По ту сторону Тьмы

Загадочно улыбаясь, подошёл Кехт.

– Ты я вижу, уже поел? – кивнул на тарелку. – Не хочешь поглядеть, во что на самом деле ты стрелял ночью?

– Э-э-э.… Конечно! Ещё спрашиваешь! – заинтересованно поднялся Гверн.

Обойдя молодых стражей, старательно сметающих солнечник в мешки, Кехт махнул рукой на большой валун с косой белёсой царапиной.

– Видал? Твоя работа. Это то, что мнилось тебе старухой. А теперь пойдем, покажу настоящую.

Отойдя шагов на двадцать, Кехт кивнул на небольшой плоский камень с запёкшейся лужицей крови.

– Вот здесь её Лутдах и заприметил. А вон туда она пыталась уползти, – показал кровавый след на песке. – Ну что, видишь её?

Гверн недоверчиво проследил за кровавым следом.

А что тут можно видеть? Всё как на ладони. Камни, обломки сучьев, песок, и ещё раз камни.

– Нет.

– Вот то-то и оно, – усмехнулся Кехт. – На то они и каменные упыри. Их матку никто не видит. По голове можно пройти и не заметить. А между тем, она ведь у тебя прямо под носом…

Отошёл на три шага, наклонился и с натугой потянул на себя припорошенное песком перепончатое крыло. Подняв тучу пыли, выпростал второе крыло и перевернул худосочное тело на спину.

– Вот. Любуйся. Да иди, иди, смелей! Она уже не кусается.

Гверн подошёл поближе и брезгливо сморщился от бьющей в нос тухлятины.

– Тьфу ты, мерзость какая!

И действительно, мерзость, по-другому не скажешь. Жуткая помесь человека и летучей мыши.

Арбалетный болт ушёл наполовину аккурат в ложбинку между сморщенных старческих грудей. Почерневшая за ночь кровь густо запятнала пятнистый серопесчаный мех. Если сверху чуть припорошить песочком, так и вообще пройдёшь мимо и не заметишь, что под ногами что-то живое.

– Да, матёрая попалась, – Кехт задумчиво постучал носком сапога по болту. – Ловко её наш дед приложил.

Поёжившись от вида огромных крючковатых когтей на узловатых пальцах, Гверн осторожно потыкал прутиком уродливый желтоватый нарост на лбу.

– А это что у неё за шишка? Мозоль что ли?

– Не знаю,– замялся Кехт. – Это у них только… Короче, только у матёрых баб бывает. Говорят, они этой мозолью свои чары и накладывают. У их мужиков я такого не видел. Такие вот бабы с мозолью у них всем и заправляют. Мы зовём её маткой. Она в кулаке всю стаю держит. Как только матку завалишь, они сразу голову теряют и всем скопом на нас бросаются. Тут мы их всех и.… Хотя, что я тебе рассказываю, ты ночью и сам всё видел. Тут самое главное, не бояться и матку завалить…

– А кстати, – Гверн оглянулся на мирно дремлющего на солнышке деда Лутдаха. – Если ты говоришь, чары. Как он её тогда увидел? Он вообще кто, маг?

– Маг? Ну ты, брат, махнул. Стал бы он тогда с нами мотаться. Не, он не маг, но таких как он, по пальцам можно пересчитать. Вот потому, когда можно, мы и пробуем каждого, вдруг да попадёт. Вот тогда бы тебя парень везде на руках носили.

– Ну, а научиться как-нибудь этому можно? – загорелся Гверн.

– Экий ты шустрый, – усмехнулся Кехт. – Научиться. Сам подумай, если бы это было можно, неужто мы бы и сами не научились? Нет, конечно, мы пробовали. Денег ему хороших сулили, приставали с расспросами. Как мол, дед, ты её видишь-то? Скажи секрет. Он смеётся. Никак, говорит, ребятки. Никакого секрета. Вижу, и всё. Правда, тоже не сразу. Говорят, по молодости его храмовники заприметили и к себе звали, но он не пошёл. Зуб у него на них почему-то. Но я вот думаю, – понизил голос Кехт, – в роду у него колдун кто-то был, не иначе…

– Эй, Кехт, Гверн! – зычно окликнул Тревор. – Вы чего там застряли! Отъезжаем!

– Ладно, пойдём, парень, – заторопился Кехт. – Вечером договорим…

Глава 2

Натужно поскрипывая колёсами, вереница повозок одна за другой поднялись на крутой перевал.

– Тпру! А ну-ка охолони, красавица!

Возница натянул поводья и показал кнутом вдаль.

– Смотри, паря. Вот он, Серрако, отсюда весь как на ладони. Так что готовь денежку за въезд.

Гверн привстал и в волнении вытянул шею, разглядывая город.

Наконец-то. Десять дней путешествия подошли к концу. И вроде не такой уж городок и большой, как про него рассказывали. Наверно всё дело в тумане.

Теряясь в предвечерней дымке, высоко в небо взметнулись острые шпили ажурных замков. Грубоватая кладка древней крепостной стены кроваво отблёскивала крошечными огоньками солнечника. Любой нежити здорово не поздоровится, вздумай она попытаться пробраться в город. Наверно потому в Серрако такие драконовские налоги. И все исправно платят. Зато каждый житель может быть уверен в спокойном сне. Если конечно их покой не потревожит кто-нибудь другой. А такие найдутся. Городок богатый, значит, пруд пруди, сколько в нём водится всяких разномастных воришек и пройдох.

Далеко на горизонте в лесу блеснул кровавый огонёк.

– А там что, тоже люди живут? – показал рукой вдаль Гверн.

– В Тёмнолесье-то? – замялся возница. – Да как тебе сказать. Не то, чтобы прямо вот так живут, но народец разный там шастает. Охотники, углежоги, дровосеки опять же. Ну и беглые само собой, куда уж без этого.

– О как! Беглые? – заинтересовался Гверн.

Это уже интересней и может здорово пригодиться. Предстоящее дело настолько деликатное, что обернуться может по-всякому. И лучше уж скрываться в лесу, чем горах. По крайней мере, хоть от собак по ручью уйти можно. Тьфу-тьфу, надо надеяться, что до этого дело не дойдёт.

– Ну да, беглые, – пожал плечами возница. – В городе им что, вверх дном всё перевернут и враз голову отчекрыжат, а лес, он вон какой, попробуй, ищи-свищи их.

– Да как же они там живут? Неужели нежити не боятся?

– Как живут-то? – возничий ожесточённо почесал бороду. – Дык, считай, никак не живут. В дневном переходе от города прячутся, так всё поспокойней. А ночью забиваются кто куда и костры жгут. Помнится, мальцом был, отец мой покойный за дровами меня разок туда взял. Ох, и страху я тогда натерпелся. Поближе к городу большие дерева-то уже все повырубили, приходилось подальше ездить. Так вот мы и поехали. Дорога кочка на кочке, вокруг черепа и кости валяются. И людские, и всякие. Как в старый лес заехали, темно вокруг стало, хоть и ясным днём. Чувствую, кто-то из темноты на нас пялится, ухает, трещит, а нам на глаза не показывается. Ну что делать, боимся, а дрова-то везти надо. Повалили мы по-быстрому сухие деревца, кое-как погрузили, и до вечера в городе оказались. А другие кто не успел, так там и остались. Не видели их больше. Так-то, паря. Такие вот дела там творятся. А ты говоришь, живут…

– Да, жуть, – поёжился Гверн. – У нас на севере намного спокойней. Только холодно очень. Бывает, в холодные зимы даже целыми деревнями замерзают насмерть. Да и лето оно тоже так себе, в реку и то не сунешься. Холодина.

– Вот то-то и оно, – со знанием дела поддакнул возничий. – Холод никто не любит, что нежить, что человек. А снег у вас там сколько лежит?

– Да больше полугода.

– Вот. А здесь о нём и не слыхивали. Горы с севера холода закрывают, благодатный край. Вот потому и плодится тут всякое, – возница ожесточённо сплюнул за борт. – Так что даже и не знаю, что лучше. Наверно везде хорошо… Ладно, подъезжаем. Деньгу доставай, – кивнул на приближающиеся ворота. – Видишь, вон наши толстопузые уже засуетились…

Под колёсами гулко застучала старая брусчатка. Миновав узкий подъёмный мост, повозки втянулись в узкий проём.

Гверн невольно втянул шею, когда над головой промелькнули острые зубцы тяжёлой подъёмной решётки.

Да, строители когда-то потрудились на совесть. Толщина стен шагов десять. И судя по сверкающим промасленным звеньям цепей, решётка исправно опускается каждый вечер. Если что, удирать придётся только через стены. Крюк и хорошая верёвка нужна. Мотка два, а лучше три…