Святой едет на Запад

– Есть здесь кто-нибудь? – тихо спросил он.

Ответа не последовало, и он направился в сторону двери, откуда шел свет. Когда он подошел к двери, то понял, почему никто ему не ответил. Комната была кабинетом Афферлитца, и сам он также находился здесь, но было совершенно очевидно, что с мистером Афферлитцем больше уже никто и никогда не сможет сотрудничать.

Глава 4

Мистер Афферлитц сидел за своим письменным столом красного дерева, размером со стол для пинг-понга. Голова его покоилась на промокательной бумаге, которая оказалась не в состоянии впитать всю вытекшую из него кровь.

Саймон обошел вокруг стола и увидел, что волосы на затылке Афферлитца слегка обгорели в том месте, где пуля вошла в голову, и сделал вывод, что стрелявший должен был держать пистолет очень близко к голове жертвы, почти касаясь ее. Возможно, что выстрелом была снесена часть лица Афферлитца, так как кровью, смешанной с частицами мозга и белыми кусочками кости, был залит весь стол.

Крупные лужи крови еще не высохли и блестели, а тот конец сигары, который Афферлитц держал во рту, когда курил, был все еще влажным. Поэтому Святой решил, что выстрел не мог быть произведен более часа назад. Самое большее час назад.

Он взглянул на свои часы. Они показывали ровно два.

В доме было очень тихо. Если здесь и были слуги, то, значит, их комнаты размещались так далеко от кабинета хозяина, что они ничего не слышали.

Саймон постоял несколько минут без движения, осматривая комнату. Создавалось впечатление, что комната была обставлена в соответствии с представлениями декоратора студии о том, как должен выглядеть кабинет преуспевающего человека. Вдоль одной из стен размещались книжные полки, но они были заполнены в основном книгами в тяжелых темных переплетах с золочеными надписями, которые, как правило, покупались оптом и в которые владелец никогда не заглядывал. Современные романы в ярких переплетах создавали приятное разнообразие цветовой гаммы. На стенах висело несколько написанных маслом картин в тяжелых рамах. Среди них довольно беспорядочно были размещены фотографии, на которых были сделаны надписи от руки. На фотографиях были только девушки. Одной из них была Эйприл Квест; лицо на другой фотографии также показалось ему знакомым, но надпись "Твоя Трилби" ничего ему не говорила. Очевидно, это были символы нового рода деятельности мистера Афферлитца в качество продюсера. Такое же впечатление производила и сама комната – мистер Афферлитц не столь долго работал в кинематографе, чтобы успеть построить собственный дом, но он, по всей видимости, выбрал этот дом, считая, что именно такая атмосфера и должна окружать преуспевающего продюсера.

С первого взгляда Саймон понял, что здесь отсутствуют улики того типа, которые так обожают авторы заурядных детективных романов. Возможно, что на месте преступления остались отпечатки пальцев, но у Саймона не было с собой никаких приспособлений, чтобы снять эти отпечатки. Помимо промокательной бумаги, головы Афферлитца, его крови, мозгов и кусочков лицевых костей на столе находились письменный прибор, несколько карандашей, вечерний помер газеты, несколько сценариев из разрозненных страниц, счет зубного врача, список расценок на спиртные напитки и блокнот для заметок. К сожалению, никто не догадался сделать на последней странице блокнота запись, посильнее нажимая на карандаш, чтобы потом можно было прочитать отпечатавшиеся на следующей страничке буквы. На столике возле камина лежали несколько старых номеров еженедельников, но среди них не было пи одного номера "Голливуд рипортер", впрочем, это и не имело особого значения, так как большинству подписчиков, связанных с кинопромышленностью, этот еженедельник доставлялся по служебному адресу. Единственным свидетельством чего-либо необычного могли служить пепельницы. Всего их было три, и, судя по следам пепла на них, всеми тремя уже успели попользоваться; но содержимое пепельниц было предусмотрительно выброшено, причем не в камин и не в корзину для мусора.

Саймон рассуждал автоматически, словно вычислительная машина: "Пепельницы очистил не слуга, потому что он еще вытер бы их. Байрон тоже не мог этого сделать, потому что он не стал бы выносить пепел из комнаты. Остается одно – это сделал убийца и унес содержимое пепельниц с собой, чтобы окурки его сигарет не смогли послужить уликами против него. Думаю, он не верит в методы Шерлока Холмса, который, говорят, был способен узнать многое при помощи микроскопа и остатков пепла в этих пепельницах. Возможно, что он и прав..."

Но напрашивался и другой вывод. Если убийце пришлось принимать такие меры предосторожности, значит, он курил в этой комнате, а следовательно, находился здесь в течение какого-то времени и, скорее всего, был знаком с Афферлитцем, разговаривал с ним прежде, чем приставил пистолет к его затылку и выстрелил.

А это могло означать и еще кое-что. Саймон встал позади Афферлитца и попытался проследить траекторию, по которой должна была двигаться пуля. Взгляд его быстро нашел свежую царапину на панели стены напротив. Он подошел поближе и убедился, что такая царапина могла быть оставлена только выпущенной из пистолета пулей. Но либо силы удара пули не хватило для того, чтобы она застряла в деревянной обшивке стены, либо пулю кто-то аккуратно извлек из образовавшейся дыры: ни в отверстии в стене, ни на полу у стены пули не было. Невозможно было определить даже калибр пистолета, которым пользовался убийца. Складывалось впечатление, что преступник действовал вполне компетентно.

Он не оставил после себя ни грязных следов от ботинок, ни пуговиц, ни клочков ткани, ни волос, ни шляпы, ни обрывков бумаги, ни зажигалки, ни носового платка, ни ключей, ни коробка спичек, ни запонок, ни очков, ни перчаток, пи расчески, ни бумажника, ни кольца, ни памятных значков какой-либо организации, ни часов, ни маникюрных принадлежностей, ни вставных зубов, ни булавки для галстука, ни пиджака, пи использованных билетов, ни шпилек, ни подвязок, ни парика – словом, ни одного из тех сувениров, которые преступники в романах обычно разбрасывают вокруг с такой самоотверженной щедростью. Этот убийца просто зашел сюда, выкурил несколько сигарет, выстрелил, вычистил пепельницы и ушел, не оставив после себя даже тех следов, которые можно было бы найти после ухода любого обычного гостя.

"Это очень несправедливо по отношению к не состоящим в профсоюзе детективам, – сказал Саймон сам себе. – Если бы я знал, где живет этот парень, я, пожалуй, стал бы пикетировать его дом".

Но вся эта бравада была поверхностной, а мозг Саймона тем временем работал, словно конвейер, и из отдельных частей собиралось единое целое. Сейчас Святой сопоставлял и сравнивал отдельные факты, которые до этого собирал, даже не зная, для чего они ему могут потребоваться. Если он был прав, и если убийца был настолько хорошо знаком с Афферлитцем, что тот принимал его в своем кабинете в столь поздний час, то вполне могло оказаться, что этот человек был одним из тех, с кем Саймону уже довелось встречаться. Это могла быть не простая случайность. Святой перебирал в уме все прошедшие события, все те нити, которые подмечал и прежде, но в то время не знал, с чем связать. И еще эта записка в его кармане, записка, которая и привела его сюда, написанная торопливым размашистым почерком с кричащими заглавными буквами, сейчас предстала перед его внутренним взором настолько ясно, словно он и в самом деле смотрел на нее. Может быть, Байрон Афферлитц написал ее потому, что случилось что-то такое, что насторожило его, что заставило догадаться об опасности, подстерегающей его этой ночью?

А может быть, он вовсе и не писал этой записки?

Вполне могло случиться и так, что кто-то воспринял появление Святого на сцене – в прямом и переносном смысле – как знак небес и решил, не теряя ни единого дня, совершить задуманное убийство и сделать из Святого козла отпущения. Может быть, это письмо было послано лишь для того, чтобы заставить его прийти в дом в нужный момент, чтобы...

Внезапно Саймон очень ясно осознал, какая тишина дарит в доме. Весь дом был погружен в гнетущее молчание, оно обступало Саймона со всех сторон, неуловимое и давящее, а он старался прорваться сквозь него, различить скрытые звуки, оценить их и действовать так, как подсказывала его вновь разбуженная бдительность. Сейчас он чувствовал себя совершенно спокойно и раскрепощенно, по была в нем напряженная неподвижность кошки, приготовившейся к прыжку.

Вокруг все еще не было слышно ни звука.

Он вышел из кабинета и пересек холл, по-прежнему двигаясь совершенно бесшумно. Одна из секций входной двери была застеклена, и он посмотрел наружу через это стекло, ни к чему не прикасаясь. Теперь перед домом была припаркована машина с потушенными фарами, и около нее виднелись темные силуэты двух человек. Пока Саймон смотрел через стекло, один из этих людей включил фонарик и принялся с его помощью осматривать лужайку перед входом, фасад дома и растущие поблизости пальмы и кусты. Святому было достаточно одного взгляда на них, чтобы понять, кто эти люди.

– Ну что ж, нам пора домой, – пробормотал он и быстро повернул обратно.

Саймон даже не подумал просто открыть полицейским дверь и поздравить их со столь своевременным прибытием. Раз уж полицейские готовились осмотреть все вокруг, стало быть, они получили сообщение о том, что здесь должно быть нечто достойное их внимания, а если еще учитывать незавидную репутацию Святого, то не приходилось сомневаться, что он не сможет с легкостью объяснить свое пребывание в пустом, незнакомом доме в то время, как хозяин дома лежит мертвый в своем кабинете, а мозги его разлетелись по всей комнате. Святой лучше, чем кто-либо другой, знал, насколько скептически будут настроены полицейские в подобных обстоятельствах, и теперь он уже не верил в то, что записка, которую он мог бы предъявить полиции, выдержит тщательную проверку на подлинность.

Идя обратно в кабинет, где он еще раньше заметил стеклянную дверь в сад, Святой снова обернул правую руку носовым платком. Дверь была заперта изнутри, и это могло служить еще одним косвенным подтверждением того, что убийца не прокрадывался незамеченным в кабинет Афферлитца. Саймон открыл ее, вышел в мощеный внутренний дворик и бесшумно прикрыл за собой дверь. Через деревянную калитку в стене слева он вышел на лужайку, в центре которой размещался плавательный бассейн. Лужайка была окружена стеной высотой примерно шесть футов, и в этой стене не было калитки. С кошачьей ловкостью Саймон забрался на верх стены и легко спрыгнул вниз на лужайку перед соседним домом. Этот дом стоял в конце улицы. Саймон свернул направо и прошел по лужайке к высокой и густой живой изгороди. С другой стороны изгороди рос могучий старый вяз, одна из веток которого находилась как раз на нужной высоте над головой Саймона. Он ухватился за нее и перепрыгнул через изгородь. На этот раз он приземлился на бетонной мостовой в тени дерева и обнаружил, что находится сбоку от дома, за углом, прямо на дорожке, ведущей к гаражам позади дома.

Огибая угол дома, он услышал нестройный хор веселых голосов, желавших друг другу спокойной ночи. Дверь закрылась, и он увидел две пары, направлявшиеся к своим машинам. Ни минуты не колеблясь, он пошел в их сторону, а затем резко повернул обратно так, чтобы сложилось впечатление, что он покинул вечеринку вместе с ними, а теперь направляется к своей машине.

Луч карманного фонарика, направленный с расстояния в несколько ярдов, скользнул по нему в тот момент, когда он достиг тротуара.

Саймон покосился в ту сторону, откуда исходил этот свет, и громко крикнул "Спокойной ночи!" вслед за другими уходящими гостями. Затем, не теряя ни минуты, открыл дверцу своей машины и скользнул на сиденье. Хозяин дома, где были гости, автоматически прокричал ему в ответ "Спокойной ночи!" как раз в тот момент, когда Саймон садился в машину. И после такого приятного обмена любезностями Саймон отъехал от дома.

Поворачивая на бульвар Сансет, он внезапно очень отчетливо вспомнил другое прощание в этот вечер возле дома Эйприл Квест и то, что мимо них тогда медленно проехала какая-то машина. Это могло быть и простым совпадением; своевременное появление полиции на месте преступления также могло оказаться еще одним совпадением. Но если сопоставить эти два факта, то могло показаться, что кто-то прилагает максимум усилий к тому, чтобы Саймону не приходилось скучать в Голливуде.

Глава 5

В одиннадцать часов утра Саймон вошел в контору мистера Афферлитца и сказал:

– Привет, Пегги.

– Привет. – Улыбка Пегги была слегка растерянной, а голос звучал не столь уверенно. – Как у вас сегодня дела?

– Прекрасно.

– Хорошо провели время вчера?

– М-м-да, – кивнул Святой. – Но я все равно хочу назначить вам свидание.

– Ну...

– Как насчет того, чтобы вместе пообедать?

– Прямо не знаю...

Сегодня она была бледнее, чем накануне, но он сделал вид, что ничего не замечает.

– Будем считать, что мы договорились, – сказал он, поглядывая на дверь в кабинет Афферлитца. Она была слегка приотворена. Он обратил внимание на это, когда входил в комнату. – Наш Великий Человек еще не появлялся?

– Вы хотите войти прямо сейчас? Саймон кивнул и прошел в кабинет.

За письменным столом мистера Афферлитца восседал совершенно незнакомый человек неопределенного возраста. Лицо его было покрыто морщинами и каким-то желтоватым загаром, который, казалось, был когда-то бронзовым, но со временем выцвел. Его седые волосы были коротко подстрижены, а густые черные брови нависали над большим носом, до форме своей напоминавшим кривую турецкую саблю. Весь его вид был исполнен вялого уныния, что никак не гармонировало с живым блеском черных глаз.

– Здравствуйте, – тихо и приветливо сказал Святой. – Вы тоже здесь работаете?

– Моя фамилия Кондор, – произнес его собеседник весьма пессимистично. – Эд Кондор. А вы кто?

– Темплер. Саймон Темплер.

Кондор переместил зубочистку из одного угла рта в другой.

– Мистера Афферлитца сегодня не будет, – сказал он.

– О!

– Дело в том, что мистера Афферлитца вообще здесь больше не будет.

– Да?