Мои друзья

И еще одно качество Леонида Сергеева

Он сам на вид спокоен. И строка у него спокойная, без внешних эффектов и других писательских премудростей, легкая. Но там, внутри строки, всё это наше, «человеческое, слишком человеческое», есть. И есть там «человечкина душа». И «собачкина душа» в ней есть. И «птичкина душа». И даже Тошкина душа.

И это интересно – наблюдать за движениями таких разных, но все-таки живых душ! Интересно и детям, и взрослым.

Александр Торопцев

Зверинец в моей квартире

Рассказы

Мой бегемот

Гошка

Мой дядя слыл весельчаком. То и дело рассказывал смешные истории и всем дарил необыкновенные подарки, причем эти подарки делал сам: он был мастер на все руки. Однажды из двух баллонов от пятитонки дядя склеил надувного бегемота. Он получился совсем как живой – огромный, с разинутой улыбающейся пастью и хитроватыми глазами. Он был очень большой, но при желании его можно было надуть еще больше – стоило только открутить пробку на задней ноге.

Когда дядя принес к нам бегемота и поставил на пол, толстяк закачался, закивал, шевельнул ушами и, как мне показалось, даже чуть-чуть шагнул. Бегемот был добряком – это я понял сразу. Его огромный рот все время растягивался в улыбку, а в глазах так и бегали какие-то смешинки. У меня было несколько любимых игрушек: грузовик, слон со скрученным хоботом, цветные лягушки из тряпок, но когда появился бегемот, мне стало не до них. Я ни на минуту не расставался с Гошкой (так я назвал бегемота). Я целовал Гошку в морду, сажал с собой за стол и кормил супом, ходил с ним во двор гулять; по вечерам читал Гошке книжки, а потом ложился с ним спать, выпустив из него немного воздуха, – сильно надутый, он не умещался на моей кровати.

Гошка был весельчак, весь в дядю. С утра до вечера выкидывал разные штучки. Оставишь его где-нибудь на сквозняке, смотришь – он уже убежал в угол комнаты, прикорнул у шкафа и дрыхнет. А то вдруг ни с того ни с сего перевернется и, задрав ноги, начнет кататься на спине. Или прямо на глазах похудеет – явно просит еды.

Кстати, он ужасно любил поесть. Его так и тянуло на кухню. Все думали, Гошка ел понарошку, но я-то знал, что он ел на самом деле. Да еще как! Уплетал за обе щеки. Каждый раз, оставив ему на ночь еду в миске, утром я замечал, что половину он слопал. Бабушка говорила, что к миске подходил кот, а Гошка знай себе ухмыляется и незаметно подмигивает мне.

Как-то наш кот не ночевал дома, но утром миска оказалась пуста. Я сразу крикнул бабушке:

– Во! Что я говорил? Видала, сколько съел?

Бабушка удивилась и с тех пор стала еду от Гошки прятать.

Целыми днями Гошка веселился и только в жару скисал. Тогда я наполнял ванну водой и пускал его поплавать. Плавать Гошка любил больше всего. Особенно на боку. Разляжется на воде и плывет от одного края ванны к другому. Немного поплавает – начнет крутиться на одном месте, радуется, что очутился в родной стихии. Иногда я тоже забирался в ванну, и мы с Гошкой начинали нырять, и кувыркаться, и брызгать друг в друга, а потом я влезал к нему на спину, и мы отдыхали прямо на воде. Гошка держал меня легко, как будто на него влез не я, а воробей. Казалось, он спокойно мог бы удержать еще таких пятерых, как я.

С каждым днем мы с Гошкой все больше привязывались друг к другу. Частенько домашние ворчали, что Гошка занимает слишком много места, что от него постоянно беспорядок в комнате и что его вообще неплохо бы отнести в чулан. Особенно недолюбливала Гошку бабушка.

– Ох уж этот бегемот! – все время кряхтела она. – Растет не по дням, а по часам. В квартире от него сплошной кавардак и совсем не осталось свободного места. Хоть мебель выноси. В зоопарк его надо!

В такие моменты я всегда заступался за своего друга и, чуть что, сразу прятал его под кровать. Когда же за что-нибудь распекали меня, вперед, как грузовик, спешил Гошка. Он надувался и топал от негодования и всем своим видом давал понять, что не даст меня в обиду. За всю нашу дружбу мы только один раз повздорили, да и то по пустяку.

Как-то я залез на него, а он взял и выбил свою пробку и сразу же, охнув, присел, а я шлепнулся на пол. Отчитал я его тогда как следует, и он больше не устраивал глупых шуточек, а если и был чем-нибудь недоволен, то просто стоял и скрипел. Он был такой тихоня, что даже ссорился со мной шепотом.

Однажды бабушка сказала:

– Давай съездим в зоопарк. И Гоше будет интересно. Покажем ему разных животных, познакомим с родственниками.

– Ой, бабуля! – крикнул я. – Здорово ты придумала! Поедем!

Мы жили на окраине города и до зоопарка добирались на трамвае. В вагоне все пассажиры сгрудились около Гошки. Только и слышалось:

– Ого, вот это зверь, я понимаю!

– И где ж вы такого достали? Не в Африке ли?

Бабушка объясняла, что Африка здесь ни при чем, говорила про дядю, про его золотые руки, а мы с Гошкой гордо смотрели в окно.

В тот день в зоопарке народу было мало, и мы спокойно осмотрели обезьянник, львов и площадку молодняка. Потом обогнули озеро с плавающими утками и остановились у вольера с надписью: «Гиппопотам Маша». За изгородью около бассейна стояла огромная бегемотиха. Она медленно водила головой из стороны в сторону – посматривала на редких зрителей сонным, безразличным взглядом. Я пододвинул Гошку поближе к изгороди, но бегемотиха совсем закрыла глаза и стала жевать жвачку.

– Сынка нашей Машке принес? – услышал я за спиной.

Обернулся – около нас стоял усатый мужчина в фартуке.

– Да-да, сынка! – обрадовалась бабушка и улыбнулась.

– Мы просто смотрим, – тихо произнес я.

– A-а! Ну смотрите… А то оставил бы.

– Конечно! – закивала бабушка. – Вместе им будет просто замечательно!

– Ясное дело, – развел руками мужчина. – Я здесь смотрителем работаю. Уж как-нибудь за твоим дружком присмотрю… Кормить его будем три раза в день. Как Машку.

– И не раздумывай! – подтолкнула меня бабушка.

Я подумал, что вообще-то здесь Гошке было бы неплохо. С бегемотихой они подружились бы… Но каково мне было бы без Гошки!

– Нет, – твердо заявил я и повернулся к бабушке: – Пойдем домой.

Куклы

До того как дядя подарил мне Гошку, я играл только с девчонками. У меня было три родные сестры и шесть двоюродных. И жили мы во дворе, где были одни девчонки и, как назло, ни одного мальчишки. С утра до вечера сестры играли в куклы. Кукол у них было много: тряпичные – в платьях и кофтах, матрешки – в сарафанах и кружевах и совсем голые – из пластика. Были куклы с бантами, с цветами, с зонтиками. Толстые и тонкие. Большие и маленькие. Были куклы, которые сидели на чайниках, и куклы с огромными глазами – они опускали ресницы и пищали. Вся наша квартира была завалена куклами. Куда ни посмотришь, везде сидели эти уродины. Я засовывал их под диван, прятал в чулане – ничего не помогало. Кукол не уменьшалось. Даже наоборот, их становилось все больше.

Сестры были без ума от своих кукол. Они называли их балеринами и принцессами; всё время одевали и раздевали их, кормили и укладывали спать. Каждый раз, когда я предлагал сестрам поиграть в футбол или посражаться на шпагах, они начинали меня стыдить.

– Ты какой-то глупый! – говорила одна сестра.

– Все твои игры шумные и неинтересные, – морщилась другая.

А третья подсовывала мне куклу и тащила играть в дочки-матери. Я ужасно злился, но ничего не мог поделать. Ведь сестер было много, а я один. Вот и приходилось мне играть с ними в куклы. Вместе с сестрами я вышивал и вязал, готовил обеды для кукол и пел им колыбельные.

Постепенно сестры стали принимать меня за свою подругу. Иногда кто-нибудь из них забывался и говорил мне:

– Ты не так постелила балерине Тане.

– Ты мало качала принцессу Зину.

Я злился до слёз. Но это еще что! Сестры в день моего рождения подарили мне… куклу! Тут уж я взбунтовался и выкинул все их кукольное царство в окно. Но они снова принесли своих любимиц и вдобавок налетели на меня вдевятером и отлупили.

А потом пришел дядя и подарил мне… Гошку. Я думал, что теперь сестры забросят своих кукол и начнут подлизываться ко мне, чтобы я разрешил им поиграть с бегемотом. Но Гошка не произвел на них никакого впечатления. С кислыми лицами они осмотрели моего друга, и одна из сестер фыркнула:

– Он слишком большой и неуклюжий!