Девственники в хаки

Дрисколл выдрался из черного гноища и поднялся, умудрившись встать почти по стойке «смирно». Берет он потерял и потому не стал салютовать.

– Слушаю, сэр, – хрипло отозвался он.

– Вот что, сержант, – сказал майор. – Вам с Любезноу необходимо подбодрить личный состав. Мы срочно возвращаемся в Пенглин – там произошли кое-какие неприятности.

9

Грузовики с урчанием тащились по пыльной дороге обратно в Пенглин, где беспорядки только-только начинались. В первой же стычке с повстанцами бравые защитники гарнизона применили пулеметы и отстрелили ножку деревянного чарпая [15 - Чарпай – деревянная кровать без спинок с веревочной сеткой.], на котором дремал пожилой индиец, – владелец одной из местных лавок, имевший привычку ежедневно спать после обеда перед дверями своего заведения. Обычно он отдыхал с часу до трех, но стрельба началась в два пятнадцать, и его безмятежный сон оказался прерван. Для всех, – а для индийца в особенности, – это было первым эпизодом великой битвы за Пенглин.

Скрываясь за мешками с песком, сложенными на крышах казармы, вокруг душевых и арсенала, британцы с тревогой ожидали дальнейшего развития событий, но ничто больше не нарушало спокойствия тропической сиесты. Для обороны офисов, для защиты прачечной, которая с верноподданническим рвением продолжала свою сдельную работу, и для прикрытия коттеджей по другую сторону оврага, где жили семьи офицеров, был сформирован специальный отряд, однако этот вынужденный шаг означал рискованное распыление сил и нравился полковнику Пикерингу не больше, чем меткость, с какой его подчиненные поражали деревянные кровати. Но ничего поделать он не мог: гарнизон просто обязан был оборонять и здания на противоположной стороне оврага, и насосную станцию на берегу водохранилища. Именно поэтому полковник испытал огромное облегчение, завидев на шоссе пыль, поднятую возвращающимися из Сингапур-сити грузовиками с остальными его людьми. Ни Дрисколл, ни Любезноу не вернулись из Сингапура со всем отрядом. После битвы титанов, Дракон и Чарли Чанг оказались на соседних койках в Британском военном госпитале, разделенные лишь хлипкой деревянной тумбочкой. У первого продолжал кровоточить глаз, а у второго оказалась раздроблена скула; кроме того, оба были покрыты многочисленными ссадинами и ушибами, и поэтому в госпитале к ним отнеслись как к пострадавшим во время уличных беспорядков. Врач, осматривавший Дрисколла и Любезноу в приемном покое и в конце концов решивший, что они случайно провалились в цистерну нефтехранилища, даже пошутил, что они перемазались маслом, точно бойцы с арены «Золотой Мир».

В Пенглине полковник Пикеринг тщательно спрятал свои войска за баррикадами из мешков с песком. Отчасти это решение объяснялось тем, что гарнизон был серьезно ослаблен, но главным было острое нежелание стареющего полковника запятнать свою совесть кровью британских юношей. Кроме того, остававшихся в Пенглине солдат вряд ли стоило кому-то показывать.

Вот почему все хромые и горбатые, увечные и слабоумные, незрячие и больные, словом – вся издерганная и испуганная компания ограниченно годных, в которую лишь по чистой случайности не попали Дрисколл с его тщательно скрываемым дефектом, и Брук, психологические ступоры которого бросались в глаза лишь в критических ситуациях, разместилась в относительной безопасности позади песочных брустверов. Возвращение «сингапурской гвардии» позволило всем вздохнуть свободнее.

Как оказалось, вернулись они вовремя. Потерпев поражение в крупных городах, вожаки повстанцев перебрались в мелкие населенные пункты, организуя волнения и распуская тревожные слухи. Пенглин не был исключением и буквально дышал близкой бедой. Не успели прибывшие выгрузиться из машин, как был совершен первый диверсионный акт: со стороны бассейна донесся громкий хлопок, в небо взмыл клуб изжелта-черного дыма, и чудесная прыжковая вышка с печальным стоном рухнула в воду. Личный состав, разинув рты, наблюдал за ее грациозным падением.

– Ну вот, теперь они взялись за нас по-настоящему, – мрачно заключил майор Каспер.

Бригг, стоявший в кузове одного из грузовиков, одним из первых заметил несколько крошечных фигурок, которые бежали через заросли слоновьей травы по направлению к прачечной и конторам, расположенным на противоположной стороне оврага вдалеке от деревянных мостков. Потом он с тревогой поглядел на офицерские коттеджи и на дом Филиппы, расположенные чуть выше на пригорке.

– На том направлении наши позиции наиболее уязвимы, не так ли, сэр? – спросил внизу майор Каспер.

– Старшина Раскин, сержант Фишер и десять солдат – вот и все что я смог выделить для охраны домов офицерского состава, – отозвался полковник.

– Толстяк Фишер!… – простонал Бригг и вздрогнул, когда полковник Пикеринг неожиданно добавил:

– В некоторых домах еще остались люди, Каспер. Все это началось несколько неожиданно, так что мы…

– Я пошлю туда подкрепление, – мужественно сказал Каспер, теребя ус. Тут же на дороге он выбрал с полдюжины солдат и отправился выполнять задание. Спрыгнувший на дорогу Бригг потихоньку увязался следом, хотя майор ничего ему не говорил. На него никто не обратил внимания.

Майор Каспер, который действительно был храбрым человеком и к тому же любил при случае помахать револьвером, вел свою маленькую группу вниз, к мосту. Перебежав на другую сторону оврага по гулкому деревянному настилу, солдаты направились к офицерским коттеджам, в окнах которых виднелись бледные лица их обитателей. Откуда-то доносилась стрельба, над деревянными офисами поднимался густой дым, и Бригг с тревогой подумал о письмах Джоан, запертых в ящике его рабочего стола, и о своем личном деле, которое было совершенно необходимо для того, чтобы демобилизация прошла в срок.

Отряд Каспера пошел прямо на дым, а Бригг повернул в другую сторону, к дому Филиппы, куда и проник через заднюю дверь. Миссис Раскин стояла в гостиной на коленях и умоляла дочь спуститься из спальни вниз.

Когда Филиппа наконец снизошла к этим проникновенным мольбам, Бригг как раз поднимал ее грузную родительницу с ковра. Увидев Бригга девушка засмеялась.

– Наконец-то у нас происходит что-то похожее на войну, – сказала она. – В чем, собственно, дело?

– Надо убираться отсюда, вот в чем дело, – резко ответил Бригг, несколько уязвленный тем, что Филиппа не выказывает никаких признаков страха.

– Из гарнизона? – уточнила Филиппа.

– Нет, из этих домов. Повстанцев несколько сотен, и все они идут сюда.

– Папаша сказал, что мы должны сидеть дома, – пояснила Филиппа. – Он устроит настоящий скандал с убийством, если мы не послушаемся.

– Забудь про папашу, – откликнулся Бригг, не способный верно определить, что страшней. – Мы немедленно уходим отсюда.

– Не храбрись ты так! – засмеялась Филиппа. – Никто не причинит нам вреда. У вас ведь есть ружья?

Миссис Раскин принялась ворковать над аквариумом, издавая горлом негромкие булькающие звуки. Бригг хотел сказать что-то еще, но в этот момент в саду за окном появились три китайца. Они что-то кричали, возбужденно размахивали руками, и Бригг выстрелил в них, почти не целясь. Китайцы мгновенно скрылись за углом, но он был слишком напуган и машинально потянул за спусковой крючок еще раз. Вторая пуля угодила в аквариум, на ковер хлынула вода, а обрывки водорослей и трепещущие золотые рыбки разлетелись во все стороны.

– Ой, ой, они уто-онут! – запричитала миссис Раскин и принялась собирать рыбок за хвосты. – Скорее! Сделайте что-нибудь!

Бригг наклонился к ней и крикнул, что они должны немедленно уходить. Филиппу неожиданно затрясло, и он подтолкнул ее к задней двери. Миссис Раскин принялась оказывать золотым рыбкам первую помощь, опуская их одну за другой в молочную бутылку до половины заполненную водой, и Бригг сумел вытолкать ее наружу, только пустив в ход приклад. Возле углового коттеджа собралась толпа из двадцати-тридцати китайцев, откуда-то доносились выстрелы, но Бригг не видел ни одного солдата.

– Бегите! – шепнул он. – Бегите туда!

С этими словами он махнул рукой в сторону холма, и две женщины послушно потрусили в указанном направлении, с трудом продираясь сквозь заросшие палисадники и дворы. Толпа китайцев уже бежала к ним, и Филиппа с матерью несколько раз вскрикнули. Бригг толкнул их за сушившиеся перед чьим-то домом простыни и спрятался сам. Ему было очень страшно, лицо и шея покрылись испариной, вытаращенные глаза стремились вылезти из орбит, но Бригг собрал все свое мужество и, надежно прижав к плечу приклад винтовки, дал еще один выстрел, просунув ствол в узкую щель между двумя пододеяльниками.

Двое китайцев, бежавших впереди, упали, и Бригг в ужасе подумал, что каким-то образом уложил сразу обоих, но тут и остальные попадали на животы и поползли за изгороди, и он сообразил, что враг просто ищет укрытия. Тем не менее горячая винтовка в руках – настоящее смертоносное оружие! – заставила Бригга почувствовать себя могучим и неуязвимым воином. Восторг и упоение боя наполнили его по самую макушку, и Бригг, выпустив в направлении залегших преследователей еще одну пулю, повернулся и побежал вслед за Филиппой и миссис Раскин.

Обеих всхлипывающих и задыхающихся женщин Бригг догнал только на узенькой тропинке позади коттеджей. Но не успел он поравняться с ними, как им пришлось остановиться. На дороге, куда они так хотели попасть, оказалось полным-полно китайцев. К счастью, начинало темнеть, и Бригг был уверен, что их никто не видит.

Внезапно в ушах Бригга, словно подсказанные ангелом-хранителем, прозвучали слова Любезноу, произнесенные им несколько недель назад. «Я ходил по трубе, – хвастался сержант. – Япошки так и не дознались, как мне удавалось так быстро пробираться через джунгли…»

– К трубопроводу, – шепнул Бригг. – Мы выберемся отсюда по трубопроводу.

Они почти добрались до трубы, когда их заметили. Филиппа была уже наверху, на широкой покатой поверхности в двадцати футах над землей, но миссис Раскин еще карабкалась по решетчатой опоре. Бригг стоял на земле и подталкивал ее одной рукой, а другой неловко прижимал к себе молочную бутылку с золотыми рыбками, когда несколько человек бросились к ним со стороны дороги. К счастью, сначала им нужно было одолеть крутой глинистый склон, который стал мокрым и скользким от дождя. Пока они на четвереньках взбирались на него, Бригг ухитрился подсадить миссис Раскин на трубу.

Филиппа не стала их дожидаться. Бригг видел, как она, босая и легконогая, бежит по черной выпуклой поверхности ярдах в пятидесяти от опоры. У нее были стройные, светло-коричневые от загара ноги, и Бригг всегда любовался ими во время их прогулок вдвоем. Теперь Филиппа не шла, а бежала, и растрепанная миссис Раскин бежала тоже, но, в отличие от дочери, делала это неуклюже, напоминая выехавшего на загородный пикник горожанина, за которым внезапно погнался бык.

Оказавшись наверху, Бригг первым делом разрезал штыком шнурки ботинок: ходить по трубе в обуви было тяжело, так как подошвы все время соскальзывали. Ботинки он швырнул в карабкавшихся по склону преследователей, от всего сердца желая, чтобы это были гранаты.

Башмаки, однако, возымели почти такой же эффект. Первые два китайца, успевшие подняться на склон, поймали ботинки на лету и вступили в схватку между собой. Остальные с энтузиазмом приняли участие в потасовке, а Бригг побежал по трубе вдогонку за Филиппой и ее матерью, маячившими далеко впереди размытыми светлыми пятнами. Ярдов через шестьдесят он обернулся и увидел на трубе белую сорочку первого из преследователей. Остальные китайцы сгрудились под опорой и тоже старались взобраться наверх. Тогда Бригг опустился на колено и дал по толпе два выстрела.

Он взял слишком низко и услышал, как пули, визжа, рикошетят от металла трубы. Белая сорочка взвыла и пропала из вида, а Бригг вскочил и помчался дальше.

От страха он весь вспотел, однако бежать быстрее ему мешала миссис Раскин, которая с плачем трусила впереди. Эта валкая рысь явно была пределом для грузной матери Филиппы. Несмотря на очевидный ужас, который она испытывала, миссис Раскин по-прежнему не выпускала из рук бутылочку с золотыми рыбками, крепко прижимая ее к своей бултыхающейся груди, и Бригг положил одну руку ей на поясницу. Зацепившись пальцем за верхний край ее жесткого корсета, он помогал миссис Раскин сохранять равновесие, не давая свалиться с трубы.

К счастью, труба была достаточно широкой даже для нее, а преследовать их иначе как по водоводу было невозможно, ибо джунгли внизу были густыми, словно свалявшиеся волосы, и изобиловали болотцами, ручейками и гнилыми черными озерами.

Филиппа продолжала легко бежать ярдах в тридцати впереди, и Бриггу вдруг показалось, что он слышит ее смех. Прислушавшись, он понял, что не ошибся: Филиппа действительно смеялась и скакала по трубе, словно школьница, вполне уверенная в том, что опасность миновала.

Минут через пятнадцать миссис Раскин тяжело присела на площадке в том месте, где трубу поддерживала очередная опора, выраставшая из путаницы веток и лиан внизу.

– Я задыхаюсь, задыхаюсь, – бормотала она, жадно хватая ртом воздух, и Бригг подумал, что мисс Раскин похожа на старую торговку жареной рыбой. Он попытался поднять ее, но не смог.

– Филиппа! – крикнул он в темноту. – Иди сюда! Твоя мама совсем измучилась, ей нужно помочь…

– Оставь ее, – донесся до потрясенного Бригга ответ Филиппы. – Брось ее здесь.

– Иди сюда! – снова позвал он охрипшим голосом. – Вернись, говорят тебе!…

Звонко пришлепывая по трубе босыми ногами, Филиппа появилась из темноты. При виде матери, которая пыхтела, как паровоз, и сжимала заветную бутылку так крепко, словно она была паломницей, а в бутылке лежали святые мощи, на ее лице появилось кислое выражение.

– Брось ее здесь, – повторила она.