Святой выходит на сцену

К тому же, даже заметив, вряд ли кто-нибудь узнал бы его. Безупречно элегантный Святой выезжал с Брук-стрит, ехал в Челси и оставлял машину в гараже на Фулхэм-роуд. Чуть сменив манеру держаться и сразу став куда менее безупречным, он проходил через лабиринт грязных переулков к дому, где в микроскопической, душной квартирке обитал некий Берти Маркс. И затем уже этот потрепанный, сутулый, видавший виды бродяга, покинув свое жилище, возвращался в Вест-Энд на плебейском автобусе, нагруженный свертками с приобретенным по пути, и прошмыгивал к конюшням на Брук-стрит, к гаражу, снятому на свое имя. Святой никогда не считал излишним внимание к деталям.

Все эти тщательно продуманные приготовления – аренда второго гаража, квартиры в Челси и само создание личности Берти Маркса – служили одной-единственной цели, которая однажды была приведена в исполнение.

В тот день, через несколько часов после рассвета (невероятно раннее для Святого время для выхода из дома), к конюшням подъехал маленький фургон с эмблемой транспортной компании Картера Патерсона. Берти Маркс слез с водительского места, обтер запачканные ладони о вельветовые брюки и, выудив из кармана ключ, отпер свой гараж. Потом сел обратно в кабину, загнал фургон внутрь и закрыл ворота.

Это не могло не пробудить любопытства у вереницы намывавших свои машины шоферов, собиравшихся там в то время, но Святого они не волновали. По мере того как план стремился к завершению, необходимость в Берти Марксе быстро двигалась к концу.

– Пусть думают что хотят! – беззаботно произнес про себя Святой, стаскивая грязную куртку.

Он включил свет и, подойдя к воротам, выглянул наружу. Шоферы вернулись к своим делам, слишком занятые наведением блеска на автомобили, чтобы размышлять над странным появлением скромного фургончика в гараже, где раньше стоял «роллс-ройс».

Святой аккуратно задвинул засов, чтобы наверняка избежать любопытных, и принялся за работу. В раскрытом кузове обнаружилось несколько больших деревянных ящиков. Святой выгрузил их на пол, затем взял лежащие в углу киянку со стамеской и принялся вскрывать один за другим, извлекая содержимое. Во всех было по две дюжины фарфоровых сосудов, пересыпанных древесными стружками. Святой подносил каждый к свету и скрупулезно изучал. Большинство оказалось совершенно гладкими, но в одном из ящиков у всех сосудов был крохотный крестик на глазури. Нисколько не удивленный, Святой убрал их в сторону – ему только они и были нужны. Именно их он искал, и именно они служили причиной маскарада со временным перевоплощением в мистера Маркса. Остальные сосуды Святой разложил по ящикам, аккуратно закрыл и перевязал, вернув в первоначальное состояние, как будто никто их и не трогал.

Помеченные он откупорил и высыпал содержимое в ведро. В другом углу гаража громоздилась кучка жестянок. Святой вложил по одной в каждый сосуд, проложив ватой, чтобы не дребезжали. Затем также вернул их по одному в ящик и в свою очередь заколотил его и перевязал бечевкой – после этого, чуть улыбнувшись уголками губ, оставил поверх слоя древесных стружек маленький сувенир.

Работа шла споро. Прошло всего полтора часа с того момента, как фургон заехал в гараж, и до того, как последний ящик вернулся в кузов. После этого Святой снял засов и широко распахнул ворота. Оставшиеся шоферы, по-прежнему занятые мойкой машин, озадаченно взглянули на выезжающий из гаража фургон. Еще большее недоумение отразилось на их лицах, когда тот, не останавливаясь, миновал бывшие конюшни и исчез в направлении Бонд-стрит. Водителю вслед раздались крики, что он забыл закрыть ворота, но мистер Маркс то ли не слышал, то ли не придал им значения. Когда стало ясно, что тот скрылся с концами, шоферы подошли полюбопытствовать, но лишь почесали головы, не увидев в гараже ничего, кроме киянки, стамески, молотка и гвоздей, да двух-трех оставшихся лишними жестянок. Ведро с белым порошком пропало. Оно ехало сейчас в кабине фургона вместе с мистером Марксом, которого после этого почти никто не видел.

Он добрался до адреса доставки в Вест-Энде, передал груз, расписавшись в квитанции, и отбыл дальше на запад. Остановившись по дороге у больницы, он оставил там ведро. Принявший его служитель был озадачен, однако мистер Маркс спешил и не имел ни времени, ни желания пускаться в подробные объяснения.

– Берегите его как зеницу ока – оно стоит больше, чем у вас когда-либо будет, – распорядился он. – Передайте его кому-нибудь из врачей вместе с этой запиской.

Вернувшись за руль, Святой отправился дальше. Плодотворные труды, запланированные на день, были почти все выполнены. Он выехал из Лондона в сторону Мейденхеда, через некоторое время свернул на боковую дорогу и остановился на несколько минут вне пределов видимости с шоссе. В фургоне оказалась большая банка краски, и Святой энергично принялся за работу. Он никогда не считал себя художником, но сейчас наносил широкие размашистые мазки с видом мастера. Под его лихой кистью эмблема транспортной компании, которую он так старательно выписывал прошлой ночью, вскоре исчезла, и фургон стал однотонным. Полностью удовлетворенный уничтожением плода своей работы, которым так восхищался всего несколько часов назад, Святой сел в кабину и двинулся назад в Лондон. Производитель гарантировал быстрое высыхание краски и не обманул. На обратном пути она собрала изрядное количество пыли, и грязноватый цвет фургона отлично имитировал то состояние, в котором был получен.

Мистер Маркс поставил его в родной гараж и оплатил суточную аренду, а некоторое время спустя вернулся к себе в Челси. Еще чуть позже Саймон Темплар, еще далекий от своей обычной безупречности, вывел из другого гаража собственный шикарный спортивный «фурийак» синего цвета, на котором отправился в клуб на Довер-стрит. И вот уже Саймон Темплар, небрежно подошедший к бару и заказавший пинту пива, был одним из самых безукоризненно элегантных молодых людей, каких только видело это прибежище безупречных и элегантных.

– Нечасто вы появляетесь у нас так рано, сэр, – заметил бармен.

– Да пройдет еще столько же лет, прежде чем ты увидишь меня в этот час, сын мой, – благочестиво провозгласил Святой. – Однако сегодня утром я почувствовал, что мне просто необходимо встать и проехаться. Погода была замечательная!..

III

Мистер Эдгар Хейн обладал множеством интересов. Он был гордым владельцем ночного клуба «У Дэнни», располагавшегося на грязной улочке вдали от центра, а также распоряжался фирмой «Ласерр», представлявшей собой небольшой, но дорогой магазинчик на фешенебельной Риджент-стрит, где продавались духи, пудра, румяна, кремы и прочие необходимые современной женщине средства для поддержания лица в должном состоянии. Эти два заведения были любимыми детищами мистера Хейна, от которых он получал львиную долю своих доходов. Нелишне будет упомянуть, однако, что прибыли «У Дэнни» основывались не только на продаже шампанского, а модные средства для женской красоты не являлись главным источником процветания дома «Ласерр». Мистер Хейн умел ловко проворачивать дела, и если чего и не знал о том, как заметать следы, то это едва ли поместилось бы в одну из тех микроскопических алебастровых баночек, в которых он продавал свой прославленный фирменный крем по две гинеи за штуку.

Это был крупный мужчина, с массивным, чисто выбритым розовым лицом и редеющей шевелюрой. Он не всегда звался Хейном, однако натурализация и последующая смена имени позволили ему на законных и неоспоримых основаниях забыть фамилию родовую, доставшуюся от отца. А заодно навсегда исключить неприятную возможность депортации – предусмотрительная дальновидность, за которую мистеру Хейну не раз хотелось похвалить себя. Полиция подозревала за ним кое-какие делишки, но доказательств у нее не было.

Когда прибыл Гэннинг, Хейн сидел за письмами перед своим большим столом с тумбами в кабинете ночного клуба. В дверь постучали.

– Войдите, – бросил он, не поднимая головы.

Звука открывшейся и вновь закрывшейся двери было для него достаточно, чтобы знать, что распоряжение исполнено, и Хейн вернулся к письму, которое составлял. Только закончив, он снизошел до того, чтобы заметить присутствие вошедшего.

– Ты опоздал, Змей, – проговорил Хейн, аккуратно промокая бумагу.

– Простите, босс.

Хозяин кабинета закрутил колпачок авторучки, убрал ее в карман и впервые поднял взгляд от стола. Увиденное заставило Хейна изумленно откинуться на спинку кресла.

– С кем, черт побери, ты так неудачно завел ссору?!

Вид у Змея и впрямь был кошмарный. Повязка вокруг головы закрывала один глаз, а другой почти полностью заплыл. Разбитые вспухшие губы и отсутствие нескольких зубов заставляли его болезненно шепелявить.

– Люди Хэрригана? – предположил Хейн.

Гэннинг мотнул головой.

– Один парень в поезде из Брайтона вчера вечером.

– С тобой что, никого не было?

– Были. Тед и Билл. И Марио.

– А с тем парнем сколько? Целый полк?

– Ни души.

Хейн моргнул.

– Как же это произошло?

– Мы думали, он лопух, – с отвращением пояснил Змей. – Одет весь из себя, золотые портсигар, часы и набалдашник трости, да еще пачка наличных вдобавок. Сам нам показал купюры, сказал, что в пачке две сотни с половиной. Мы этого так оставить не могли и предложили ему сыграть. В покер. Он говорил, что новичок, да и выглядел лопух лопухом, так что подвоха мы не ждали. Мы его все разогревали, пока до прибытия не осталось минут десять, и проиграли ему полсотни. Прямо видно было, что он воображает себя лучшим в мире игроком. Тут мы начали говорить, что, мол, по-честному надо дать нам возможность отыграться, давай пару раундов по-крупному, ставки повышать на пять фунтов. Он согласился, и для начала мы опять дали ему выиграть – спасовали после первого же повышения. «Как насчет в последнем ставить по десятке?» – говорю я и этак незаметно подмигиваю ребятам. Он было заупрямился, но мы его уломали, и в конце концов он клюнул. Раздавать выпало Теду, но тасовал карты я сам.

– Что, рука сорвалась?

Гэннинг фыркнул.

– Ничего подобного! Со мной такого не случается. Зарядил колоду так, что никакому фокуснику не под силу. Собрал флеш-стрит, как и должен был. Марио сразу спасовал, а Тед и Билл – после первого повышения. Остались только мы с лопухом и поднимали до тех пор, пока в банке не оказалось все до гроша, что мы с парнями смогли наскрести. Мы даже свои запонки поставили, а Марио – булавку с бриллиантом, – чтобы как можно больше урвать из налички лопуха. Когда у нас не осталось ни монеты, он сравнял ставку. Я выкладываю свой флеш-стрит и уже собираюсь все загрести, как тот меня останавливает. «Вы, кажется, говорили, что это почти ничем не бьется», – и показывает пять королей.

– Пять? – переспросил мистер Хейн, нахмурившись.

– Мы играли с джокером, и он оказался у лопуха.

– Ты что, не знал, какие у него карты?

– Это была совсем не та комбинация, которую я ему сдал!

Мистер Хейн вернул себе равнодушный вид.

– И тогда вы полезли в драку и проиграли?

– Я обвинил его в жульничестве. Он даже не отрицал, еще и имел наглость сказать: «Ну, вы ведь должны были показать мне, как играть, а сами все время жульничали, вот я и решил, что так и надо!» И начал собирать выигрыш. Еще бы мы не полезли в драку!

– Но он оказался сильнее?

– Он дрался нечестно, – обиженно проговорил Гэннинг. – Первым же делом ткнул своей тростью Теду в шею – тот даже дубинку со свинчаткой достать не успел, сразу вырубился. Билл был уже наготове для честного боя с кастетами, но тот тип пнул его в живот и тоже вывел из игры. Пришлось нам с Марио одним отдуваться…

Змей явно не горел желанием описывать дальнейший ход схватки, и Хейн тактично не стал на него давить, позволив на несколько секунд погрузиться в мрачные воспоминания.

– Это явно был не дилетант, – проговорил наконец Гэннинг. – Но мы не можем понять, какой он масти. Я бы чертовски много отдал, чтобы узнать, кто он такой. Не удивился бы, если бы он оказался одним из тех крутых гангстеров, о которых пишут газеты. Парень явно высокого полета. Вот, смотрите. – Змей достал конверт. – Сунул Теду, когда выходил. Заявил, мол, это его квитанция. Я показал Тилу, чтобы тот занялся, – он как раз был на вокзале.