Комикс про то, чего не было… Часть вторая
Довольно странная, надо сказать, компания отправилась от дворца Каифы: впереди шествовал разодетый в пурпур и золото римский вельможа, державший за руку иудейского оборванца, чей рот ни на секунду не закрывался; за ними понуро брели четыре солдата, выгуливавшие своих не скрывавших удивления коней; а позади шагом тащилась карета с юлиевыми гербами, которую шесть возмущенных идиотизмом ситуации лошадок светлой масти порывались сорвать в галоп, кабы не кучер, тоже мало что понимавший, но по счастью уже хлебнувший из фляжки и потому согласный на все…
Константин сообразил, что психотропное снадобье поможет Аву быстрее справиться с приступом их семейной болезни, если мальчишку при этом еще и разговорить, заставив тем самым от мигрени отвлечься. Ну что ж, он оказался прав. Как всегда. Тем более, что ему и в самом деле нужно было кое о чем Ава расспросить. Будучи опытным переговорщиком, он не стал напрямую допытываться о том, что означает это их загадочное “мы втроем” (или как там сказала Мария – “нас трое”? – Так, кажется…). Разумеется, он понимал, что она не просто так проговорила эту формулу. Константин, как и Каифа, почувствовал, что она вовлекает двух своих добровольных рабов в какую-то хитрую и не факт, что безопасную, игру. И эта игра, когда Ав зажмурился и начал тереть виски, стартовала. Игра, в которой проигравший был заведомо известен. Вернее, был этой бандой назначен. А еще точнее, назначен он был предводительницей шайки. И деваться ему, бедному, было уже некуда.
– И зачем только этот кретин оскорбил Марию?!…
Вряд ли наследник Каифы, проглотивший отравленную приманку, мог предполагать, чем для него закончится безобидная с виду игра. И, главное, когда! Константин интуитивно понял, что того, во что конкретно выльются “мирные” библейские чтения, не знали пока что и сами пираты. Но им уже было известно, что Мария, конечно же, выиграет. Что она просто не может проиграть! И вообще, что все случится “по слову ее”. Это Константин прочел на ее лице. Об уже одержанной победе говорила ее насмешливая гримаса и нехороший блеск в глазах. Улыбка змеи, поймавшей в свои смертоносные, но пока еще не сжавшиеся кольца глупого мышонка. Смертоносные!… Вот оно – слово, которое, увидев, как Ав трет виски, Константин явственно услышал. Почему и поспешил увести оттуда мальчишку, как бы чего худого не случилось прямо там, при Каифе. Это малолетним разбойникам первосвященник мог представляться кем угодно, хоть милым дядюшкой, хоть добрым джинном из детской сказки, но Константин знавал его и под другими личинами.
– Не помню, чтобы я сам вдруг вызвался рассказать тебе про ее секрет.
– Ну как же! Когда мы уезжали из гарнизона… Вспомни! Ты меня еще хотел увести подальше от кареты, чтобы нас никто не услышал. А твой учитель помешал. Как всегда… Деликатный прямо до невозможности… Убил бы гада!
– А-а! Ты об этом…, —
вспомнил Ав, и глаза его ожили. Константин даже в полумраке увидел, как они засветились синим. —
– Мог бы и сам уже догадаться, как она все устраивает. Тут важно – не как, а – почему.
– Не понял…
– А что тут непонятного? Тебе же была дана подсказка.
– Ты о чем?
– Ну, помнишь, Михаэль еще бросил на песок монету, которую Мария ему подарила?
– Помню. И что? Вообще-то говоря, с его стороны – довольно хамская выходка.
– Это уж их дело. Разберутся. А что потом случилось, помнишь?
– Ничего не случилось. Он полез к Гавриилу на козлы, а монету поднял Иосиф. Вот и все.
– Ну а перед тем, как он ее поднял? Разве ничего не происходило?
– Не помню… А что там могло случиться? Мария поднялась, села в карету и мы поехали. Все.
– Вот именно: поднялась! Сам же сказал. Ну так что, – понял?
– Да что, собственно, тут можно понять?!
– Вспоминай глазами! Вернись туда. Почему она поднялась?
– Потому что сидела на корточках.
– Правильно. И?…
– И что-то чертила на песке… Мне так показалось… Меня это тогда еще немного насторожило. Она не смотрела на то, что пишет.
– И очень хорошо, что насторожило. А почему?, – Ав начал проявлять нетерпение.
– Да ты вроде как говорил, что она не умеет читать. И писать, соответственно…
– Ну! – Все правильно. И какой делаешь вывод?
– Пока никакого, – растерялся Константин. – А что же она тогда делала, если не чертила на песке? Я помню, как ты рисовал мне… У озера. Под деревом. Ты мне еще рыбу тогда принес.
– Ничего я тебе не приносил.
– Да не важно!
– И под деревом я с тобой не сидел.
– Как не сидел? Ну ладно. Так вот… Я подумал, что у вас так принято – рисовать на земле. Мы, когда я учился в Афинах, тоже…
– Ничего у нас не принято!, – оборвал его Ав. – Она искала в песке монету. Золотая все-таки…
– Погоди. А какое это имеет отношение к тому, о чем ты собирался мне рассказать?
– Про то, как она заставляет людей видеть в ней того, кого ей хочется?…
– Ну да.
– Господи, да что ж тут непонятного!, – не выдержал Ав. – Как она может заставить что-то сделать того, кого не видит?! Подумай сам.
– То есть…
– То есть она всех нас себе придумывает! Какой ты в самом деле несообразительный!… Нет, она пока еще что-то видит, иначе это давно бы все заметили. Но только очень плохо видит. И поэтому ей приходится додумывать. Фантазировать, как мы выглядим. Точнее, как можем выглядеть. Должны бы… Понимаешь, Мария – фантазерка…
– Ну, это ты можешь мне не рассказывать! Убедился уже. Еще какая выдумщица, скажу тебе!
– Только ведь она не просто фантазирует. Она в это верит. Не задумываясь! Думает, что так оно и есть. А потому все, что она начинает видеть… Как бы тебе сказать… Она ведь не знает, что все это придумывает. В общем все, что она фантазирует, для нее – настоящее. А нашего настоящего для нее просто нет. Она считает, что это как раз мы придумываем себе всякие глупости. Всякое вранье, как ей кажется. Ну, раз она всего этого не видит… Понимаешь, что-то в ней устроено так, что, если в ее мире этого нет, значит этого нет вообще. Зато, если уж она что увидит, даже если этого на самом деле нет…
– И давно это у нее началось?, —
решил сойти с опасной дорожки Константин. Его мозги еще не начали закипать, но он сейчас забеспокоился об Аве, который от возбуждения опять стал задыхаться.
– А вот это – неприличный вопрос. Воспитанные мужчины такого не спрашивают!
– Понятно… Значит, примерно год назад…
– Два, —
смутившись, поправил его Ав. Господи, как же легко было поймать его на крючок!
– Она что же, так рано созрела?
– А что, месячные в десять с половиной лет – это, по-твоему, рано? В Магдале некоторые девочки в этом возрасте уже рожают.
– Ничего себе!
– А чему ты удивляешься? Здесь тебе не Рим. Тут солнце другое. А потом, дядя Иосиф для нас разные упражнения придумывает, чтобы Богу было удобнее с нами разговаривать. Только после некоторых из них какой-то бешеный делаешься и такого хочется, что сказать неприлично.
– Даже так?
– Ага. Три года назад он велел нам представить себя похороненными заживо.
– Он что, совсем рехнулся?! Идиот…
– Почему сразу рехнулся? – Очень, скажу тебе, полезное упражнение. Представь, что тебя завернули в тряпки и закопали в песок.
– Да он точно спятил, этот ваш учитель! Сволочь!…
– Вот зря ты на него злишься. Ты же сам разных философов читал. И вообще, умных уважаешь.
– А при чем здесь умные?
– Так ведь у тебя времени прибавляется, чтобы думать. Разве это не здорово?
– Как это – прибавляется времени?…
– Буквально. Ты ведь только тогда и можешь не спеша о чем-нибудь подумать. По-другому, не как раньше… Если действительно сумеешь представить, что тебя зарыли в темноту. Да тебе просто ничего другого не останется, кроме как умным стать.
– Ты то о муравьях, то… Я уже ничего не понимаю! Откуда время-то берется?
– Так ты же спать перестаешь.
– Как это?
– Ну а как ты себе представляешь – заснуть в могиле?
– Да, в общем, можно, наверное… А почему нет?, – задумался Константин.
– Давай, попробуй, – с сарказмом предложил Ав.
– А что тут такого особенного?
– Да ничего, в общем. Только как ты просыпаться будешь? Не подумал? Заснул себе, красивые сны начал смотреть и…?
– Что – и?
– То самое! Как ты себе представляешь – в могиле проснуться? Ты же с ума сойдешь от ужаса!
– То есть ты хочешь сказать…
– Вот именно! Ты вообще перестаешь спать. Ну, конечно, и бодрствование твое уже не совсем тем становится, к чему ты привык. То есть – совсем не тем, что мы этим словом называем. Собственно, ты больше и не спишь, и не бодрствуешь.
– Но ведь так можно спятить! Траву начать есть…
– Запросто, если не поумнеешь, – спокойно согласился с кузеном Ав. – Вот для того дядя Иосиф нам и нужен, чтобы мы не начали есть траву.
– И что, этот пьяница действительно может кому-то помочь?
– Как видишь, мы живы. И вроде как нормальные…
– Особенно вы с Марией!, – съязвил Константин. – Слушай, —
внезапно сошел он с темы, желая поберечь свои нервы и мозги. —
– А почему бы тебе на ней не жениться? Мне кажется, у нее сейчас такой гон пошел, что ей уже почти все равно, с кем…, – и прикусил язык.
– Как это почему?, —
от неожиданности Ав даже задохнулся. Слава Богу, он не расслышал последней фразы.
– Ну, во-первых, у нее с Михаэлем любовь. Уже давно. А потом…, – замялся он, – мы ведь, получается, родственники. Дети у нас нездоровые будут. А она ужасно хочет ребенка. Каждую ночь меня об этом просит. Прямо с ума сходит и все разрешает… Ты же сказал, что она моя сестра…
– Если быть точнее, – племянница. Но я могу тебя на этот счет успокоить. Дело в том, что род Юлиев делится на две ветви. Одна – сильная, другая – слабая.
– В каком смысле?
– Ну, большинство политиков, деньги и прочее, – это все в сильной.
– Не понял, а мы с тобой – из какой?
– Из сильной.
– А как же дед Марии? Он что?…
– Прадед, – поправил его Константин. – Парадокс, но великий Цезарь – происходит как раз из слабой ветви Юлиев. Он, по сути, является ее единственным заметным представителем. Другие так, мелочь. Но я не об этом. Понимаешь, мы с Марией, конечно же, одного рода. В том смысле, что у нас одно имя, герб и прочее. Но, если говорить о крови, то она тебе никто. Мы родня – только по имени. А кровь в наших жилах течет разная. Кстати, уже были браки…
– Что ж ты раньше молчал?!, – разволновался Ав.
– Да ты вроде не спрашивал, —
опешил Константин. Разговор о “нас трое”, как он понял, откладывается на потом. Ну ладно. Тем более, что уже и к дому подошли. —
– Слушай, – вдруг спохватился он, – А как же она у Каифы вино разливала?
– Кто?
– Да Мария!
– А что такое?
– Она не промахивалась. Ни капли мимо бокалов не пролила.
– Так ты что, действительно не видел?, – изумился Ав. – Ей же мать все время помогала.
Если бы Константин не говорил вчера с Леонтиной, он решил бы, что Ав над ним издевается. А ведь, если честно, он так до сих пор и не был уверен в том, что этот оборвыш с безумными глазами говорит всегда одну лишь правду. Хотя, впрочем, и на вранье пока что пойман не был…
Может, лучше белых коней купить?
– Эх, Марию бы сюда!, —
невольно вырвалось у Ава, когда он огляделся. В доме Константина было решительно все: и вожделенный бассейн, и сказочные растения с хищными живыми цветками, росшие прямо из каменных ваз, и канализация, на которой зеленоглазая колдунья совершенно помешалась. Была здесь даже собственная водонапорная башня. Небольшая, правда, гораздо меньше той, что начали строить, да так и не достроили в Магдале. Даже настоящий фонтан, в мраморной чаше которого плавали ленивые красные рыбы, которых судя по всему здесь никто не ловил, и тот был! Вода в нее узкой струйкой лилась самым бесстыдным образом – из пузатого каменного мальчишки. А на дне чаши, высокомерно безразличные ко всему, в том числе и к неприличному звуку, дремали разноцветные морские звезды. И вся эта сумасшедшая роскошь уместилась в здании, которое было значительно меньше сумрачного дворца Каифы, где ничего такого Ав не приметил! Была в этом доме еще конюшня и даже большой каретный сарай, но Ав уже не пошел их смотреть. Поверил на слово.
– Интересно, а у Ирода во дворце тоже есть фонтан с рыбами?, —
озадачился вдруг странным вопросом мальчишка, и ему почему-то захотелось, чтобы ничего такого там не оказалось. И чтобы, как у Каифы, в царском дворце тоже было темно, громоздко и пахло не так вкусно, как здесь.
Праздничный стол какие-то серебристые тени в непривычных глазу одеждах бесшумно накрывали в комнате, своими размерами ни в какое сравнение не шедшей с помпезным залом собраний, по полу которого в этот самый момент Каифа волок за ухо собственного сына. Ну еще бы! Ведь в том помещении первосвященник иудейский запросто мог рассадить весь синедрион в полном составе, что, кстати, регулярно и проделывал – по четвергам. Конечно, оно было больше. Намного. И все же, несмотря на эту очевидную разницу, подчеркнуто камерный салон ершалаимского особняка Константина, казался просторнее. Воздушнее. – Вот ведь парадокс! Из-за высоченных потолков и бесчисленных светильников наверное. Или из-за множества окон, которые Ав так и не сумел пересчитать, сбившись на четырнадцатом?… И при этом салон был уютнее. Здесь пахло чем-то сладким и невероятно дорогим, но не цветами. Не только цветами. И думать хотелось исключительно о возвышенном.
Совершенно голая мраморная девушка, плевать хотевшая на то, что может способствовать развитию у Ава косоглазия, уводя его от тех самых возвышенных мыслей, преспокойно целовалась с точно таким же, каменным, но только уже не совсем голым римским военным. Непонятно с кем, – он спиной стоял. Но точно не с языческим богом, а судя по одеждам – с самым обыкновенным офицером. Ну, может быть, и не обыкновенным, а чем-нибудь знаменитым. Подойти поближе, чтобы получше его (или ее?) рассмотреть, мальчишка при Константине не решился, хотя очень хотелось. Еще подумает чего… Так что вопрос, почему-то до чрезвычайности интересовавший Ава, – что это был за юноша и как звали его возлюбленную, остался без ответа.
– А ведь и я, наверное, мог бы жить в таком прекрасном доме, —
подумал он, не то, чтобы позавидовав кузену, но с каким-то странным, доселе неведомым ему чувством, проявившем себя непривычным шевелением в горле и под бровями. И тем еще, что захотелось вдруг поскорее, если не прямо сейчас, то и не через двадцать лет стать взрослым, сильным и красивым, как тот полуголый целующийся легионер.
– Как приятно, наверное, быть хозяином такого великолепия. Мария уж точно пришла бы ко мне в гости. Да каждый день ходила бы! Ну, чтобы полюбоваться статуями. Я бы, кстати, еще парочку прикупил. Или затем, чтобы искупаться в моем бассейне. У нее ведь нет такого. И посмотреть на рыб. Да мало ли зачем! Просто так стала бы забегать, потому что ей было бы приятно со мной поговорить о греческой философии и съесть чего-нибудь вкусного…
Неизвестно, о чем задумывались впервые попадавшие в этот рай люди, но Ав, когда Константин привел его к бассейну и порекомендовал немного поплавать перед ужином для возбуждения аппетита, бросив беглый взгляд по сторонам и заприметив под самым потолком маленькие балкончики непонятного назначения, мгновенно сообразил, где бы он устроил наблюдательный пункт, из которого можно было бы безнаказанно подглядывать за купающейся нагишом Марией. Надо ли говорить, что и все последующие его мысли понеслись в том же направлении? Через минуту он уже, морща лоб, сопя и кусая нижнюю губу, разработал пакет хитроумнейших комбинаций, позволяющих Марии, а точнее вынуждающих ее, не потеряв лица, заглядывать в его шикарный дом.
– Как часто? – Да хоть каждый день! И не обязательно за поцелуй. Хотя, почему, собственно?… Если никто не увидит… Что в этом такого? Ну, в общем, как получится… Здесь надо еще кое-что доработать. А главное, нужно сделать так, чтобы она поверила… Нет, стоп, не поверила, а чтобы ей и в голову не пришло, что здесь за ней может кто-нибудь подсматривать. Ну просто вот нет для этого никакой возможности и все тут! То есть никому это вообще не надо. Подумаешь, голая девчонка! Эка невидаль! Тут вон какие статуи есть… В общем, чтобы она плавала себе спокойно, сколько ей влезет, хоть часами! И чувствовала себя при этом счастливой. Чтобы не хотелось отсюда уходить. И, конечно, чтоб немножко завидовала. Ну, может быть не завидовала… Нет, Мария точно будет завидовать! Что, я ее не знаю? Вот только надо бы еще рыб прикупить и в фонтан запустить. А то я там только семь штук насчитал. И чтоб не только красные были… А бывают зеленые рыбы? Ведь есть же, наверное, где-то… Надо будет завтра на базаре посмотреть. А если на базаре нет, значит нужно будет опять съездить в Кесарию. Там точно найдутся! Чего ж им не быть?… Уж больно она зеленый цвет любит! А мальчишку каменного надо убрать, а то Мария смущаться будет. Или пусть себе писает?… А может закрыть ему чем это безобразие, листком каким? Как на греческих статуях. А как закроешь, если он писает?…
Ав всерьез разволновался. Он даже забыл, зачем Константин привел его сюда.
– Теперь главный вопрос. Она же непременно торговаться начнет насчет поцелуев. Вот как пить дать начнет! И, понятно дело, будет изображать из себя недотрогу. Как будто она вовсе не за тем сюда приходит. А просто так – в гости. Проведать… Можно подумать, – я не знаю, что совсем не Михаэль ей снится по ночам. Когда она ложится спать без рубашки. И почему по утрам она не хочет мне в глаза смотреть. И краснеет так, что… Значит, все-таки начнет ломаться?… – Ну а как? – Обязательно начнет. Само собой… Ну и пусть себе ломается! Она же – девчонка, а девчонкам положено ломаться и строить из себя неизвестно что. Только я все равно буду с ней великодушным. Выше всех этих детских глупостей. И терпеливым. Как политик. Или как это лучше сказать – как политический деятель? Ну, в общем, как Константин. А при чем здесь вообще политика? И в самом деле – при чем? – Да при том, что только настоящий политик может позволить себе такой роскошный дворец. – Вот при чем.
Должно быть давала о себе знать недавняя мигрень. Она не ослепила Ава и не наградила его страшной болью, но окончательно не ушла. И сделала его мысли какими-то мелкими. Да – приземленными, но зато видимыми. Он действительно видел сейчас все то, о чем продолжал вещать в его голове чей-то голос. И этот голос был странным образом похож на голос Иосифа.
– А еще он будет с Марией заботливым. И щедрым, —
уверял кого-то Иосиф, избегая называть имя того, о ком говорил в третьем лице. Ав при этом прекрасно понимал, что говорит все это он сам и говорит, конечно же, о себе.
– Ужасно щедрым он будет. Прямо как царь какой! А что – цари разве щедрые?… Ну неважно, какие там цари, может они и скупые. А вот он зато будет щедрым. Цветы там всякие, бусы коралловые ей станет дарить… И обязательно будет следить за тем, чтобы в доме всегда были халва и пирожки с абрикосами. И, конечно, он будет с ней очень нежным. Не как Михаэль… Но при этом совсем не будет задаваться… Подумаешь, у нее теперь свои кони… Да он себе в сто раз лучших купит! Сразу шесть… А чего шесть? – Восемь коней купит!… И чтобы все как один черные были! А почему черные? Может, лучше белых купить? Нет, черные ко всему подходят! Точно, черных. Или?… В общем, какие будут на базаре…
Ав вдруг вспомнил, зачем он здесь. А хочет ли он искупаться?
Походил вокруг бассейна, но так и не решился залезть в воду, потому как его слегка мутило и голова была нехорошая. Да и вообще он вдруг почувствовал, что здорово устал.
Что он сказал Константину? – Ах да, что хочет побыть один и побродить немного по дому, привыкая… Непонятно, к чему он залепил это глупое “привыкая”.
Ав отправился изучать дом и, естественно, заблудился. Долго искал выход. Такое с ним случалось постоянно. Он вообще плохо ориентировался. Но не испугался. И про бассейн не забыл. Про то, где надо сделать наблюдательный пункт. А еще он помнил, что его ждут к ужину. Вот когда помогла врожденная сообразительность: он понял, что правильнее всего – просто пойти на запах съестного. Тем более, что он уже и без всякого купания чувствовал голод и поэтому обоняние обострилось.
– А, собственно, что он ел сегодня кроме хурмы? Будь она неладна…, —
пробурчал в его голове Иосиф.
Ну конечно, проголодался он еще у Каифы. Когда принесли мясо, на которое Михаэль накинулся так, будто его три дня не кормили. А у Ава, глядя, как Михаэль пожирает мясо, слюнки потекли. Но Мария тогда затеяла эту дурацкую игру и пришлось смываться.
– Молодец все-таки Константин – сообразил. Господи, какая же она глупая! Вот ведь дурища. Как маленькая в самом деле. Ну почему мать не объяснит ей, что так нельзя себя вести? Что пора бы уже повзрослеть. Ребенка она хочет! Сама как ребенок…
Нестерпимо вкусно пахло жареным фазаном, и Ав давно бы уже оказался на кухне, где наверняка встретил людей, знающих в этом доме все ходы и выходы. Он, собственно, уже к кухне и подошел, да застрял буквально в двух шагах от нее. В коридоре. Встал как вкопанный. Как дурак последний! И простоял так минут десять с выпученными глазами, глядя в никуда. А все потому, что его вдруг осенило! Он понял, наконец, чем оборудует свой бассейн: – он установит там два больших зеркала. Да, именно! Можно, конечно, и три, но это уже лишнее. И так все будет видно. Одно зеркало он повесит на стене, у самой воды, а другое – прикрепит на потолке, возле одного из тех непонятных балкончиков. Эх, если бы Михаэль медную пластину, которую они вместе отдраили до зеркального блеска, прибил не рядом с кроватью, как просила Мария, а поближе к окну, он ни за что не свалился бы тогда с оливы!…
– Да, и вот что: зеркало, которое будет на стене, нужно закрепить намертво. Обязательно сам все проверю. А то мало ли… Чтоб оно висело крепко и Мария не могла его развернуть. А то она вечно все переставляет… Ох ты Господи!… Вот беда! Все пропало… Зеркало ведь будет запотевать!… Как я раньше не подумал об этом, идиот?! Как же теперь быть? Какой все-таки неудобный этот бассейн! Так, спокойно… Надо начертить на пергаменте его точный план и ночью все хорошенько обмозговать. Главное: правильно рассчитать угол. Господи, как тяжело быть богатым!…
Ну и о чем ты плачешь, лиса рыжая?
Спасенный поваром Ав, войдя в салон в одно мгновение забыл и про Марию, и про архитектурные коварства “этого невозможного” бассейна. И вовсе не потому, что фазан уже дымился на столе, вино кроваво мерцало в хрустале и вообще здесь было много таких вкусностей, которые Ав видел раньше только на картинках в греческих книжках. А потому, что кузен был в салоне не один. Ему прислуживали две девушки, – рабыни, – как сразу определил Ав, хотя рабынь он раньше не видел. В Магдале ведь ни у кого не было рабов. Сами как рабы. Все нищие и несчастные. Ну, по сравнению с Константином, а теперь уже и с Авом – точно нищие. В общем, непонятно, почему Ав решил, что это были рабыни. А кто еще?…
Одной из девчонок, той, что посмуглее, родом, вероятно, из Африки, было никак не больше четырнадцати, то есть она была ровесницей Ава. Другая – высокая и худенькая, с печальными глазами – была намного старше. Уже совсем взрослая женщина. На вид Ав дал ей шестнадцать и не удивился бы, если бы Константин вдруг сказал, что ей все семнадцать. В общем, уже совсем старая. Поэтому та, черненькая, ему больше понравилась. Да и по росту она ему больше подходила.
Обе девушки были не просто красивы, а красивы до головокружения! Однако, не их красота отбила у Ава память и способность трезво рассуждать, причем сразу, как только он сюда вошел. А их диковинный наряд. Вернее отсутствие такового. То есть нет, девчонки формально были во что-то одеты. А как иначе? Но сказать, что их плетеные хитоны что-то скрывали, было решительно невозможно. И при этом ни та, ни другая не испытывала от этого портновского ляпа каких-либо неудобств. Напротив, обе они были веселы, раскованы и, вообще, чувствовали себя не как рабыни.
– Интересно, а как должны чувствовать себя рабыни?, —
озадачил себя вопросом Ав и совершенно потерялся, ведь раньше он об этом не задумывался, а тут… —
– Ну, несчастными, наверное, должны себя чувствовать, ведь их силой заставляют…
Нет, служанки несчастными не выглядели. Было непохоже, чтобы кто-нибудь заставлял их делать то, чего они не хотели бы сами. Ну, там, ходить перед Константином почти голыми и садиться к нему на колени, делая вид, что они как будто и не страдают вовсе, а что им это даже приятно! Тут еще и Ав будет теперь бесплатно на них смотреть…
– А с чего ты взял, что они рабыни?, —
поинтересовался Иосиф.
– Ну а кто? – В общем, неважно!, – ответил Ав воображаемому раввину. – Не о том разговор!
– А о чем, собственно?…, – не унимался Иосиф.