Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны

Эмма Голдман отказалась ответить на вопрос, анархистка ли она. Но иммиграционный инспектор заявил, что она, бесспорно, принадлежит к анархистам. Его свидетельства оказалось достаточно. Теперь ее можно было высылать. Но как? Гувер договорился с военным министерством, что Голдман и остальных опасных леваков вывезет из страны военно-транспортное судно.

Вечером 20 декабря при большом стечении журналистов на борт старого парохода погрузили двести сорок девять иностранцев-анархистов и отправили в Россию. Всех обвиняли, говоря современным языком, в терроризме. Американская печать именовала их анархистами. Среди изгнанных из Америки был пятьдесят один анархист, еще сто восемьдесят четыре входили в Союз русских рабочих, остальные четырнадцать были иностранцами, от которых решили избавиться.

Гувер начал свою войну.

Вечером 7 ноября 1919 года, в день второй годовщины Октябрьской революции в России, которую американские левые тоже намеревались широко отпраздновать, по всей стране провели настоящие рейды. С помощью полиции в восемь вечера сотрудники ФБР заняли штаб-квартиру Союза русских рабочих и задержали там две сотни человек. В общей сложности арестовали тысячу сто восемьдесят два человека. Министр юстиции торжественно заявил, что коммунистический заговор против Америки сорван.

30 декабря 1919 года недавно избранный генеральным секретарем компартии США Чарлз Эмиль Рутенберг обедал в компании семерых самых близких соратников. Один из них был осведомителем. Он позднее доложил, что Рутенберг опасается новых арестов, потому что, если он окажется за решеткой, партия либо уйдет в подполье, либо погибнет.

Гувер распорядился составить полный список членов компартии, чтобы разом с ней покончить. Министр труда обещал ему подписать три тысячи ордеров на арест. Самая массовая в истории Соединенных Штатов облава началась в девять вечера в пятницу 3 января 1920 года. За вечер пятницы и утро субботы арестовали две тысячи пятьсот восемьдесят пять человек. На следующей неделе аресты продолжились. Иногда задерживали и без ордеров, поэтому невозможно точно установить, скольких тогда взяли.

Глава партии Чарлз Рутенберг и несколько его ближайших соратников ушли в подполье. Компартия практически перестала быть действующей силой. К среде 7 января 1920 года больше пяти тысяч арестованных заполнили тюремные камеры. Тюрьмы Чикаго не вмещали всех арестованных. В Детройте восемьсот арестованных толпились в коридорах полицейского управления.

Министр юстиции Палмер объяснил причину массовых арестов:

– Что бы произошло с Соединенными Штатами, если бы эти радикалы-иностранцы получили возможность реализовать идеи коммунистической партии? У нас воцарились бы жестокость и террор большевистской тирании.

В общей антикоммунистической атмосфере палата представителей конгресса США проголосовала против того, чтобы единственный социалист-конгрессмен занял свое место в Капитолии. Городское собрание Нью-Йорка исключило из своего состава пятерых депутатов-социалистов.

Эдгар Гувер купался в лучах славы. Его знала вся страна. Его цитировали как высший авторитет. Он неустанно трудился над созданием своей репутации главного борца с коммунизмом. Доказывал, что все плохое в стране – от подкладывания бомб до стачек – тайные интриги Кремля. Предупреждал, что коммунисты создают тайные боевые группы в соседней Мексике, переправляют в США оружие и сами переходят границу, чтобы поднять революцию среди негров Юга.

Но Гувер торжествовал недолго. Стало ясно, чем демократическое государство, где действует власть закона, отличается от тоталитарного режима. В стране поднялся протест против облав. Прокурор Филадельфии Фрэнсис Фишер Кэйн обратился с открытым письмом к президенту: «Я решительно возражаю против массовых облав на иностранцев, которые проходят по всей стране. Такие операции не имеют смысла и ведут к нарушению закона».

Федеральный судья в Бостоне Джордж Андерсон потребовал открытого и главного судебного разбирательства:

– Мы вели войну ради демократии в мире, а сегодня реальная демократия под угрозой в самой Америке. Те же люди и те же газеты, которые два года придумывали мнимые немецкие заговоры, теперь пугают нас «красным террором». Я не говорю, что не может быть бомбистов. Есть красные. Возможно, они представляют опасность. Но они и вполовину не так опасны, как псевдопатриоты. Американцы, которые верят в закон, порядок, свободу, право других иметь свои взгляды по политическим и религиозным проблемам, не выставляют напоказ себя и свой патриотизм. Они слишком уважают страну и патриотизм, чтобы компрометировать эти прекрасные слова, как это делают некоторые люди ради собственной политической выгоды.

На следующий день в бостонский суд была подана жалоба от имени арестованных. Судья Андерсон принял ее к рассмотрению и решил сам вести процесс.

Министр юстиции Палмер, намеревавшийся выставить свою кандидатуру в президенты, не желал быть похороненным этим делом и поручил его Эдгару Гуверу. Утром 7 апреля 1920 года Гувер прибыл в спальном вагоне в Бостон.

Интересы арестованных представлял молодой гарвардский юрист Феликс Франкфуртер, будущий член Верховного суда. Он представил суду телеграмму из Вашингтона с приказом хватать всех подозрительных, собирать все улики и обо всем докладывать лично Гуверу.

Он спросил старшего агента ФБР в Новой Англии Джорджа Келлехера:

– Не означает ли это, что все схваченные вами люди были арестованы без ордера?

– Да, это так, – признал подчиненный Гувера.

Судья сам допросил бостонского комиссара по делам иммиграции Генри Скеффингтона:

– Можете ли вы назвать закон, на основании которого агенты министерства юстиции имеют право проводить аресты?

– Нет, ваша честь.

Судья освободил арестованных под залог, записав в решении: «Это дело было организовано в соответствии с модной теорией – сначала повесь, потом суди…»

В окончательном приговоре он назвал действия ФБР незаконными и неконституционными: «Правительство разрушает доверие и уверенность людей, сеет ненависть. Толпа есть толпа, вне зависимости от того, из кого она состоит – из правительственных чиновников, которые исполнят инструкции министерства юстиции, или из бандитов».

В Вашингтоне Эдгара Гувера подстерегала новая неприятность. Заместитель министра труда Луис Пост, отвечавший за иммиграцию, распорядился отпустить тысячу четыреста иностранцев, арестованных в ходе полицейских рейдов. Он был либералом и убедился в том, что в трех из четырех случаев ФБР просто нарушило закон. Задержанные даже не были членами компартии, они оказались на мероприятиях партии из чистого любопытства или вообще были схвачены по ошибке. Заместитель министра также освободил тех, кого лишили юридической помощи после ареста или против кого использовались доказательства, полученные незаконным путем.

Гувер перешел в контратаку. Он составил досье на Луиса Поста, выявив его связи с левыми, и разослал членам конгресса. Так появилось новое явление в американской политической жизни: политическая слежка за противниками.

Министр юстиции Палмер бросился за помощью к президенту. 14 апреля 1920 года состоялось первое за семь месяцев заседание правительства. В десять утра Палмер пришел в Белый дом, поднялся в кабинет Вильсона и увидел умирающего человека. Президент Вильсон не мог ходить без чужой помощи. Его мысли путались, говорил он с трудом. Он плохо представлял себе, какую бурную деятельность развернул министр юстиции в борьбе с красными.

Палмер бил тревогу: стране угрожает революция, кризис создал заместитель министра Луис Пост и его нужно уволить из правительства. Предупредил, что на майские дни намечена террористическая атака на видных руководителей страны. Правоохранительные силы подняли по тревоге. Но Первомай прошел спокойно.

7 мая заместитель министра труда Пост предстал перед конгрессменами. В зале заседаний присутствовал и Эдгар Гувер. Луис Пост методично ответил на все обвинения и разъяснил свою позицию:

– Ни один из задержанных не обвиняется в попытке свергнуть правительство. И даже самый последний и презираемый иностранец имеет право на соблюдение закона. Арест без ордера, выколачивание показаний – это не американский путь.

Конгрессмены с ним согласились. Теперь уже они потребовали ответа от министра юстиции. Тем временем двенадцать видных юристов 28 мая 1920 года опубликовали совместное заключение, в котором обвинили Палмера и Гувера в нарушении священных конституционных принципов.

Приближался съезд Демократической партии. У Митчела Палмера были все шансы на выдвижение кандидатом в президенты. Если Палмер становится хозяином Белого дома, понимал Гувер, ему перейдет освободившееся кресло министра юстиции.

Гувер приехал на съезд поддержать шефа. Он вместе с другими чиновниками с волнением наблюдал за голосованием. Но Митчел Палмер не прошел. Его репутация была подорвана обвинениями в беззаконии. Многообещающая политическая карьера завершилась.

Гувер хотел разом изъять из американской жизни тысячи радикалов, но не сумел. Он пришел к выводу, что правоохранительные органы слишком слабы и не способны защитить Америку. Только секретные службы спасут страну.

После полудня в четверг 16 сентября 1920 года на Манхэттене взорвался фургон. Бомбу заложили в самом центре американского капитализма. Было время обеденного перерыва, и сотни людей находились на улице. Погибли тридцать восемь человек, больше четырехсот были ранены. Это был самый кровавый теракт в истории Америки – до появления Усамы бен Ладена.

Руководители Федерального бюро расследований клялись:

– Мы достанем преступников.

На самом деле сотрудники бюро не знали, кто это сделал. Могли только предполагать, что это дело рук анархистов.

По почте распространялись листовки: «Освободите всех политических заключенных, или все будете убиты». Подпись: американские анархисты-воины. Они обещали отомстить за Николу Сакко и Бартоломео Ванцетти.

В Советском Союзе именем этих двоих американцев назвали карандашную фабрику. Но мало кто помнит обстоятельства этой громкой истории.

Похищение автомобиля марки «Бьюик» 23 ноября 1919 года, последовавшая через месяц попытка ограбления в Бриджуотере, убийство с целью ограбления кассира обувной фабрики «Слейтер и Морилл» в апреле следующего года, арест подозреваемых в этих преступлениях двух итальянских иммигрантов – Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти – все эти события вошли в историю.

Обвиняемые были обречены с того самого момента, как полицейский Конноли арестовал их в трамвае. Ни суд присяжных, в котором юристы справедливо видят важнейшую гарантию здравого приговора, ни состязательная система судопроизводства, открывающая равные возможности обвинению и защите в смысле предоставления доказательств и изложения своих аргументов, не могли тогда обеспечить беспристрастного разбирательства.

Бостонцы, ведущие свое происхождение от первых поселенцев, приплывших в Америку на «Мэйфлауэре», остались довольны итогом процесса. Единое мнение белого общества, не стесняясь, выразил старшина присяжных:

– Сакко и Ванцетти так или иначе следовало повесить.

Тогдашний губернатор штата Фуллер видел задачу в том, чтобы «распять всю стаю анархистов и большевиков». Сакко и Ванцетти судили за то, что они анархисты и иностранцы.

Добропорядочные граждане со скамьи присяжных с подозрением взирали на подсудимых. Недавно переселившиеся из Италии и неважно говорившие по-английски, они словно иллюстрировали твердое убеждение общества в том, что красные смутьяны – инородцы, от них и проистекают все беды. Слепая ненависть к чужакам и была мощным двигателем процесса, который после всех долгих юридических процедур окончился казнью Сакко и Ванцетти 23 августа 1927 года.

«Штат Массачусетс, – писал тогда американский писатель Майкл Голд, – корчится в тисках страха, жажды крови, ярой ненависти. Бостон потерял голову. Его колотит лихорадка возбуждения и страха. Он вскакивает, как испуганный кот, при малейшем шорохе. Перед газетными стендами с последними новостями не убывают толпы. Читают выпускаемые каждый час бюллетени о деле Сакко и Ванцетти. Вы не услышите слова сочувствия. Сочувствующие запуганы, подобно чудаку-северянину, оказавшемуся среди южан, линчующих какого-нибудь несчастного негра. Приглушенный шепот, невнятное бормотание, злобный рокот безликой толпы: «Убить их!»

Убили. Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти, рабочие по социальной принадлежности, анархисты по политическим взглядам, были казнены на электрическом стуле. Антикоммунистические настроения американцев повлияли на отношение к отправке войск на российский Дальний Восток. Президент Вильсон послал в Россию в общей сложности четырнадцать тысяч американских солдат. Пожалуй, можно сказать, что это была первая война Америки против коммунизма.