Качалка

– Креатин с гормоном роста, – ухмыльнулся Глеб. – Это тебе бы не помешало. А то реально одни косточки. Ты потому и не замужем – костьмигремелок даже такие как я не любят.

– Ну-ну-ну! – Фитоняшка обиженно выпятила нижнюю губу. – Выбирай выражения, когда с дамой разговариваешь. Я ведь мясо не качаю.

– Ну да, – послышался низкий женский голос из-за спины Глеба.

Парень обернулся, увидел пышнотелую молодую женщину. Она была в легком спортивном костюме, и, судя по выражению лица и тяжелому дыханию, была не в духе и уже подуставшей.

Подружка Иришки по мере приближения этой агрессивной особы менялась в лице. А когда она приблизилась к ним, метнулась к первому попавшемуся тренажеру.

– Ты не качаешь мясо. – Спокойно, но с потаенной обидой выдохнула женщина в лицо Манукаде. – Ты его откачиваешь.

– И тебе бы тоже самое посоветовала.

– Вот только это ты и умеешь – советовать! – не унималась пышка. – А надо не советовать, а помогать делать.

– Чего же тебе никто не поможет?! – с холодной яростью парировала Иришка. – Неужели никому не нравится общаться с…

– Иришка, – Глеб положил обе руки на плечи Манукаде, отвел ее в сторонку. – Чего ты так! Лояльнее надо быть. Ты в культурном заведении. И Любка тебя не так уж обижает.

– Вот, – резко оттолкнув парня, Ирина показала неа него пальцем: – Вот, только дитя освенцима тебя уважает! Сарделечка!

Любка, недолго думая, подошла к Манукаде, попутно оттолкнув Глеба, тщетно преграждающего ей дорогу. Взяв фитоняшку двумя пальцами за рукав топика, пробасила: – Слушай, ты-то на себя в зеркало смотрела?! Тебя разделать – как нехрен делать! Давай, не выводи меня, ладно?

– А это кто кого? – как можно тише, уже почти без злости буркнула Иришка, аккуратно убирая руку Любки. – Я тебя вообще не знаю и не трогаю.

– Ну вот не знай и не трогай. В твоих же интересах.

Подождав, пока пышка удалится и снова усядется на велоэргометр, Иришка ядовито усмехнулась Глебу: – Вот, вам нужно обменяться диетами, и всё у вас будет вау-вау.

– Че ты такая злая, Ириш? – парень с деланой нежностью взял фитоняшку за руку. – Я почти такой же тощий как и ты – и то вот, вишь какой добрый. Даже от пышки тебя защищаю.

– Спасибо! Я в следующий раз сама, можно?!

– Боюсь, в следующий раз язычок тебе не поможет… Она ведь рукопашкой занималась.

– Да-да, – за спиной Глеба снова появилась Любка. – Выведешь меня из себя – по стенке размажу. При всех! Хотя, что там размазывать – одни кости.

– А двоих? – крикнула подруга Манукады, слезая с тренажера.

– Двоих тоже, но не легко, – недолго подумав, ответила Любка. – У тебя вроде как не одни кости.

– А у Иришки…

– Да, – мягко перебила пышка. – Да, у нее одни кости. Мясцо откачала, один суповой набор остался. Ой, нет-нет. Еще желчь. Да, желчи больше чем крови. Будет чего размазывать.

– Ирка, – подруга, нервничая и немного заикаясь, спешно подошла к Иришке, отвела ее в сторонку, на ушко прошептала: – Давай ее счас вдвоем отлупим?..

– Не надо. – Манукада ответила громко и с презрением, чтобы видела и слышала Любка.

– Не надо. Пожалуйста! – с притворной боязнью взмолилась пышка. – Ой, спасибо, суповой набор! А я уж стою-теряюсь!

Иришка с подругой агрессивно смотрели вслед Любке, пока та не подошла к стойке со штангой.

Глеб наблюдал за женщинами, стоя чуть поодаль, изредка оглядываясь на тренирующихся. Увидев, как в зал входит Вован, он побежал к нему на встречу. Обменявшись рукопожатием и теплым приветствием с коллегой, он рассказал ему о недавнем разговоре с Санычем. Затем спросил: – Вовчик, а чё ты уже два месяца тренишь – а результата ноль?

– А ты? – мягко отчеканил Вовчик.

– Я и сам по себе, и не дезю. А ты – на курсе… Нет, ты только мне не трынди, что не так. Я ведь знаю, кто начинает заниматься с Аскольдом, тот обязательно подсаживается.

– Ну, Аскольд сказал мне сделать базу без "химии". Вот я и треню. Вообще, анаболики не так опасны, если грамотно дезить. А чтобы без анаболиков больше массы и силы сохранялось, надо больше набрать ее в натурашку. Это мне тоже Аскольд сказал. Так что ты с Санычем трень, пока позвоночник не рассыпется. Не пожалеешь. Или ты тоже собираешься соревноваться?

– Нет. Я для себя.

– Ну, раз для себя, тогда фигачь с Санычем, пока он те в ладошки не похлопает. Ладно, пойду я…

– Погоди-погоди, – Глеб дернул за руку Вована, который направился к пек-дек-тренажеру. – Ты смотри, – Украдкой кивнув в сторону подруги Манукады, друг Вована расплылся в широкой улыбке. – Не хочет тебя видеть. Убегает на тренажер.

– Да нет. Она просто серьезная. Позавчерась сидели с ней в "Бизе", так даже ни грамма не потребила. Даже, блин, поговорить цивильно не получилось.

– А чего ты за ней вьешься, Вовик? Она ведь – тоже самое, что Манукада. Только что выглядит лучше и трещит меньше. У нее цели те же – быть топовой, везде сувать фэйс. Она даже сюда в качалку за сто километров ездит – чтобы качаться в брендовой качалке. В качалке под "Паддингом"!

– Ну, мне Аскольд сказал: чтобы нравится дяде Палычу, надо быть лицом своего коллектива. А мужское лицо – это, в первую очередь, котирование у прекрасного пола… Дядя Палыч – это Валентин Павлович. Гуманоид.

– Это я понял, – без энтузиазма и не сразу ответил Глеб. – Ну, с этого и начинаются победы. Победа гендерная стимулирует к тренингу, к одержимости победы физической… Ну, как-то так, да?

6

Войдя в кабинет главного механика, Яков поздоровался, пожелал Василию Кузьмичу приятного аппетита. Кузьмич учтиво кивнул, положил в тарелку вилку с корнишоном, который собирался надкусить. Указал рабочему на стул рядом со столом.

Главный механик предпочитал обедать прямо за своим рабочим столом. Обед носил в дипломате, который, собственно, и носил ради обеда.

– Здрасьте еще раз, Кузьмич. – Присев на стул, Яков щелкнул по стакану с чаем: – Прямо как пивко, Кузьмич, а?

– Да. Как пивко. Хош, на, – механик подвинул слесарю коробку с пакетиками "липтона", – заваривай. Вареньице будешь?

– Нет, Василий Кузьмич, благодарю. Как-то не хочется.

– Да, у вас там всё как надо быть – и вареньице, и чаек. Или у тебя режим – колеса, молоко, мясцо, яйки? Чего лыбишься, ты вроде как качаться ходишь…

– Дык я ж и традиции не нарушаю. У нас вторник, четверг, суббота – треня, а пятница – как положено, праздник.

– И после пьяной пятницы – треня? Ты чё, самоубийца?

– Нет. У меня ведь и там, и там – по чуть-чуточки. А треня в субботу просто так, велосипедик, мешочек, потом поплаваю чуток. И все выходные так здоровски отдыхается. – Поняв по лицу Кузьмича, хрустящего огурцом, что тот его не особо слушает, Яков побегал глазами по углам кабинета, суетливо потер ладони. – Ладно, Кузьмич, еще раз те приятно естьки, я апасля зайду.

– Нет, нет, Яшка. погоди. Чайку все ж себе налей… Разговор у нас серьезный и долгий.

– Во как! – Суетливый слесарь чуть не подпрыгнул на стуле. – Я даже ума не приложу, дискуссия на какую тему?