– Бутафория, подделка, пшик. Как твои бабочки или пальмы.
– Какая же они подделка? – не поверила Саша. – Они живые, летают.
– Ну, не подделка. Даже не знаю, как тебе объяснить. – Черныш помолчал. – Сначала было нечто. Потом кто-то придумал и слепил из него деревья, но запас их жизненных сил оказался небольшим, и они опять превращаются в нечто.
– В серую мочалку? – вспомнил Мишка.
– В какую еще мочалку? – недоуменно вскинул жидкие брови Черныш. – Ах, вон ты о чем! Любимая тема Чумазули. Мочалка – это крайняя степень, когда нечто переходит в ничто, если так можно выразиться.
– Все равно ничего не понял, – честно признался Мишка.
– Да я и сам, если честно, не до конца понимаю. Впрочем, какая разница, что и во что переходит.
Саша вновь посмотрела на деревья. Теперь они походили на оплывшие под палящим солнцем снеговые бабы, только черные. Или тесто, сбежавшее из кастрюли. А еще на свечки, оставленные в жарком месте.
Внезапно опавшие «волосы» деревьев приподнялись, лихо свернулись в фитили и вспыхнули ярким пламенем.
– Глядите! – вскрикнул Мишка и указал на пылающие верхушки бывших деревьев.
Саша глядела на деревья широко распахнутыми глазами, а Черныш даже остановился и поднял брови.
– Никогда такого не видел, – сказал он и опустил глаза на девочку. – Это ты сделала?
– Я подумала, что они похожи на свечки, – пробормотала Саша, словно извиняясь.
– Поразительно! – воскликнул Черныш. – Мне еще ни разу не доводилось слышать, а уж видеть – и подавно, чтобы кто-то научился так быстро видоизменять формы. А уж чужие…
– Это плохо? – совсем тихо спросила Саша.
– Это необычно. Такого еще не было. У тебя явный дар: ты сильно чувствующая натура. С одной стороны, это великолепно, а с другой… – Черныш пожевал губами. – С другой, ты слишком быстро почувствовала связь. Слишком быстро. Идемте же!
Черныш пошел быстрым шагом, выкидывая длинные ноги далеко вперед, и теперь ребята едва поспевали за ним. Деревья-свечки все полыхали, продолжая оплывать в бесформенные бугры, но теперь Саша разглядывала их с каким-то потаенным страхом. Она не поняла, что имел в виду Черныш, но интонация, с которой говорил парень, ей не понравилась. Будто Черныш о чем-то хотел предупредить, но не решился.
– И зачем вы только полезли сюда, – вдруг сказал Черныш. Как-то разочарованно и словно разговаривал сам с собой. – Почему дети такие любопытные?
– Не знаю, – пожал плечами Мишка и уже про себя добавил: «Можно подумать, только дети бывают любопытными».
– Вот именно: не знаешь! Вечно вам до всего есть дело, – продолжал ворчать Черныш. – Отшлепать бы вас!
– Бить детей непедагогично, – буркнул Мишка.
– Возись теперь с вами, – продолжал Черныш, будто не слышал.
– А мы, между прочим, и не просили, чтобы вы с нами возились, – разозлилась Саша.
– Молчи, ребенок! – беззлобно сказал Черныш. – Конечно, не просили. А что мне остается? Шлепать непедагогично, словами вас не проймешь. Разве мамы вам не говорили, что совать нос куда попало очень и очень плохо?
– Но вы-то тоже сунули, – не вытерпел Мишка.
– Сунул, – вздохнул Черныш. – И меня нужно отшлепать.
– Да-да, и меня тоже, – сказал кто-то очень знакомым голосом позади.
Мишка с Сашей обернулись одновременно.
– Чумазуля! – обрадованно вскрикнула Саша.
– Вот, решила вас проводить, – сказала девочка, теребя драный подол платья. – Можно?
– Можно, – только и покачал головой Черныш. – Здесь, похоже, с некоторых пор всем все можно.
– Не ворчи, – сказала Чумазуля. – А если мне скучно одной?
– Как бы тебе взамен не стало слишком весело, – грозно, с неясным намеком предупредил Черныш.
Мишка не решился задать свой коронный вопрос: «почему?» – слишком много «почему» и слишком мало ответов.
– Ну и пусть! – насупилась Чумазуля. – Надоело бояться. Все надоело.
– Ну, ну, дело твое, – меланхолично сказал Черныш и пошел дальше. – Глядите в оба.
– На что? – пискнула Саша, у которой от предупреждений Черныша уже дрожали коленки.
– На все, – лаконично отозвался тот.
Внезапно он выбросил левую руку, и Мишка с Сашей, идущие позади, налетели на нее. Саша ойкнула и едва не упала.
– Вы чего?
– Смотри!
Одно из оплывших деревьев впереди и чуть слева вдруг набухло, потеряло плотность и вспухло огромных размеров пузырем. Стенки пузыря заколыхались, расправляясь, и внезапно стали прозрачными. Пузырь дернулся в одну сторону, потом в другую, недовольно загудел, рывком оторвался от земли и медленно пошел вверх. Его поверхность расцветилась радужными переливами и солнечными бликами.
– Ого! Вот это пузырище! – восторженно воскликнула Саша и хлопнула в ладоши.
– Пузырилла, – поправила Чумазуля, стоявшая с запрокинутой головой. – Попадешь в такую и уже не выберешься. Пока она сама не лопнет. А если лопнет на высоте…
– То что? – не понял Мишка.
– Бац – и в лепешку! – Чумазуля повернулась к Мишке и уставилась на него. Мальчик поежился. – Если близко подойти к пузырилле, когда она рождается, может засосать внутрь.
– Жуть какая! – сказал Мишка, заметно побледнев. – Кто вообще такое выдумывает?
– Бука. Его владения. Мы стараемся к нему не заходить. Но к Ним другой дороги нет. Пошлите, – призывно махнула Чумазуля и пошла первой, обходя стороной все больше расползающиеся, жирно блестящие черные массы непонятно чего. – Если не поторопимся, здесь скоро будет не пройти. Эх, нужно было подождать, пока они все не испузырятся, – посетовала она.
– Да, – только и сказал Черныш. Он взял ребят за руки и потянул за собой.
– Быстрее, быстрее! – торопила Чумазуля, петляя меж неприятно шевелящихся куч.