По справедливости сказано будет, эти люди также промышляли мелким воровством, брали то, что, как уже было сказано, лежит плохо.
Но, естественно, в тюрьму их никто не сажал, да и до суда дело не доходило, жители улицы сидели в изоляторах около трех суток. Ибо держать их не было смысла. Они никогда ни в чем не признавались. А ограбленные всегда путались, ни одного ясного ответа не было.
Выходя на свободу, бездомные снова возвращались обратно, и все начиналось сначала. Порочный круг.
Который все-таки будет разорван.
А часовой-Люба при этих арестах крайних не упускала возможности побранить ненавистных ей жуликов:
«А-а-а, ироды проклятые, вот теперь получите свое. В тюрьму их, в тюрьму, жуликов поганых».
Антон поднялся на свой этаж по лестнице, прошел по общему коридору, подошел к своей двери.
Вообще, это общежитие напоминало дом коммунального типа, но почему-то считалось общежитием.
Антон постучал в дверь.
У порога его, как всегда, встречала любимая бабушка.
– Сынок вернулся! Антоша, родненький, здравствуй.
– Привет, бабуль.
– Ну проходи, чего стоишь на пороге, поди устал?
– Валюсь с ног, – ответил Антон.
– Ты как, все хорошо?
– Да слава богу, на здоровье не жалуюсь, – ответила бабушка. –
Давай отдохни немного, сынок, да поешь. Я плов сварила.
Твой любимый, – сказала бабушка.
– Хорошо. Ну как день провела? – спросил Антон.
– Да намаялась немного.
Сегодня ходила в городскую администрацию, пыталась выхлопотать помощь денежную, а то нам тяжело же, все деньги на лекарства уходят, – сказала бабушка.
– И что ответили? – спросил Антон.
– Сказали, чтоб документы я собрала. Написали, какие надо, там целый список.
Даже не знай, хватит ли у меня сил все это собрать, – ответила бабушка.
– Все будет нормально, бабуль, соберем как-нибудь.
Антон тяжело покашлял.
– Ой, Антоша, боюсь я за тебя, как ты кашляешь, прям сердце сразу замирает. Ох, как боюсь. В больницу бы тебе надо, доктору показаться, – сказала бабушка.
– Время будет, покажусь.
Да я же лекарства покупаю, принимаю их в назначенное доктором время.
Так что если я пойду к нему, он мне просто посоветует увеличить дозу, – ответил Антон.
– Все равно боюсь, Антоша, боюсь.
– Не бойся.
А после что ты делала, где была? – спросил Антон.
– Потом пошла в аптеку, лекарства для глаз купить.
У бабушки Антона были больные глаза, было все как-то мутно. Но очки на людях она стеснялась надевать. У бабушки, так же как и у Антона, большая часть пенсии уходила на лекарства, при том она страдала головными болями.
Так что остававшихся денег едва хватало на жизнь. Поэтому бабушка пыталась оформить дополнительные средства.
Вся их одежда была подарена соседями, кроме обуви, и то обувь они брали также поношенную в какой-то лавке или у старушек, продававших всякое тряпье около городского рынка.
Конечно, жизнь Антона и его бабушки была незавидна, но они никогда никому ни жаловались. «Вместе мы все вынесем», – так они часто говорили друг другу.
– Потом я встретила фабричную подружку. Мы поболтали, потом потихоньку пошла домой, – ответила бабушка.
– Послушай, бабуль, ты не должна ходить пешком до дома, наверно, и к начальству ходила пешком, – сказал Антон.
– Да, пешком. Здесь же недалеко. Антоша, зачем мне тратить деньги на транспорт?
Ноги у меня еще пока крепкие, – сказала бабушка. –
Ладно, иди ешь, дорогой.
Антон сел за стол. Бабушка заботливо наложила ему плова с тушенкой. Он стал его жадно поглощать.
Поев, Антон лег на кровать и стал задумчиво поглядывать в потолок. Бабушка села читать книгу писателя Бунина. Когда она читала, надевала очки, которыми пользовалась только дома.
Пробил какой-то час. У них были старинные часы, которые били курантами, это были единственные часы в доме. А когда они ломались, время для Антона и бабушки просто останавливалось. Их было кому подчинить, в соседнем подъезде жил Федька-злотый.
Так его прозвали за золотые руки, но пьяница был страшный. Все делал за бутылку.
Но для бабушки Антона из уважения к ней, а уважение к людям он испытывал, часы ремонтировал бесплатно. Правда, ремонта часов приходилось ждать долго, мастер мог быть дни напролет в запое.
Бой курантов отвлек Антона от его размышлений. Он повернул голову к стене, на которой висели часы. Часы умолкли. Он оглядел всю серую, облезлую стену. Потом опустил взгляд на покосившуюся тумбочку. На ней лежала затертая салфетка, лежала какая-то старинная шкатулка, почерневшая от времени, откуда взялась она, Антон не знал, да и не интересовался, потому что очень редко замечал.
А еще на тумбочке стояла рамка с фотографией, на которой были запечатлены его родители.