположения захваченную артиллерию, два дня шел бой, пока не подошли наши главные силы. Оставшиеся в живых Московцы запели «Боже, Царя Храни». Полк отстоял свои трофеи – 42 орудия. За эти бои выбыло из строя убитыми и ранеными 70 офицеров и свыше 2500 нижних чинов. Так полк показал себя достойным своих бородинских предков.

Затем шли тяжелые бои под Ивангородом, Ломжею, Вильною, Луцком и Тарнополем. Сейчас действующий полк стоит под Ковелем[42 - Бой под Тарнавкой подробно изложен автором в очерке «Стопятидесятилетие лейб-гвардии Московского полка»; см. с. 185–187 настоящего издания.].

Генерал Виктор Петрович Гальфтер. Портрет списан с фотографии А. Земелем

* * *

В гвардейском объединении[43 - Вырезка статьи В. К. Абданк-Коссовского из газеты «Возрождение» (1 апр. 1935) вклеена в «Записки» в этом месте. Над ней сверху от руки приписка: август 1914-го.]

Февральский доклад профессора полковника А. А. Зайцова[44 - Арсений Александрович Зайцов (1889–1954) – военачальник, педагог. Окончил Пажеский корпус и Николаевское инженерное училище. Участник Первой мировой войны. Воевал в Добровольческой армии. Командовал батальоном Лейб-Гвардии Семеновского полка, затем служил в штабе армии генерала П. Н. Врангеля. Вместе с Донским корпусом эвакуировался из Крыма. Жил в Болгарии, с 1924 в Париже. Автор работ по истории военного искусства и истории Гражданской войны.] посвящен был сражению под Люблиным в августе 1914 года.

Изнемогая от потерь, от многодневных, непрерывных боев, 4-я армия отошла к г. Люблину. В стыке между нею и соседнею 5-й армией прорвался X австрийский корпус, перерезавший железнодорожную линию Холм – Люблин. Положение становилось критическим.

К месту прорыва эшелон за эшелоном подходили полки 1-й гвардейской пехотной дивизии. Так разыгрался исторический бой под Владиславовым. По словам австрийцев, на них потрясающее впечатление произвели стремительно шедшие вперед во весь рост, равняясь словно на ученье, цепи великанов. Это шли полки гвардейской Петровской бригады: Преображенский и Семеновский.

X австрийский корпус сильно подался назад. Наступил перелом уже в нашу пользу. Противник, отходя, задержался на сильно укрепленной позиции. Попытка взять ее успеха не имела и стоила нам больших потерь. Не надеясь больше на успех, штаб фронта приказал 26 августа наступление прекратить и укрепляться на занятых позициях.

Но происшедшие в этот день боевые события заставили штаб тотчас же отменить данное распоряжение и отдать приказание о преследовании разбитого противника…

Что же произошло в течение этих нескольких часов? 26 августа лейб-гвардейский Московский полк подучил приказ наступать с вечера на Тарнавские высоты. В этот день занял их подошедший на поддержку австрийцев германский корпус генерала Войрша. Лейб-гвардии Московский полк должен был атаковать противника вечером 26 августа, т. е. в годовщину Бородинского сражения, за отличие в котором он получил, как высшую награду, свое наименование. Офицеры и солдаты полка, овеянные романтикой своей вековой боевой истории, усмотрели в этом совпадении некое предопределение судьбы…

И вот случилось нечто чудесное, чего не найти в анналах военной истории: один лишь пехотный полк, быстрым шагом подойдя к неприятельской позиции, сразу прорвал ее в нескольких местах и захватил артиллерию целого корпуса.

Целую ночь отбивались московцы вместе с подошедшими лейб-гренадерами, в кольцевых окопах, от яростных атак германской пехоты, стремившейся отбить свои батареи.

Утром, 27 августа, лейб-гвардии Финляндский полк, при поддержке Павловского, стремительной атакой пробил широкую брешь в расположении 37-й венгерской дивизии и обошел левый фланг соседнего к югу корпуса Войрша. Противник сразу начал отход, становившийся всё стремительнее, всё беспорядочнее.

В те моменты, когда перед усталыми московцами и лейб-гренадерами немцы очистили окопы и стали отходить, одна из рот скинула фуражки и запела «Спаси Господи». Соседи подхватили. Молитвенные звуки всё ширились, росли. После молитвы из тысячи грудей двинувшихся вперед офицеров и солдат, среди Тарнавских перелесков и холмов, в едином порыве грянул и полился мощный русский национальный гимн…[45 - Отрывок из статьи В. К. Абданк-Коссовского «В гвардейском объединении», «Возрождение», Париж, 1 апр. 1935, № 3589, с. 2.]

* * *

Выговор при собрании офицеров

Сидим мы в Собрании и завтракаем с аппетитом, после целого утра строевых занятий. К столу прислуживают солдаты в длинных белых рубахах без погон, но с полковым знаком, в черных шароварах с красными кантами и в высоких сапогах.

Мы, прапорщики, ютимся все вместе, но уже начинаем осваиваться в непривычной обстановке.

Входит батальонный адъютант штабс-капитан Некрасов 2-й[46 - Сергей Сергеевич Некрасов (1895 —?) – военачальник. Закончил Павловское военное училище. Участник Первой мировой войны в составе Лейб-Гвардии Московского полка. Участник Белого движения. В эмиграции проживал в США.] и говорит:

– Господа офицеры, пожалуйте в классную комнату при оружии, командир батальона просит.

Мы все сгруппировались в комнате. Входит полковник Михайличенко.

– Господа офицеры!.. Вот что, господа, – говорит он, – я получил очень неприятное письмо от капитана 1-го ранга… Подпоручик… выйдите, пожалуйста, вперед. На днях в трамвае вы не потрудились отдать честь капитану 1-го ранга… по уставу, о чем он мне и сообщает. Вы лишь привстали со своего места и отдали честь Штаб-офицеру, полусогнувшись. Мне было очень неприятно получить такое письмо, и я делаю Вам замечание при собрании офицеров. Лейб-гвардии в Московском полку офицеры должны быть безупречны. Следующее Ваше опущение по службе я прикажу отдать в приказе. Господа, вы свободны.

Подпоручик стоял красный как рак. «Я не хотел бы быть на его месте», – подумал я.

Телефонный звонок капитана Дубровы

Целый день ездил сегодня с прапорщиком Гилевичем на его автомобиле, делать визиты однополчанам. Кое-кого заставали, отсутствующим оставляли карточки.

Сегодня у нас дома играют в винт. Мой отец зовет меня к телефону. Подхожу. Удобно разваливаюсь в кресле и говорю: