Все о рыбалке (сборник)

Рассмотрим теперь, что следует понимать под общим названием Зауральских озер, и сделаем возможно наглядный и вместе краткий обзор их, по возможности избегая мелких подробностей и не вдаваясь в сухой перечень фактов, не представляющих общего интереса.

Весь восточный склон Среднего Урала в Пермской губернии, начиная от широты Екатеринбурга, и Южного в Оренбургской, усеян бесчисленным множеством больших и малых озер, которые отчасти находятся в самом Урале и имеют вид настоящих горных бассейнов, но по мере удаления на восток принимают все более и более степной характер; в Челябинском уезде и Троицком в особенности эти озера, частию являясь более или менее солеными или горько-солеными, имеют уже большую аналогию с озерами Барабинских и Киргизских степей. В обширном смысле вся Зауральская черноземная равнина, окаймляющая подошву Екатеринбургского и Златоустовского Урала, вместе с озерами, на ней лежащими, может быть рассматриваема как западная и северо-западная окраина этих громадных степей, в которые она незаметно переходит.

Главная масса Зауральских озер находится в юго-восточной части Екатеринбургского уезда и в западной Шадринского. Последние вместе с челябинскими все принадлежат к числу настоящих степных озер; они большею частью мелки, иловаты и редко находятся в связи между собою; большая часть Екатеринбургских озер расположена, напротив, вдоль хребта, даже в самом Урале, имеют весьма значительную глубину, соединены между собою протоками и служат для некоторых заводов как бы запасными прудами, которые имеют еще ту выгоду, что делают весеннюю прибыль воды почти неприметною и предохраняют заводские плотины от прорыва. Таковы в особенности озера Каслинского и Кыштымского Урала, которые почти все сообщаются между собой естественными, а иногда и искусственными протоками. Не будь этих озер, существование этих заводов было бы весьма сомнительно: при сравнительно небольшом количестве выпадающего дождя и снега на юго-восточном склоне Урала заводская деятельность ограничивалась бы весьма коротким временем, а для того, чтобы они постоянно были в ходу, потребовались бы целые цепи запасных прудов и, следовательно, громадные затраты, между тем как все это при существующих условиях достигается весьма ограниченными средствами.

В самом деле, чрезвычайно замечательно редкое отличие между западным и восточным склонами Екатеринбургского Урала. Трудно поверить, что только главный хребет, большею частию шириною не более двадцати верст и такой незначительной высоты, разделяет две страны, весьма отличные друг от друга по местности, почве, климату, а частию и по своему животному населению и растительности. Отроги главного хребта тянутся к западу на несколько сот верст, здесь множество мелких ручьев, рек и речек, принадлежащих бассейну Уфы и Чусовой, но зато вовсе нет озер; снега достигают иногда саженной глубины, количество выпадающего дождя весьма значительно, вся почва даже на вершинах гор проникнута влажностью, и вся растительность гораздо разнообразнее и роскошнее. Ель и пихта составляют здесь главные лесные насаждения, но берега рек имеют совершенно особенный характер и ту древесную растительность, свойственную так назыв. уремам Уфимской губернии, столь живо описанным известным охотником-писателем[14 - С.Т. Аксаковым в сборнике «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». – Ред.].

На восточном склоне Урала мы видим, наоборот, необыкновенное однообразие – однообразие, выкупающееся, однако, с лихвою бесчисленными озерами, и нельзя не пожалеть, что эти великолепные озера не находятся на западном, например в Уфимском, уезде; тогда положительно во всей России не было бы другой более счастливой и разнообразной местности. Но не будь этих озер, Кыштымско-Каслинский Урал лишился бы всей своей оригинальности: сухие песчаные или каменистые увалы его не производят почти ничего, кроме угрюмой сосны; здесь почти нет ели, пихты, можжевельника, липы и вяза, вовсе не растет клен, ильм и дуб, и только береза да сосна, изредка прямоствольная лиственница придают некоторую оживленность мрачному виду гор, вершины которых притом, вследствие беспримерно дурного лесохозяйства, совершенно обнажены во всякое время года. Сравнительно со всеми другими частями Урала и звериный промысел тут тоже незначителен и однообразен; он ограничивается исключительно добыванием диких козлов (Cervus capreolus var. pygargus), которые, впрочем, во множестве – тысячами – со всех сторон, иногда за сто, двести верст, стекаются сюда в позднюю осень.

Вся привлекательность Кыштымского и Каслинского Урала главным образом заключается в многочисленности озер, глубоких, рыбных, в многочисленности и разнообразии пород водяных птиц, находящих здесь обильную пищу. Все недостатки его забываются, все мелкие и неутешительные частности сглаживаются и исчезают, когда с какой-нибудь вершины увидишь эту громадную массу вод, эту непрерывную цепь бесчисленных озер, окаймляющих подошву Урала.

Трудно представить себе более величественный и вместе оригинальный вид, который открывается с высоты Аракульских утесов, находящихся притом как раз посредине области горных озер Кыштымско-Каслинской дачи. Утесы эти – весьма замечательное явление в Уральских горах вообще, за исключением Дальнего Севера, отличающихся своими пологими очертаниями, отсутствием скал и глубоких расщелин – издали весьма напоминают огромные полуразвалившиеся каменные здания; но у подножия их сравнение это не совсем верно, так как они имеют более 20 сажен вышины. Вообще Аракульская гора – одна из наиболее любопытных и наиболее уединенных местностей Каслинского Урала: растительность здесь разнообразней, чем где-либо, чаще, чем другие местности, ее посещают медведи, рыси и прочие дикие звери; в последнее время здесь появились даже соболи, вероятно прикочевавшие из Верхотурского уезда, так как в Екатеринбургском Урале они уже давно сделались анахронизмом. В выступах этих отвесных скал гнездятся сокола, и не так давно на склоне горы в высеченной из камня пещере спасались каслинские кержаки, т. е. раскольники.

Взобраться сюда стоит большого труда, и один неверный или скользкий шаг – и можно жестоко разбиться об острые выступы камней, действием воды и воздуха отделившихся от главной отвесной массы. Но на вершине все трудности невольно забываются, и никакое перо не в состоянии вполне изобразить тот великолепный вид, который открывается удивленному взору в ясное майское утро, когда в воздухе еще не парит и далекий горизонт только синеет, не теряясь в беловатых туманных очертаниях. Вверху тишина, изредка прерываемая пронзительным криком и свистом крыльев быстролетных стрижей, которые гнездятся здесь только в Урале, внизу беспокойно шмыгают взад и вперед сокола, неожиданно потревоженные со своих неприступных гнезд; в лесу у подножия утеса ясно слышны разнообразные голоса бесчисленных пташек, воркованье «микитанки» – витютня, чуфысканье и бормотанье тетерева; а с озера у подошвы горы доносится только какой-то неопределенный гул: это кричат невидимые утки, крохали, гагары и лебеди, кажущиеся отсюда едва заметными белыми точками.

Верст на семьдесят кругом все видно, как на ладони, и какая резкая противоположность: на запад – один лес, безграничный, непрерывный лес, среди однообразной синевы которого не на чем остановиться; с великим трудом отличаешь разве дальние колокольни отдаленных заводов. Далеко виднеются Полевские, Уфалейские и Ураимские (Нязепетровские) горы, постепенно сливающиеся с горизонтом, и волнообразные очертания этих гор придают всей местности вид как бы внезапно застывшего моря. А на севере, юге и востоке – всюду, куда только хватает глаз, и леса, и горы отходят совершенно на второй план, получают как бы второстепенное значение, озера же, по-видимому, занимают гораздо большее пространство, чем суша.

Прямо на север в 25 верстах между высокими горами лежит девятиверстный, почти круглый Иткуль, настоящий представитель горных озер; в сравнении с ним небольшие смежные озера, соединенные с ним протоками, кажутся небольшими лужами. На северо-востоке в таком же расстоянии виднеется Синарское озеро – не меньшей величины, Окункуль и многие другие второстепенные водоемы. Все они принадлежат к бассейну реки Синары, вытекающей из Синарского озера или, вернее, Иткуля.

На востоке у подошвы Урала, который здесь круто обрывается и граничит с черноземной равниной Екатеринбурго-Шадринского уездов, глазам зрителя представляется целая масса озер, соединенных между собою широкими протоками. Это – Каслинские озера, которые, собственно говоря, составляют один огромный бассейн с весьма искривленными очертаниями. К югу от этой цепи озер виднеется двадцативерстный Иртяш; он соединен протоком с Каслинскими озерами, и в свою очередь, хотя и в меньшей степени, состоит из нескольких плёсов, т. е. небольших озер. А за этими озерами блестит множество второстепенных, лежащих уже в полосе березовых лесов; последние редеют все более и более, мелкие степные озера уже невидимы невооруженному глазу, и едва отличаешь длинную блестящую полосу – это двадцативерстный Увельки. А за ним уже ничего не видно, и безграничная степь сливается с далеким горизонтом.

Рис. 1. Зауральские озера (20 верст в дюйме) 1. Дорога в Екатеринино; 2. Село Щелкунское; 3. Верхне-Сысертский завод; 4. Оз. Иткуль; 5. Оз. Синарское; 6. Оз. Бол. Окункуль; 7. Оз. Мал. Окункуль; 8. Оз. Черкаскуль; 9. Оз. Карасье; 10. Оз. Турундук; 11. Оз. Лебяжьи; 12. Оз. Татош; 13. Оз. Ташкуль; 14. Оз. Семискуль; 15. Оз. Арыткуль; 16. Оз. Чусовские; 17. Оз. Карагуз; 18. Село Воскресенское; 19. Село Тибук; 20. Оз. Мал. Аллак; 21. Оз. Бол. Аллак; 22. Оз. Косигач; 23. Оз. Силач; 24. Оз Сунгул; 25. Оз. Киреты; 26. Оз. Карасье; 27. Оз. Бол. Касли; 28. Оз. Алабуга; 29. Оз. Аракуль; 30. Оз. Булдым; 31. Оз. Щучье; 32. Оз. Иртяш; 33. Оз. Бол. Нанога; 34. Оз. Кызылташ; 35. Каслинский завод; 36. Оз. Мал. Касли; 37. Оз. Бердениш; 38. Оз. Урускуль; 39. Оз. Котакуль; 40. Оз. Куяш; 41. Оз. Кыштымское; 42. Оз. Сугомак; 43. Оз. Ирдяги; 44. Оз. Увельды; 45. Кыштымский завод; 46. Оз. Калды; 47. Оз. Чебакуль; 48. Оз. Тышки; 49. Оз. Увельки; 50. Оз. Шаблиш; 51. Оз. Маян; 52. Оз. Тарталым; 53. Оз. Айдакуль; 54. Река Исеть; 55. Река Багаряк; 56. Река Синара; 57. Река Теча; 58. Оз. Улагач; 59. Село Метлино; 60. Оз. Черновское

К югу от Иртяша, в Кыштымской даче, количество озер еще более увеличивается, но здесь они уже весьма незначительны и в большинстве случаев и вовсе неприметны: за исключением громадного Увельды – красы уральских озер, начинающегося от границы Оренбургской губернии, они не имеют особенного значения. Но Увельды весьма замечателен как по своей величине и глубине, так и по множеству утесистых островков, которые поросли хвойным лесом и с вершины Аракуля кажутся большими или меньшими темными точками. Более ста озер видно отсюда невооруженному глазу: от Сысертских гор до Златоустовского Таганая с севера на юг, от Нязепетровского завода до больших озер Шадринской степи с запада на восток, легко сказать более полуторы тысячи квадратных верст можно обнять глазом. Действительно, зрелище великолепное, и ради его можно перенесть и не такие мелкие лишения.

Все эти озера, конечно, заслуживают более основательного знакомства с ними, и, вероятно, читатель не посетует, если мы дадим краткие описания наиболее замечательных из них. Начнем с Иткуля.

Иткуль, как уже сказано, может служить наилучшим представителем настоящего, и притом большого, уральского озера. Он весь окружен и даже как бы стеснен горами, которые местами спускаются в него довольно значительными крутизнами. Нельзя сказать, однако, чтобы он был очень глубок: есть озера и гораздо меньшие по величине, которые глубже Иткуля, но все-таки в некоторых местах последний достигает до 20 аршин глубины; так, например, у Шайтан-камня – большой скалы, выдающейся из воды на несколько сажен и служащей с незапамятных времен гнездилищем пары соколов, детей которых иткульские башкирцы каждогодно разоряют и продают степным башкирцам, большим любителям соколиной охоты. Главную особенность животного населения озера составляют, однако, необыкновенно многочисленные крохали, которые гнездятся в трещинах каменистого берега, самого Шайтана и небольшого плоского известнякового острова, т. е. Белого камня, занимающего в длину не более 15 сажен.

Иткуль довольно рыбное озеро, но так как оно совершенно чисто, а поэтому в нем очень мало различных растительных и животных организмов, то рыба растет довольно медленно, и иногда даже трехгодовалая беспрепятственно проходит в крылья невода, впрочем вообще имеющего весьма крупные ячеи. Не так давно здесь бывали тони в 18–20 коробов, но в зиму 1870/71 года более 8 коробов (около 600 пудов) не вытаскивали; зато и не было тони (всех тоней более ста) менее 35 пудов. Всего же здесь было поймано неводом более 20 000 пудов, доставивших арендатору около 30 000 р. валового дохода. Как странно после этого читать в статистическом описании Пермской губернии, составленном в 1864 году, что во всем Екатеринбургском уезде в 1857 году было добыто только 19 438 пудов рыбы на сумму 11 069 р. с.!

Как и во всех проточных озерах, в Иткуле живут все породы рыб, свойственные всему юго-восточному склону Среднего Урала. Главная коренная рыба озера чебак (местное, собственно башкирское название плотвы) составляет более половины всего количества рыбы: за ним следует окунь, щука, ерш, язь, елец и наконец линь и карась, которые заходят сюда из мелких тинистых озер Семискуля, Арыткуля и проч. Вся остальная мелкая рыба не имеет уже никакого значения: таковы не употребляемые в пищу гольцы, веретеи (Cobitis taenia, barbatula) или же весьма малоценные, как, например, гольяны (Phoxinus) и пескари, называемые обыкновенно пескозобами.

Все эти различные породы рыб придерживаются каждая известного места, особенно зимой, и опытные неводчики всегда знают наверное, какая именно попадается в известную тоню, а каждая тоня имеет свое определенное место и особенное название. На середине озера, у Белого камня и р. Карабайки, вообще на самой глубине постоянно попадается только один чебак; ерши большею частию придерживаются берегов и всего чаще ловятся у Шайтан-камня и между Средней и Дальней башкирскими деревнями; отличная язиная тоня у р. Казанки; щука тоже ловится у берегов. Главные места нереста хотя и меняются через неопределенный промежуток времени, также более или менее известны, и рыба главным образом играет у Белого камня, у Долгого мыса, у р. Долгой и у истока, сообщающего Иткуль с Синарой.

Иткуль, как горное озеро, вскрывается очень поздно, значительно позже всех прочих уральских озер, не говоря уже о степных. По этой причине и вся рыба нерестится здесь иногда несколькими неделями позднее: как известно, почти каждая порода требует для метания икры известной температуры воды. Правило это, однако, не всегда верно, и это видно уже из того, что сборная рыба из Синары, Ташкуля, Окункуля и проч., которая опытным рыбаком отличается безошибочно по цвету и относительной толщине, играет несколько ранее коренной рыбы, хотя все-таки развитие икры здесь несколько задерживается, и она начинает ловиться, когда весенний лов ее во время нереста в соседних озерах уже кончился. Таким образом, игра сборной рыбы, сравнительно малочисленной, служит здесь лучшим предвестником скорого нереста коренной рыбы.

Конечно, весенний лов рыбы далеко не имеет таких грандиозных размеров, как зимний, неводной, но все-таки он гораздо значительнее летнего и осеннего. Обыкновенно арендаторы озер ловят рыбу только по льду, начиная с ноября и кончая серединой апреля, немного раньше или позже, смотря по осени и весне и местоположению озера, ловят ее только неводом, а на все остальное время сдают озеро в аренду мелким промышленникам за известную плату, смотря по количеству мереж и других мелких снастей. Здесь же это право предоставлено самим башкирцам-вотчинникам; нельзя, однако, сказать, чтобы этот ленивый народ усердно пользовался таким правом: всякий труд в тягость башкирцу, и поэтому немногие из них постоянно занимаются рыболовством; большей частью они ловят рыбу, только когда в доме не останется куска хлеба. За всем тем количество рыбы, вылавливаемой в продолжение всего теплого времени года и сбываемой обыкновенно за бесценок в окрестные заводы и селения, весьма значительно: по всему вероятно, оно заключает в себе не одну тысячу пудов.

Из небольших озер, имеющих сообщение с Иткулем, всего замечательнее Ташкуль и Татош; остальные – Карасье, Семискуль, Арыткуль – мелки и няшисты и потому неудобны для неводной ловли; притом главная рыба здесь карась и озерной гольян (Phoxinus perenurus Pall) между тем как в первых водятся почти те же породы, как и в Иткуле. Ташкуль – одно из самых глубоких и рыбных уральских озер и, в сущности, гораздо лучший представитель последних, чем Иткуль. Дно его расположено крутыми уступами, которые имеют вид огромной каменной лестницы, и вот почему в нем, несмотря на его величину (около 8 квадратных верст), всего только четыре годные тони, несмотря на богатство рыбой. Глубина его действительно замечательна: в некоторых местах она достигает семнадцати сажен, а прозрачность воды его такова, что и на этой огромной глубине в тихую погоду можно ясно различать белые камни на дне. Поэтому едва ли не большее количество рыбы, и притом самой крупной, добывается с лучом и острогой, что возможно здесь не только осенью, но и летом. Успешному лученью, однако, весьма часто мешает его глубина, почему оно по необходимости должно ограничиваться одними берегами.

Татош почти одинаковой величины с Ташкулем, но далеко не так глубок и представляет гораздо большие удобства для ловли неводом. В нем всюду около 8 аршин, дно его совершенно ровно, и в нем считается девять постоянных тоней, которые доставляют ежегодно около 30 коробов, т. е. более 2000 пудов крупной рыбы. Всего многочисленнее здесь чебак, за ним следует окунь, ерш, щука и наконец карась, в небольшом количестве; язя здесь нет вовсе, и он заходит сюда только случайно. Татошская рыба высокого качества и ценится почти вдвое дороже иткульской; окуни и караси достигают здесь более 8 фунтов веса, чебак – 2–3 фунтов; ерш-фунтовик здесь не редкость.

Из числа остальных, вовсе незначительных, озер окрестностей Иткуля нельзя пройти молчанием одного из них – Теренкульчика; он замечателен во многих отношениях и прежде всего представляет наилучший пример, до какой степени рыбного богатства могут достигать здешние озера. Озерко это занимает немного более десятины при трехсаженной глубине и притом расположено на горе, по крайней мере, на 20 сажен выше уровня смежного с ним Ташкуля. Долгое время оно считалось совершенно безрыбным. Лет 5 назад один башкирец случайно обратил внимание на плесканье стеснившейся рыбы и, не давая никому знать о своем открытии, вздумал воспользоваться им по первому льду. Результат превзошел все его ожидания: с одной удочкой первые дни он вытаскивал, трудно поверить, до 15 пудов рыбы, большею частию окуня-двухфунтовика и фунтового чебака. Само собою разумеется, за ним стали следить, и молва об этом открытии разнеслась по всей окрестности: в продолжение 2-х недель более 40 рыболовов каждодневно ловили от 3 до 5 пудов каждый, и в это короткое время было поймано приблизительно никак не менее 2000 пудов. Затем количество рыбы сразу уменьшилось, вся крупная рыба окончательно выловилась, начала клевать уже мелкая, и рыболовство не стало представлять особенных выгод. Но и до сих пор в Теренкульчике все еще много мелкого окуня и чебака, и в 1871 г. он был даже отдан в аренду (за 23 рубля на 12 лет). В нем всего две тони маленьким неводом в 150 сажен длины.

Вторая группа – Синарские озера находятся уже в предгориях Урала и уже примыкают к черноземной равнине. Все они числом девять принадлежат, однако, не башкирцам, а владельцам Каслинских заводов, частью владельцу Воздвиженской дачи. Первые владеют тремя четвертями Синары, Черновским, Карагузом и другими незначительными озерами, второй – обоими Окункулями, Черкаскулем и остальной частью Синарского озера.

Самое значительное по величине Синарское озеро, с которым все остальные соединены постоянными или временными протоками, имеет такую же величину, как Иткуль, даже несколько длиннее последнего; глубина его местами тоже превосходит наибольшую глубину Иткуля и у Чищеного камня, саженях в ста от берега, недалеко от д. Воздвиженки (Клёпино), достигает 12 сажен. Эта глубокая яма имеет, однако, менее полуверсты длины и ста сажен ширины, и средняя глубина озера вообще не превышает 14 аршин. Весной, когда вся рыба отыграет и уходит отдыхать вглубь, она собирается здесь во множестве и ловится мережами едва ли не в большем количестве, чем во время нереста. Рыба здесь та же, но она гораздо ценнее иткульской, тем более, что главную массу ее составляет ерш, достигающий притом очень больших размеров, о которых, конечно, не имеют и понятия в России.

Окункуль с лишком вдвое менее Синары и имеет незначительную глубину, нигде не превышающую 2-х сажен, почему в жаркое время года большая часть рыбы уходит отсюда в более холодную воду Малого Окункуля, полузатянутого трясиной. За всем тем вода первого чрезвычайно чиста и прозрачна, и эта прозрачность, небольшая глубина и рыбность озера способствуют необыкновенно успешному осеннему и весеннему лученью: нередко один ловкий рыбак набивает здесь острогой более десяти пудов рыбы, которая вообще здесь значительно крупнее, чем во всех других описанных озерах.

Речкою Шумихою соединяется с Окункулем Черновское озеро, замечательное обилием щуки и ерша, которые здесь необыкновенно толсты и жирны, и притом почти совершенно черного цвета: ерши в полтора фунта здесь не редкость, а аршинная щука часто весит более 15 фунтов. Озеро это, несмотря на свою незначительную величину, довольно глубоко (до 5 сажен), но главнейшие благоприятные условия заключаются, однако, не в глубине, а в обилии пищи, обусловливаемом обширной примыкающей к нему трясиной, под которой и течет Шумиха, выходящая наружу в немногих местах. Через этот проток ерш проходит в Окункуль, но, задерживаемый небольшим водопадом, уже не может вернуться обратно. Осенью, обыкновенно около 8 сентября, он идет из Окункуля и в таком количестве стесняется в небольшой бокалдине, образованной вышеупомянутым водопадом, что его просто выгребают отсюда сачками, даже подолами, и увозят целыми возами.

Еще более замечательный Карагуз лежит уже в черноземной полосе и принадлежит скорее к числу степных озер. В сущности, это огромный рыбный садок, в котором вся пересаженная рыба отъедается и растет необыкновенно быстро. Это т. н. кормное озеро имеет около десяти квадратных верст; оно лежит совершенно отдельно, сообщаясь с Синарой только в весеннее время, и то не каждый год, не особенно глубоко, даже скорее мелко, чрезвычайно няшисто и в крайней степени изобилует мормышем – небольшим рачком из рода Gammarus, составляющим вообще главную пищу озерных рыб и главную причину их необычайно быстрого роста. Коренная рыба здесь, как и следовало ожидать, карась, но не так давно пересаженные сюда чебаки, окуни и ерши в короткое время необыкновенно размножились и достигли значительной величины. Здесь-то все чаще бывали примеры тех баснословных тоней, которым трудно и поверить, не видавши массы рыбы, приступающей в жары к берегу и ищущей выхода: озеро колышется от множества рыб, «рыба воду на себя носит», и вдруг, точно по сигналу, внезапно выпрыгивает из воды и с шумом, подобным раскату грома, падает обратно. Зимой 1871/72 года арендатор Карагуза Бельников ловил здесь от 20 до 24 коробов в каждую тоню – средним числом около 1500 пудов!

Переходим к Каслинским озерам и Иртяшу. Как первые, так и последний лежат у самой вершины Каслинского Урала который здесь круто обрывается и граничит с черноземною равниною.

Рыба Каслинских озер как по своему качеству, так и по величине славится по всей Пермской губернии и с давних времен имеет такой верный сбыт, что в большинстве случаев скупается в день лова екатеринбургскими, каменскими и более дальними, например вятскими и казанскими, прасолами, которые, впрочем, везут отсюда исключительно окуня и мелкого, малоценного чебака. Нельзя сказать, однако, чтобы озера эти принадлежали к числу наиболее рыбных, но они, наравне с другими уральскими озерами, имеют то немаловажное преимущество перед степными, что рыбное богатство здесь неистощимо и множество рыбы укрывается в глубине, где ее не достанешь никаким неводом. В Иртяше, например, посредине находится длинная узкая полоса, где глубина достигает 20 сажен. Иногда, хотя и редко, случается, что вследствие каких-то необъяснимых причин вся рыба уходит в самые глубокие места озера и держится там всю зиму; конечно, улов значительно уменьшается, но вместе возрастает и ценность ее, а запрос так велик, что арендаторы при этом почти ничего не теряют, даже выигрывают, хотя, конечно, в следующую зиму. В этом отношении весьма замечательно небольшое, но необыкновенно глубокое, т. н. Бездонное озеро (в Тагильской даче Верхотурского уезда), в котором ловят рыбу в огромном количестве, когда она выходит из глуби к берегам.

Главная рыба Каслинских озер – окунь, достигающий тут баснословных размеров: здесь именно лет 20 назад был пойман окунь-гигант, весивший 30 фунтов, но и теперь изредка попадаются 12-фунтовые. Кроме окуня в них, разумеется, встречаются и все остальные породы рыб, но они уже не представляют никаких особенностей и в этом отношении уступают многим другим озерам. Количество тоней на всех этих озерах и Иртяше весьма велико и приблизительно должно быть не менее четырехсот. Такую же роль рыбного садка, подобно Карагузу, играет здесь оз. Малые Касли, тоже лежащее совершенно отдельно от прочих и также изобилующее мормышем. Сюда выпускается почти вся рыба, пойманная весною, когда она может скоро портиться, и поэтому не имеет такого верного сбыта.

Иртяш – одно из самых великолепных озер Зауралья. Трудно представить себе всю живописность его островов, оригинальная растительность которых, вовсе не свойственная юго-восточному склону среднего Урала, придает им характер оазисов: липа, вяз, огромные ветлы, боярышник, карагана и красная смородина составляют единственную древесную растительность этих островов, весьма странную посреди сосен на нагорном берегу и березовых рощ на прилегающей черноземной равнине.

Живо вспоминается мне последняя летняя поездка на Иртяш. Погода вполне благоприятствовала плаванию: неугомонное озеро, недоступное и при незначительном ветре, представляло совершенно ровную зеркальную поверхность, и только далеко, ближе к середине, виднелась легкая зыбь. В дальнем северном углу в восемнадцативерстовом расстоянии белела высокая колокольня Каслинской церкви; прямо посредине озера виднелись три небольших круглых острова, и с них в утренней тишине смутно доносились голоса бесчисленного множества гнездящихся там чаек. На берегу мертвая тишина; вся жизнь сосредоточена на этих редко посещаемых островках и ближе к западному подуральному берегу, на больших липовых островах, расположенных длинною и узкою десятиверстною цепью. Не всякий решится и в тихую погоду доплыть до каменистых гряд, окружающих все эти острова; при незначительном ветре даже опытный рыбак, ловко управляющий утлым челноком[15 - Настоящие двухвесельные лодки здесь вовсе не употребительны.] при помощи своего единственного весла, ни за что не согласится выплыть на середину бурного озера. Чем ближе подъезжаешь к островам, тем слышнее и слышнее гул бесчисленных голосов водяной птицы, и в этом гуле постепенно отличаешь то звучный крик лебедя, то пронзительный хохот большой чайки-хохотуньи (Larus cachinnans); чаще и чаще в почтительном отдалении ныряют нырцы (Podiceps) и большие гагары величиною с гуся (Colymbus arcticus), чаще и чаще подымаются селезни крохалей, гоголей, свиязей и других разнообразных пород уток; на круглых островах уже можно различать сотни сидящих и летающих рыболовов и крачек; подъезжаешь еще ближе, и вдруг целая туча больших чаек вылетает навстречу, кружится над лодкой, и видишь, как неоперившиеся птенцы их проворно уплывают от ближнего острова. А на последнем в кустах красной смородины десятки, более – сотни гнезд почти сплошь покрывают его каменистую вершину; весь берег и кусты белеют от извержений множества птицы; везде валяется скорлупа, болтуны, бегают только что выклюнувшиеся птенцы; всюду в кустах, на воде, даже в яйце слышится писк их; все пронзительнее кричат, все назойливее и ближе кружатся чайки, и только выстрелами избавляешься от их неприятного соседства. На другом острове птицы еще более. Подобно рою пчел, кружатся над водой у берегов тысячи земляных ласточек; сотни крачек (Sterna Hirundo) и рыболовов (Larus minutus) трепещутся над гнездами, видишь, как самки слетают с последних и тревожно летают, присоединяя свой голос ко всеобщему хору. С первым шагом на берег острова – и из-под ног вылетает крохалиха, и едва не давишь ее крупные беловатые яйца; из первого попавшегося дупла ветлы вытаскиваешь крепко сидящего лутка. На смежном островке, угрюмо втянув шею, спокойно сидит на сухом вязе цапля, а над ней просиживает зоб скопа, только что поймавшая рыбу, и обе равнодушно смотрят на внезапно поднявшуюся тревогу. В сотне саженях беспокойно вертится на одном месте лебедь, очевидно опасающийся за целость своего потомства; украдкой, окольным путем, выплывает к нему лебедка, только что спрятавшая лебедят; там и сям ныряют, кувыркаясь, большие гагары, и далеко слышится их заунывное «погиб». Какая громада птицы бывает здесь на пролете – трудно себе представить!

В этом отношении, как говорят, еще более замечательно Увельды в Кыштымской даче; но, насколько справедливо это, я не имел случая убедиться, и я могу только сказать, что это озеро со своими многочисленными островами, поросшими густым хвойным лесом, имеет гораздо более угрюмый вид. Да и по своим рыбным ловлям Увельды, несмотря на свою величину (оно занимает более 250 квадратных верст), стоит неизмеримо ниже Иртяша. Все оно чрезвычайно ямисто, почему в нем насчитывается очень немного годных тоней и арендная плата сравнительно незначительна. Однако в нем пропасть всякой рыбы, и годами, когда она выходит из своих глубоких и безопасных убежищ, ловится в очень большом количестве. Не так давно, всего года четыре назад, здесь была поймана огромная щука, весившая три с половиною пуда! Сколько времени этот великан укрывался в недоступных глубинах озера и сколько лет счастливо ускользал от жадности человека!

Кругом Увельдов расположено множество небольших, большею частию мелких и няшистых, озер; они все вместе не имеют и десятой доли значения Каслинских озер и Иртяша. Более сорока озер, соединенных между собою протоками, составляют как бы непрерывное звено вокруг этого большого озера, и весь избыток этих вод вливается в Иртяш; но, несмотря на это количество, едва ли можно насчитать здесь более десяти, которых производится правильная неводная ловля; таковы Ирдяги, Кыштымский пруд, состоящий, собственно, из нескольких озер, Акуля, Улагач и некоторые другие. Кызылташ, Бердениш, Алабуга, прилежащие к Иртяшу, уже находятся в черноземной равнине; каждое из них, и в особенности Кызылташ, через который протекает Теча, воспринимающая все воды Кыштымских и Каслинских заводов, имеет большее значение, чем даже огромное Увельды. Кызылташ замечателен, и не по одной своей величине (около сорока квадратных верст), но прежде всего тем, что заключает в себе, так сказать, самую крупную и отборную рыбу. Кызылташские лини и караси, несмотря на чистоту и прозрачность озера, достигают здесь наибольшей величины, и слава их гремит верст на сто в окружности. В озере живет только одна крупная рыба, а вся мелкая уходит вниз – в Течинский пруд, частию вверх – к Иртяшу и возвращается, достигнув только известного возраста; поэтому ценность ее – более чем где-либо, и вся рыба буквально покупается нарасхват. Обилие крупной рыбы привлекает на озеро, особенно в конце мая, когда линь во множестве подступает к берегам, десятки «вольных» рыбаков, которые набивают острогой целые сотни пудов отборной рыбы. Случается, что иногда зараз выезжает до 50 лодок с лучом, и что за великолепное зрелище представляют постороннему зрителю эти медленно движущиеся огоньки – при ночной тишине, прерываемой только трещанием полуночника и кряканьем вспуганных уток!

II

Длинная цепь озер тянется у подошвы Урала с лишком на шестьдесят верст и граничит с другой стороны с черноземной равниной, сначала покрытой березовыми лесами, а затем почти сразу переходящей в настоящую ровную и почти безлесную степь. Иногда всего какие-нибудь 20–25 верст разделяют две совершенно противоположные фауны: типические представители хвойных лесов Урала рысь, медведь, бурундук, белка, куница, глухарь и рябчик и т. д. здесь уже заменяются совсем другими – степными животными. Прежде всего появляются суслики (Spermophilus rufescens), называемые польскими кошками, большие тушканчики, ремеза – знаменитые строители гнезд, клинтухи; крохали заменяются турпанами (Oidemia fusca) – большими черными утками, лебеди – бесчисленным множеством гусей; водяная дичь становится все многочисленнее и многочисленнее; на болотах появляются турухтаны, болотные кулики, называемые евдошками, разные породы кроншнепов и других голенастых птиц; в камышах ухает выпь. В березовых лесах гнездится баснословное количество тетеревов, которых ловят зимой тысячами; в кустах по болотам и у озер появляется белая куропатка – характеристическая особенность Зауральских степей, увеличивающаяся в численности к востоку; еще далее, ближе к границам Шадринского и Челябинского уездов, появляется дрофа, колпица, тиркушка, наконец, корсаки, степные кошки и чекушки – настоящие представители степи. Далеко-далеко отсюда, более чем за полтораста верст, виднеются вершины Уральских гор, как бы подернутые туманом и скорее кажущиеся тучами на горизонте.

Степные озера имеют уже совершенно другой характер: глубина их редко достигает трех сажен, большею частию они бывают гораздо мельче; берега их обыкновенно порастают густым и высоким камышом, и они, видимо, мельчают и зарастают. Лучшим примером такого пересыхающего бассейна служит не уступающее величиною Иртяшу Увельки, в котором рыба, прежде многочисленная, совершенно перевелась. С другой стороны, мы также встречаем тут пропасть зарастающих или совсем заросших озер, образовавших наконец топкие трясины с небольшими бокалдинами, где может жить только один карась. Зарастание это совершается следующим, хотя и медленным путем: сухие стебли камыша, обламываемые ветрами, с течением времени образуют в заливах и у подветренных берегов озера целые помосты, увеличивающиеся с каждым годом; они или гниют на месте, или выбрасываются на берег, где из них составляются целые валы, перемежающиеся с песком или илом. Валы эти существуют у всех степных озер, у некоторых горных и достигают наибольшей вышины – до сажени, когда озеро ничем не защищено с северо-запада, со стороны главного, и притом самого сильного, ветра. Очевидно, в юго-восточных углах озер они будут всего выше, всего ниже в противоположных, что замечается и на самом деле. Зарастание озер, следовательно, будет начинаться исключительно с северо-запада: здесь, под защитою берега и прибрежных лесов или кустов, отчасти самих камышей, сухие стебли последних, образовав помост, постепенно увеличивающийся на месте во все стороны и в толщину, сплачиваются пылью, листьями деревьев, различными другими водяными растениями и образуют рыхлую массу, обсеменяемую наконец некоторыми болотными растениями, которые еще более скрепляют его и в конце концов образуют т. н. трясину. Раз образовавшись, эта трясина, или лавда, все быстрее и быстрее обволакивает озеро; под защитою ее начинается подобное зарастание озера с противоположной стороны, и наконец все озеро получает вид зыбкого болота, на котором мало-помалу оказывается ивняк, а затем и чахлые березки. Иногда, разумеется, зарастание озера стоит в прямой связи с его высыханием, но в таком случае получается уже другой результат – т. н. чистое болото, а не трясина.

В прудах и проточных камышистых озерах эти лавды, образуясь несколько иначе, представляют весьма любопытное явление. Главную роль играют здесь уже не сухие стебли камыша, а та рыхлая и легкая масса, которая образуется из сгнивших корней камыша, частию и других водных растений. От сильной прибыли воды она отрывается от берега огромными глыбами, плавающими на поверхности, и выносится из протока в какое-либо мелкое место пруда, где становится на мель или задерживается камнем, корягой, даже растениями, каковы водяные лилии, горошница (Potamogeton) и друг. Глыба эта покрывается болотными растениями; впоследствии к ней, иногда очень скоро, присоединяются новые массы, постепенно связывающиеся и скрепляющиеся друг с другом, и наконец образуется как бы остров; при значительной прибыли воды в пруд и сильном ветре этот остров иногда выносится на глубокое место и плавает там взад и вперед до тех пор, пока при наивысшем уровне воды не сядет окончательно на мель и не образует настоящего низменного и болотистого острова. Такие плавучие острова находятся, например, на Метлинском (Течинском), Воскресенском, Александровском (у Березовского завода, близ Екатеринбурга) прудах, в Силаче и некоторых других озерах, хотя вообще составляют исключительную принадлежность прудов. В жизни рыб они играют весьма важную роль и имеют для них первостепенное значение: в течение всего июля и августа вся мелкая рыба укрывается под лавдами и только к осени выходит на открытые места; следовательно, эти острова служат как бы убежищем и вместе питомником молодой рыбы, которая находит здесь полную безопасность от щук и окуней и обильную пишу. Один только налим, любитель тени и прохлады, большую часть года живет под лавдами, но это далеко не такой опасный и проворный и притом немногочисленный хищник. Кроме него в петровки собирается сюда весь ерш; последний тоже предпочитает холодную воду и вместе с налимом тоже ведет более ночной образ жизни; в некоторых местах он ловится все лето не иначе как из прорубей в лавдах и притом клюет здесь только с заката до восхода солнца; таковы лавды на Иртяше и т. н. глубокая лавда на Силаче – одном из Каслинских озер. Само собою разумеется, что все сказанное нами о значении лавд применяется только к плавучим! или укрепившимся на глубоких местах пруда или озера. Такие лавды имеют еще одну странную и не вполне объяснимую особенность: весной, по окончательном вскрытии, они тонут и начинают постепенно подыматься на поверхность уже в июне, когда болотные растения достигнут некоторой высоты. Очевидно, они же и служат главною причиною всплывания лавды: воздух, заключенный в растениях, облегчает всю массу последних, и каждый стебель осоки, каждая былинка является для нее как бы постепенно расширяющимся плавательным пузырем.

Степные озера имеют еще одну особенность, резко отличающую их от уральских: весьма многие из них, например Чебакуль, Малый Аллак, Калды и нек. друг., содержат более или менее заметную примесь солей, преимущественно хлористого натрия, частию глауберовой соли. Далее на юг и юго-восток это явление повторяется все чаще и чаще; и в Челябинском и Троицком уездах Оренбургской губернии некоторые соленые озера содержат такой значительный процент хлористого натрия, что могут служить, и частию служат, для добывания соли, хотя последняя редко получается в совершенно чистом виде, что зависит от значительной примеси посторонних веществ. Некоторые озера являются здесь настоящими горько-солеными или горькими, чем много напоминают озера Барабинской степи и, не доставляя никакой пользы человеку, совершенно лишенные рыбы и птиц – почти без всякого проявления животной жизни, производят весьма тяжелое впечатление.

Многочисленность озер, большее или меньшее содержание солей как в них, так и во всех низменностях, бесчисленное множество солончаков, толщина и солонцеватость чернозема в низменностях и незначительность слоя его на буграх и небольших степных возвышенностях, выклинивание его у подошвы Урала и Сысертьских увалов и постепенное утолщение на юго-восток – все служит доказательством, что обширная равнина эта составляет непосредственное продолжение Киргизских и Барабинских степей. Нет сомнения, что она вместе с ними еще в последние геологические эпохи принадлежала обширному Арало-Каспийскому бассейну и некогда составляла всего ранее осушившееся дно этого огромного моря. По мере высыхания последнего в отдельных низменностях и котловинах шло постепенное обособление озер; первоначально соединенные между собою протоками, которые существуют или следы которых заметны и до сих пор, последние с течением времени при посредстве дождевой воды все более и более выщелачивались и уносили большую часть своих солей в реки, вместе с образованием озер пролагавшие себе путь с Урала на восток. Очевидно, только позднее образовавшиеся озера и притом никогда не имевшие стока могли и по настоящую минуту остаться с прежним, а при постепенном пересыхании даже с большим содержанием солей. Вместе с выщелачиванием озер шло и выщелачивание почвы, вообще удобопроницаемой. Оба явления эти продолжаются и в настоящее время: на памяти старожилов многие озера пересохли или заросли и превратились в болота, трясины и солончаки; многие солончаки превратились в роскошные луга, дающие ценное сено. Отсюда очевидно, что и самый зауральский чернозем, как исключительно водное, хотя и не вполне морское образование, имеет здесь совершенно другое значение и не может быть тождествен с южнорусским. Впоследствии мы рассмотрим обстоятельно этот важный вопрос о значении зауральского чернозема и постараемся определить границы Арало-Каспийской котловины и арало-каспийской фауны. Заметим только, что весьма многие факты прямо указывают на бывшее соединение Арало-Каспия с Ледовитым океаном.

Большая часть степных озер Екатеринбургского уезда, в сущности, еще не принадлежит к настоящим степным, какими могут называться только озера Шадринского и Челябинского. Все они находятся в полосе лиственных лесов, которые только дальше на восток и юго-восток постепенно редеют и, наконец, на сухих местах заменяются кустами дикой вишни, караганы, Spiraea, а в низменностях тальниками – местопребыванием множества белых куропаток. Лиственные леса юго-восточной части Екатеринбургского и западной – Челябинского уездов главным образом принадлежат башкирцам и занимают огромное пространство; окаймляя подошву Урала и цепь подуральных озер длинной, местами суживающейся лентой, они нисколько не похожи на наше среднерусское чернолесье. Леса эти состоят почти исключительно из одних березовых насаждений; осина растет здесь только небольшими островами в более сырых местностях леса, и главную массу его составляют столетние и крайне редко расположенные березы, отчего все башкирские леса имеют вид огромных рощ, всюду удобных для проезда; мелкого березняка, который каждогодно уничтожается весенними палами и ленивой привычкой башкирцев рубить на дрова только самые тонкие деревья, здесь почти вовсе нет, и весь подсед заключается единственно в кустах шиповника, дикой вишни и Cytisus[16 - Еще на памяти старожилов подобные леса покрывали большую часть Шадринского и Челябинского уездов. Весьма вероятно, что некоторая доля участия в образовании чернозема принадлежала и этим лесам.]. Но вернемся, однако, к озерам.

Из озер этой полосы упомянем только о наиболее замечательных. К таковым принадлежит Малый Аллак, Чебакуль, Тышки, отчасти, хотя в отрицательном смысле, Каллы. Особенного внимания заслуживает Чебакуль; это довольно большое озеро лежит на границе трех уездов – Екатеринбургского, Шадринского и Челябинского, и знаменито, как показывает, впрочем, само название, своими чебаками. Последние достигают здесь невероятной величины; не всякий, конечно, поверит, не видавши тарани южнорусских рек (которая, в сущности, тот же чебак, или плотва, при благоприятных условиях выросшая до огромных размеров), что презренная плотица, почти последняя рыба из обширной семьи сазановых, достигает здесь 5–6 фунтов. Во всяком случае, тут кроме мормыша, тоже многочисленного, должны существовать еще другие причины, обуславливающие необычайное развитие этой рыбы, вообще принадлежащей к числу самых мелких пород; но какие именно эти причины, сказать очень трудно, так как я не имел случая заняться внимательней исследованием мелких беспозвоночных и растительностью озера; но то или другое должно, a priori, представить какую-нибудь интересную особенность, отличающую Чебакуль от всех других озер. Остальная рыба – окунь, ерш и щука – не так многочисленна, судя по всему, не принадлежит к числу коренной, каковой является только чебак, и, хотя вообще довольно крупна, не представляет, однако, таких резких уклонений в величине. Чебакуль принадлежит к числу довольно больших озер; оно занимает около пятидесяти квадратных верст при глубине до трех сажен и заключает пятьдесят тоней; по ценности рыба его почти не уступает кызылташской, уловы же здесь также средние.

В этом отношении он резко отличается от Малого Аллака и Тышкова, находящегося уже в Челябинском уезде. В Малом Аллаке, занимающем всего около 9–10 квадратных верст, несмотря на его незначительную глубину, которая нигде не превосходит двух сажен, еще в начале шестидесятых годов уловы доходили до 22 коробов, т. е. более 1500 пудов. В последние годы, вслед за пересадкой окуня и ерша, как мормыш, так и чебак – коренная рыба озера – стали постепенно уменьшаться, и ежегодный приплод и прирост рыбы не стали пополнять ежегодный убыли; но, во всяком случае, и теперь Малый Аллак все еще принадлежит к числу наиболее кормных озер. Этим он существенно разнится от Тышкова, где чебак хотя и находит для своего размножения все благоприятные условия, состоящие главным образом в отсутствии окуня и щуки – главных истребителей как его самого, так его икры[17 - К числу главных истребителей икры принадлежит также ерш, питающийся ею с ранней весны и почти до средины мая.] и приплода, но, не получая достаточного количества пищи, останавливается в своем росте. Тышкинский чебак кроме своей мелкости отличается еще белосоватостью и относительною длиною; он, как выражаются, очень прогонист, что, конечно, тоже зависит от вышеупомянутого условия. В довершение всего он здесь какой-то необыкновенно вялый и хворый, и хотя вообще при удачных тонях много рыбы давится в мотне и вытаскивается уже снулой, но это всего более относится к тышкинскому чебаку. В последнее время вследствие вылова рыбы и появления мормыша вышеупомянутая задержка развития уже не имеет места в полном значении слова: тышкинский чебак, прежде не более четверти фунта и не дороже 15–18 к. за пуд, впрочем, десять лет назад увеличился вдвое и продается теперь до 60 к., даже более. Но во всяком случае это явление представляет большой интерес, а что оно обуславливается недостатком пищи – видно из того, что тышкинский чебак, пересаженный весной в кормное озеро, к осени увеличивается с лишком в пять, а через полтора года в шестнадцать раз: из шестнадцати чебаков на фунт к открытию зимнего лова каждый из них весит треть фунта, а к следующей зиме каждый из них – фунтовик!

Всего удивительнее, что главною причиною подобного быстрого прироста рыбы и этого неистощимого рыбного богатства Зауральских озер является ничтожный рачок величиною около полудюйма и известный в зоологии под названием бокоплава – Gammarus, а у местных жителей Оренбургского края и сибирской половины Пермского, где он распространен до Петропавловского завода, а может быть и севернее 60° с. ш., – под игренем мормыша. Мормыш составляет главную, исключительную пищу здешних рыб; все другие мелкие беспозвоночные не имеют сотой доли его значения[18 - Без сомнения, малочисленность их зависит в большинстве случаев от того, что мормыш, вообще всеядный, в свою очередь, питается ими.], и все рыбы, начиная от хищной щуки до травоядного карася, в большей или меньшей степени, и притом круглый год, кормятся этим ничтожным рачком, который местами, в особенности в карасьих – няшистых – озерах, встречается в таком невероятном множестве, что за ночь буквально поедает все выставленные сети. Навряд ли кто может сказать утвердительно, что такая рыба, как окунь и плотва, может где-нибудь в России в полтора года своего существования достигать фунтового весу, а между тем это здесь неоспоримый и общеизвестный факт, хотя и не имеющий всестороннего применения. Во всем Зауралье нет почти ни одного озера без мормыша, но коренное местопребывание его все-таки проточные и непроточные няшистые озера, населенные карасями, менее других рыб употребляющими животную пищу. Главным же истребителем мормыша является ерш, который как летом, так даже в еще большей степени зимой буквально набивается им по горло и, несомненно, только ему обязан своей необычайной величиной, неслыханной в России.

При громадном запасе гниющих растительных, отчасти животных остатков, образующихся на месте или вносимых в проточные озера многочисленными речками, ручьями и дождевыми потоками с самых вершин Уральских гор, при таком почти неисчерпаемом источнике, очевидно, существование мормыша, а следовательно, и обилие рыбою обеспечено на долгие времена; это тем более вероятно, что все настоящие горные озера имеют сообщения с горными реками и такую значительную глубину, что о вылове рыбы не может быть и речи. Другое дело в степных, непроточных, более мелких озерах, где нечего ожидать прибыли извне; но зато эти самые озера имеют несравненно более богатую флору водных растений, большею частию иловатое дно и еще в сильнейшей степени способствуют размножению пресловутого мормыша. В таких озерах, конечно, нет ничего мудреного выловить в один год почти всю рыбу, но тут-то мы и видим то поразительное соотношение, которое существует между пищею и потребителями. Предположим, что в данном озере рыба размножилась до такой степени, что мормыш почти окончательно истребился. Необходимым следствием будет весьма незначительный прирост рыбы, вынужденной питаться исключительно растительной пищею и в весьма незначительном количестве употребляющей животную. Последующие поколения этой рыбы по мере дальнейшего уменьшения пищевых веществ постепенно уменьшают свой прирост, и наконец наступает такой момент, что озеро будет заключать в себе громадное количество рыбы, большею частию очень мелкой и остановившейся в своем росте. Допустим далее, что озеро это начинает постепенно вылавливаться все более и более; оставшаяся рыба соответственно этому постепенно получает большее количество пищи, которая прежде была едва достаточна для образования икры, не говоря уже о приросте; в то же время уцелевшие или просто случайно занесенные рыболовами-удильщиками мормыши начинают, в свою очередь, необыкновенно быстро размножаться под прикрытием все более и более развивающейся растительности; уцелевшая рыба и ее новый приплод в один год вырастает вдесятеро более, чем при прежних неблагоприятных условиях, и озеро, по-видимому окончательно выловленное, через два года снова доставляет арендатору богатый доход, тем более значительный, что пуд крупной рыбы в несколько раз ценнее пуда мелкой. Подобный замечательный пример мы видим на озере Тышках, много лет кряду доставлявшем баснословное количество мелкой и малоценной рыбы: до последнего времени менее пятисот пудов не вытаскивали, и только очень недавно количество это уменьшилось в значительной степени; вместе с тем появился мормыш, и оставшаяся рыба сразу получила более высокую ценность[19 - То же самое явление наблюдается ныне и в Иткуле.]. Само собой разумеется, что такой случай прекращения прироста возможен только там, где живет только такой вид нехищной рыбы, которая бы питалась мормышом. Все необходимые условия для этого совмещает вполне один чебак, и отсюда ясно, что вполне неистощимыми озерами могут назваться только населенные одним этим видом.

Последний чаще других рыб подвергается различного рода болезням. Мы уже упоминали о болезненности чебака в Тышках, но внезапный, иногда совершенно необъяснимый мор в большинстве случаев относится именно к этой рыбе, которая вдобавок еще чаще других страдает как от наружных, так и от внутренних паразитов. Например, в Калдах[20 - Также в Шарташе, в окрестностях Екатеринбурга, в Багаряях близ Синары и пр.], где чебак составляет главную массу рыбы, он исключительно перед другими видами содержит в кишечном канале больших ленточных глистов, вследствие чего часто задерживается и даже вовсе прекращается развитие икры; вообще Калды, несмотря на свою величину, в чем мало уступает почти рядом лежащему Чебакулю, заключает в себе весьма невкусную и малоценную рыбу. Впоследствии мы будем еще иметь случай говорить о болезнях рыб и видимых причинах этих болезней, а теперь, оставив в стороне Челябинские и Троицкие озера, весьма мало нам известные, перейдем к Шадринским.

Горные озера со своими более или менее обрывистыми берегами, окаймленными тесною стеною крупноствольного хвойного леса, конечно, величественны и живописны, но живописность эта имеет, однако, какой-то угрюмый и мрачный характер. Совсем другое дело чисто степные озера. Пологие берега их, иногда совершенно лишенные древесной растительности, придают им вид какой-то безграничности, вполне гармонирующей с окружающей равниной; гармония эта в редких случаях нарушается одиноко стоящими березами, между тем как прибрежные тальники вполне сливаются с береговыми очертаниями. И сколько, однако, жизни в этом кажущемся однообразии, жизни, обусловливаемой рыбным богатством этих озер, в свою очередь зависящим от необычайного изобилия растительной и животной пищи! В сравнении со степными горные озера кажутся совершенно пустынными и необитаемыми.

Эта противуположность особенно резко выражается весной и осенью, когда на этих степных озерах присоединяются к местовым массы пролетных птиц с дальнего севера и большая часть выведшихся на горных озерах. В разнообразии и богатстве фауны Шадринские и Челябинские озера не имеют тогда ничего подобного; но и летом, когда разнообразие это уменьшается в значительной степени, птичье население их поражает своею многочисленностью: кряканье и свист уток, гоготанье гусей и пронзительный крик безчисленных чаек и крачек издалека дают знать о присутствии озера, так сказать, центра животной жизни, около которого группируется почти все степное население, привлекаемое отчасти легкою добычею, отчасти прибрежными кустарниками и деревьями.

Во главе Шадринских озер стоят два огромные озера, почти не уступающие величиною Увельдам и Иртяшу, – Маян и Увельки; второстепенное значение имеют Айдакуль, Тарталым и многие другие тоже значительные водоемы, перечисление которых будет совершенно излишне. Самое замечательное озеро, бесспорно, Маян – настоящий представитель степных озер, до сих пор дающий громадные, баснословные уловы, которые на других озерах Пермской губернии давно уже сделались анахронизмом. Неиссякаемость его рыбного богатства, в свою очередь, имеет необходимым следствием бесчисленное множество водяных птиц, и в этом отношении Маян тоже имеет себе подобных только в Оренбургской губернии.