На каждый белый волос и морщину.
Мы здесь состарились, ты помнишь, здесь скатилися с вершин
В столь непроглядную, дремучую лощину.
Лощину уставшей седой квартиры,
Где годы дождем затекли в мешок.
-А хорошо ли мы жизнь прожили?
-Жили.
Значит, уже хорошо.
Никудышный мим
Скажи мне, Нина,
Чем не действующая мина
Особенна в минном поле?
Она – пробоина грядки смерти?
Или она – в безжизненной тверди
Облегчение чей-то доли?
Послушай, Нина,
Если похитить картину,
А деньгами приют обеспечить,
Ты, верно, станешь преступником,
(Да, непременно, преступником!)
Но преступником человечным?
Больно или легко,
Не думая ни о ком,
Одиноко шагать в толпе?
Стыдно, глупо и аморально
Или, в действительности, нормально
Гвозди дергать в чужой судьбе?
Знаешь, Нина, ночами
Оттого на душе печально,
Что вопросами я томим.
Знаешь, Нина…
Если жизнь – пантомима,
То я никудышный мим.
Продрогший ёжик
Заходился в песне ветер,
Кожу покрывала рябь.
На земле красивых сплетен
Ёжик некрасиво зяб.
Ночью, что в лесу густа,
Спал в ногах сосны кудрявой,
Без подушки, с одеялом
В виде чахлого листа.
Грустно дрожа, шагал по тропинке.
Ведь в детстве ему объяснила мать:
Сотня игл на серой спинке
Мешает ежика обнимать.
Он мёрз и грезил о кусочке тепла.
Но вдруг увидал среди чащи зеленой,
Пушистые лапы у костерка
Под елочкой грел котёнок.