Будущее капитализма

Японский премьер-министр столь же плох, а японские обещания больше покупать в других странах столь же пусты, как американские обещания увеличить сбережения. Америка много раз вела переговоры об открытии рынков, и каждый раз неудачно. Когда Америка угрожает наказать Японию, если та не откроет свои рынки, то доверие к таким заявлениям равно нулю – а что касается остального мира, то его способность или желание это сделать еще меньше.

Американцы, ведущие переговоры, недостаточно знают о Японии, чтобы заставить ее открыть свой рынок. Но если бы они и знали достаточно, они не в силах вынудить японцев действовать. Если Япония в действительности не хочет открыть рынок, то всегда найдутся вполне законные способы отбить у иностранцев охоту что-нибудь продавать. Если продает слишком много автомобилей, можно попросту повторить то, что сделали в Южной Корее, – устроить для каждого покупающего иностранный автомобиль проверку правильности начисления налогов 12. (#ran_2751291870825609) Все могут рассказать, как японцы ухитрялись не допустить на рынок тот или иной продукт, от компаний, строящих искусственные катки, до компаний, продающих фильмы. Строительные рынки, как, например, в случае катков, могут быть юридически открыты, но фактически закрыты изданием спецификаций, которым могут удовлетворить только японские фирмы 13. (#ran_2535675476807327) С той же проблемой сталкивается любая компания, занимающая доминирующее положение на мировом рынке. Какова бы ни была их доля в рынках всего мира, они имеют в Японии намного меньшую долю, чем где бы то ни было 14. (#ran_0402546218196198)

Япония получает торговые профициты со всеми, за исключением производителей сырья. Проблема не в том, что Япония продает (она продает примерно то, чего можно ожидать, исходя из общих моделей экономического поведения), а в том, что она не покупает в остальном мире товаров, которые намного дешевле в остальном мире и которые, как можно было бы ожидать, она должна покупать. Характер этой проблемы легко уяснить себе из следующих статистических данных. Фирмы, принадлежащие иностранцам, производят 17% ВВП Соединенных Штатов и 24% ВВП Германии. Сколько же эти фирмы производят в Японии? Всего лишь 0,2% причем половина из этого относится к одной компании – ИБМ Японии 15. (#ran_8605724919350943) Фирмы, которые выглядят американскими («Макдональдс», «Дисней»), в Японии хотя и принадлежат иностранцам, но не контролируются американцами. Если фирмы не могут владеть собственностью, им трудно продавать. Никто (ни американцы, ни европейцы, ни иностранцы из Восточной Азии) не смог сколько-нибудь заметно проникнуть на японский рынок с экспортными или произведенными в самой Японии продуктами.

Чтобы уменьшить свой торговый профицит, Япония должна была бы изменить свою социальную систему, но она не хочет этого делать. Замкнутые рынки – это образ жизни, и никто не может заставить японцев открыть их, если они не хотят их открыть. Японцы откроют свои рынки добровольно, или они их вовсе не откроют. У них есть для этого много внутренних стимулов. Они знают, что нынешняя модель торговли в длительной перспективе нежизнеспособна. Они знают, что их экономика теперь слишком велика, чтобы вечно оставаться на поводу у экспорта. Но никто не может заставить японцев измениться.

Вследствие краха фондовой биржи и собственности в Японии Япония не смогла выйти из того состояния, которое в остальном мире называют спадом 1990-1991 гг. Японский спад, кажется, продолжается без конца. Квартальные темпы роста непрерывно снижались с середины 1990 до конца 1992 г., когда они стали, наконец, отрицательными. С тех пор и до конца 1994 г. квартальные темпы роста колебались вверх и вниз – трижды выше нуля и трижды ниже, – но рост все еще был резко отрицательным в последнем квартале 1994 г. (минус 3,4% в год) и был минимальным в первых двух кварталах 1995г. 16. (#ran_9329095041287634) Когда завершится этот спад в Японии, самый продолжительный после «великой депрессии», никто не может сказать. К 1995 г. промышленное производство Японии было на 3% ниже уровня 1992 г.

Японский бесконечный спад – результат точно тех же факторов, которые произвели «великую депрессию» в Соединенных Штатах. В Соединенных Штатах в 30-х гг. финансовый крах привел к экономическому краху. В Японии в 90-х гг. финансовый крах привел к экономическому застою. Традиционные рецепты не помогают. Японские ставки процента упали почти до нуля (0,35% на банковские сберегательные счета) безо всяких признаков улучшения экономической ситуации 18. (#ran_3475782164196850) Во время «великой депрессии» экономисты, познакомившись с этим явлением, называли его «ловушкой ликвидности». Одна за другой испытываются неэффективные финансовые политики. Ни одна из них не достаточно сильна и не достаточно смела, чтобы противостоять негативным последствиям финансового краха. Долг частного сектора (отношение которого к ВВП вдвое больше, чем в Соединенных Штатах) попросту слишком велик, чтобы частная экономика могла снова запустить свои экономические двигатели 19. (#ran_7530492389508171)

Традиционные японские методы возобновления экономического роста – например, расширение экспорта – больше не действуют. Японская экономика теперь так велика, что даже прирост экспорта в 100 миллиардов, достигнутый в первой половине 90-х гг., оказался недостаточным, чтобы возобновить экономический рост сразу же после спада и финансового краха. При сильном росте стоимости иены в начале 1995 г. нельзя было рассчитывать на дальнейший рост экспорта, и в середине года никто не мог предвидеть, когда возобновится устойчивый рост. При стоимости иены ниже 108 иен за доллар японский капитализм продает свои продукты за границей ниже средних затрат. Когда же стоимость иены опускается ниже 80 иен за доллар, он продает их ниже предельных затрат 20. (#ran_2912071467324685) Но капитализм не может работать с вечными потерями. Что-то должно измениться. Чтобы восстановить рост, Япония должна построить экономику внутреннего, а не экспортного назначения. Ее экономика стала попросту слишком велика, чтобы полагаться на стимулируемый экспортом рост. Ее нужды очевидны.

В Японии на человека приходится намного меньшая жилая площадь, чем в гораздо более бедных странах Азии (например, в Южной Корее). Японцы нуждаются в большем пространстве. Это первое, что они покупают, устраиваясь на жительство за границей. Если отменить все бесчисленные законы и инструкции, делающие жилищное строительство в Японии столь дорогим (законы о тенях, законы о землетрясениях, законы о рисовых полях, законы о налоге на собственность), то Япония может испытать бум жилищного строительства, который вернет ей процветание. Но если это сделать, то люди, купившие в прошлом очень дорогие, очень маленькие дома, увидят, что стоимость этих старых домов снижается. Для них это будет означать нагромождение новых потерь на уже происшедшие потери. Это нужно было сделать для процветания Японии в 90-х гг., но японское правительство не могло решиться сделать то, что нужно было, потому что японская политическая система потерпела крах из-за предыдущих политических скандалов и теперь слишком слаба, чтобы принять необходимые решения. Япония застряла в стагнации, в ожидании традиционного после Второй мировой войны американского экономического локомотива. Но, как мы увидим в главе 11, этот локомотив больше не движется.

Когда Америка и Япония говорят друг с другом о решении их проблем дефицита и профицита прежде, чем возникнет кризис, получается разговор почти без взаимопонимания. По выражению Сеймура Мартина Липсета, здесь происходит столкновение американской веры в исключительность Америки и японской веры в единственность Японии 21. (#ran_4720630957915984) Каждая из них рекомендует другой измениться, чтобы стать похожей на себя. Но каждой не так уж нравится стиль жизни другой.

Ни Япония, ни Соединенные Штаты не собираются предпринять действия, которые они должны предпринять. Ни одна из этих стран не хочет, а может быть, не способна подвергнуть себя значительным, но терпимым экономическим неприятностям, чтобы предотвратить гораздо худшие, внезапные неприятности в будущем. Обе они будут ждать кризиса – того дня, когда Соединенные Штаты не смогут больше финансировать свой торговый дефицит, когда Япония понесет в Америке столь огромные потери, что не захочет финансировать так называемый американский торговый дефицит, который в то же время будет японским торговым профицитом.

Торговые дефициты могут длиться лишь до тех пор, пока кто-нибудь согласен одалживать стране с дефицитом деньги, нужные для оплаты ее торгового дефицита. Поэтому нынешнее положение вещей, по существу, будет длиться до тех пор, пока Япония будет согласна одалживать Соединенным Штатам деньги, нужные им для оплаты своего полного торгового дефицита – суммы, примерно вдвое превосходящей двусторонний дефицит между Японией и Соединенными Штатами, так как остальной мир оплачивает свои японские дефициты своими американскими профицитами. С технической стороны, Япония могла бы делать это долгое время. Неразрешимая проблема – это не столько торговый дефицит, как все эти внешние долларовые балансы, хранимые в виде резервов другими странами и компаниями.

Что-бы ни делали японцы, в какой-то момент иностранцы вне Японии начнут нервничать по поводу стоимости своих долларовых запасов и захотят обменять их на активы, выраженные в иенах или марках. В этот момент Япония в принципе должна быть готова впитать в себя в короткое время огромную сумму долларов – сумму, во много раз превосходящую годовой торговый дефицит Соединенных Штатов. Когда она будет впитывать эти доллары, доллар будет падать в стоимости, и кое-кто в Японии (правительство?) будет нести огромные потери.

Стоимость доллара падает (реальная, измеряемая торговлей стоимость доллара, корректирующая различия между странами от внутренней инфляции, упала с 1984 до 1994 г. на 33% – _на 43% по отношению к германской марке и на 58% по отношению к японской иене); это все больше обессмысливает использование доллара как хранилища стоимости, (в начале 1995 г. 60% официальных резервов иностранной валюты и 50% частных финансовых активов все еще выражались в долларах) 22. (#ran_7364507629510246) Тот, кто выражал бы свои активы не в долларах, а в иенах или марках или заключал бы контракты не в долларах, а в иенах или марках, был бы теперь намного богаче, чем те, кто пользовался долларами. Капиталисты не станут вечно упускать возможности стать богаче. Что бы ни делали американцы и японцы, остальной мир в определенный момент уйдет от доллара.

Когда Америка была господствующей силой капитализма, она могла хотя бы в принципе надеяться заставить систему работать, вынудив другие страны стать более американскими. Конечно, именно эта установка стоит за американскими торговыми переговорами с японцами по поводу автомобилей и с китайцами по поводу пиратского использования фильмов, компьютерных программ и компактных дисков. Мы хотим, чтобы они изменились и начали работать со своей экономикой в более американском стиле. Но американцы не могут больше так поступать. В обоих случаях американские участники переговоров не добились успеха. Ничто не изменилось на японском автомобильном рынке. Китайцы публично согласились закрыть свои заводы, ворующие программное обеспечение, но вскоре спокойно открыли их опять) 23. (#ran_3418268953958012).

Единственная власть Америки – это контроль над собственной экономикой. У нее есть нечто, чего очень хочет остальной мир, – доступ на американский рынок, и она может использовать доступ на этот рынок как составную часть своей переговорной силы. Американцы владеют только одной экономикой, и у них хватает ловкости изменять только одну экономику – свою собственную. Правильный и единственный американский ответ на проблему замкнутых иностранных рынков – это установление правила, которое я назвал бы «принципом соответствия». Должно быть некоторое соотношение между тем, что данная страна продает в Америке, и тем, что она покупает у Америки.

Для стран с постоянным большим профицитом торгового баланса, таких, как Япония, это может означать продажу с аукциона импортных квот, без которых японский экспорт не сможет продаваться в Соединенных Штатах. Сумма проданных импортных квот может быть, например, на 10 миллиардов больше, чем стоимость товаров, купленных Японией у Соединенных Штатов в предыдущем году. Если Япония покупает в 1995 г. американский импорт стоимостью в 100 миллиардов долларов, то она может продать в 1996 г. экспорт стоимостью в 110 миллиардов долларов. Если она покупает на 200 миллиардов долларов, она может продать на 210 миллиардов. Мяч попадает в японское поле. Мы, американцы, не будем учить японцев, как вести дела Японии (японцы сами будут решать, покупать им или нет гораздо более дешевый рис в других странах), но мы скажем японцам, как собираемся вести дела Соединенных Штатов. Такая политика будет, однако, означать наведение порядка в нашем экономическом поведении – переход от общества с низкими инвестициями и высоким потреблением к обществу с более высокими инвестициями и более низким потреблением.

В определенный момент нынешняя система торговли будет насмерть задушена своими японскими профицитами, своими американскими дефицитами и всеми неудачными попытками проникнуть на второй в мире рынок. Мы не знаем, когда и каким образом окончится торговый дефицит США, но он окончится. Когда все остальные страны откажутся занимать деньги Соединенным Штатам в долларах и потребуют, чтобы их займы были выражены в какой-нибудь иностранной валюте, все поймут, что конец близок. И если в этот момент Соединенные Штаты согласятся на эти требования, это будет невероятно глупо – это будет означать, что мы взвалим на себя долг, который по мере падения стоимости доллара будет лишь возрастать.

Когда придет к концу нынешний период структурных дефицитов и профицитов, это будет огромным шоком для развития третьего мира. В период после Второй мировой войны Соединенные Штаты были большим, богатым открытым рынком, доставлявшим место, где мог начаться ориентированный на экспорт экономический рост. Эта модель экономики имела смысл. После Второй мировой войны только Соединенные Штаты и Канада были богатыми областями, не нуждавшимися в восстановлении после военных разрушений. Но ни Европа, ни Япония, после того как они стали богатыми странами, не пожелали играть такую роль. Япония практически не импортирует продукцию, изготовленную в третьем мире, если она не реэкспортирует эту продукцию, а импорт Европы крайне ограничен.

Европа, Япония, четыре маленьких «азиатских дракона», а теперь и Китай, все в свою очередь использовали американский рынок для старта своего экономического развития. Без легкого доступа к богатым рынкам первого мира экономическое развитие второго и третьего мира трудно или даже невозможно. Все, кто значительно обогатился после Второй мировой войны, имели доступ к рынку США.

Этот доступ имеет также основное значение для видов торговли, прямо не связанных с Соединенными Штатами. Страны Азиатско-Тихоокеанского региона имеют большие торговые дефициты с Японией, которые они финансируют своими торговыми профицитами с Соединенными Штатами. Без Соединенных Штатов в качестве открытого рынка, готового покупать азиатские товары, внутриазиатская торговля сразу же потерпела бы крах. Ни одна из этих стран не могла бы оплачивать японские импортные счета, и очень скоро все они были бы некредитоспособны. Восточные азиаты указывают на быстрый рост торговли внутри своего региона, но эта статистика вводит в заблуждение. То, что кажется продажей товаров Южной Кореи Китаю, в действительности зависит от продажи китайских товаров Соединенным Штатам. Китайский торговый профицит с Японией 1995 г. точно так же вводит в заблуждение, поскольку при этом продаются японские компоненты, входящие в продукцию, реэкспортируемую в Европу и в Америку. Почти ничего не продается японским потребителям. Без американской торговли остановилась бы вся торговля внутри региона.

Когда Соединенным Штатам придется перейти от большого торгового дефицита к значительному торговому профициту, чтобы выплачивать проценты на свой огромный международный долг, торговля Восточной Азии потерпит крах, если только Япония не пожелает быстро превратиться в крупного импортера, покупающего те товары, которые теперь покупают Соединенные Штаты, – что возможно, но крайне маловероятно. Когда дело придет к концу, все характеристики торговли (что импортируется и что экспортируется) в Азиатско-Тихоокеанском регионе и, более общим образом, в третьем мире должны будут подвергнуться фундаментальной перестройке.

Но никто ни в Азиатско-Тихоокеанском регионе, ни в других странах не заинтересован в том, чтобы помочь Соединенным Штатам решить эту фундаментальную проблему. До тех пор, пока торговый дефицит Соединенных Штатов больше торгового профицита Японии, ни у кого другого нет экономических проблем. У остальных стран мира торговые счета сбалансированы, и они могут оплачивать свои японские счета (свой японский торговый дефицит) своими американскими заработками (своим американским торговым профицитом). Это обстоятельство, вместе с американской традицией ведения дел с Японией на двусторонней основе, превращает только что описанную многостороннюю проблему в двустороннюю, касающуюся лишь интересов Соединенных Штатов и Японии.

Но не может быть сомнений, что это землетрясение произойдет. Никто не знает, когда, но силы, стоящие по обе стороны разлома, огромны.

Приложение А

УВЕЛИЧЕНИЕ СБЕРЕЖЕНИЙ ДЛЯ ИСПРАВЛЕНИЯ ТОРГОВОГО ДЕФИЦИТА

Поскольку часто говорят, что Соединенные Штаты должны больше сберегать, чтобы исправить свой торговый дефицит, и что Япония будет по-прежнему иметь торговый профицит, если ее сбережения не уменьшатся, важно понять различные аспекты правды и неправды, заключенные в таких утверждениях. Несомненно, что Америка должна больше сберегать, но причина этого – не баланс торгового дефицита. Америка должна больше сберегать, поскольку она недостаточно инвестирует, чтобы обеспечить адекватный рост в будущем. При исправлении дефицита инвестиций изменилось бы положение торгового дефицита: если бы он состоял из инвестируемых товаров, мог бы оказаться не частью проблемы, а частью ее решения.

Те, кто полагает, что простое увеличение сбережений могло бы легко и быстро устранить дефицит текущего счета США, допускают фундаментальную ошибку в применении некоторых простых бухгалтерских равенств. Эти равенства вытекают из способа построения счетов национального дохода и национального продукта. 3 этих счетах, как указывает само их название, фигурирует два способа измерения полного объема производства. Но, конечно, два способа измерения одной и той же вещи должны приводить к одному и тому же выводу. Со стороны продукта, счета национального дохода и национального продукта измеряют производство потребительских товаров (С), инвестируемых товаров (I), правительственных товаров (G) и экспорта минус импорт (X – М). Со стороны дохода, они измеряют личный доход, который можно подразделить на потребление (С), сбережения (S) и налоги (Т).

Поскольку эти числа измеряют один и тот же валовой внутренний продукт, ВВП, [С + I + G + (Х– М)] должно быть равно [С + S + Т]. Алгебраически С сокращается, и полученное уравнение говорит, что [X – М] должно быть равно [(S -1) + (Т – G)]. Если государственные бюджеты сбалансированы, то член [Т-G] равен нулю и [X-М] должно быть равно [S-I]. Отсюда видно, что если некоторая страна (Америка) имеет дефицит платежного баланса, то ее сбережения недостаточно велики, чтобы покрыть ее инвестиции. Обратно, если страна имеет профицит платежного баланса (Япония), то ее сбережения вместе с налоговыми поступлениями должны превосходить ее инвестиции и государственные расходы.

Важно понять, что такие равенства не влекут за собой причинного следования. Можно с таким же правом сказать, что сокращение торгового дефицита приводит к увеличению сбережений по сравнению с инвестициями или что увеличение сбережений по сравнению с инвестициями приводит к сокращению торгового дефицита. Предположим, что Соединенные Штаты стали бы больше сберегать. Больше сбережений (или меньше потребления, поскольку это два разных способа сказать одно и то же) – это значит меньше спроса на товары и услуги. Поэтому производство падает, людей увольняют, становится меньше инвестиций и уменьшается ВВП. Платежный баланс улучшается именно по той причине, что падают доходы и люди не могут позволить себе покупать импортные товары.

Поскольку потребители вследствие падения доходов перестанут покупать также товары отечественного производства, то сокращение доходов, необходимое для снижения импорта до уровня экспорта, может быть очень большим. Когда снижаются доходы, уменьшаются также сбережения, поскольку эти сбережения делаются из меньших доходов; но так как инвестиции убывают еще быстрее вследствие падения объема производства, то сбережения и инвестиции в конце концов приходят в равновесие, и тогда экспорт становится равным импорту, но оба при сильно сниженном объеме производства.

Предположим теперь, что Соединенные Штаты стали бы решать свою проблему торгового дефицита, устанавливая импортные квоты. Тогда, при меньшем экспорте в Америку, продукция и доходы в остальном мире падают. С меньшими доходами страна вроде Японии меньше сберегает, так что инвестиции и сбережения в Японии возвращаются к равновесию. В Соединенных Штатах те, кто тратил свои деньги на импорт, должны больше сберегать или переходить на более дорогие отечественные товары. Раз они покупают эти товары, используются ресурсы свободной рабочей силы, растут доходы, и с повышением доходов возрастают сбережения. Вдобавок с увеличением внутренней продукции и повышением цен возрастают сбережения бизнеса. Если цель состоит в том, чтобы фиксировать импорт на уровне экспорта, то вначале будут некоторые комбинации того и другого, пока сбережения и инвестиции не придут в равновесие, соответствующее вынуждаемому квотами равновесию между экспортом и импортом.

Тот же анализ применим к Японии. Она может исправить свой профицит платежного баланса либо посредством меньшего сбережения (большего потребления), либо посредством уменьшения экспорта. Сокращение экспорта в действительности вызовет уменьшение сбережений, так как уменьшение экспорта приводит к уменьшению производства, снижению доходов и тем самым – уменьшению сбережений. Тот же анализ сохраняет силу, если облегчается импорт; единственная разница в том, где будут потери рабочих мест – в отраслях, конкурирующих с импортом, или в экспортных отраслях.

Если бы в Японии был избыток производственных мощностей, то можно было бы найти не столь болезненный путь решения проблемы. Предположим, что Япония стимулирует свою экономику (снижением налогов, увеличением расходов) и что часть более высоких доходов, зарабатываемых вновь нанятыми рабочими, идет на покупку импорта. Пусть в то же время Япония облегчает иностранцам экспортировать свои товары в Японию, чтобы большая часть существующих доходов расходовалась на импорт и превышение экспорта над импортом исчезало. Рабочие отраслей, конкурирующих с импортом, увольняются, но они находят новые места работы в быстро расширяющейся отечественной экономике. К сожалению, японский профицит теперь столь велик, а склонность Японии к импорту столь мала, что даже при том избытке производственных мощностей, какой имеется в 1995 г., безболезненная структурная перестройка невозможна.

Хотя бухгалтерские равенства всегда верны, они ничего не говорят о двусторонних торговых дефицитах или профицитах. Япония имеет торговые профициты со странами, сберегающими больше нее (Южная Корея и Тайвань), и со странами, сберегающими меньше нее (Соединенные Штаты, Соединенное Королевство). Америка имеет общий дефицит, но у нее есть торговый профицит с Европой, хотя Европа сберегает больше Америки. Возможно такое положение, когда Америка будет иметь инвестиции, превосходящие сбережения, Япония – сбережения, превосходящие инвестиции, но при этом Америка будет иметь двухсторонний торговый профицит с Японией.

Глава 11

КОНОМИЧЕСКАЯ НЕУСТОЙЧИВОСТЬ

ДЕЛОВЫЕ ЦИКЛЫ

Деловые циклы столь же внутренне присущи капитализму, как землетрясения присущи геологии Земли. Они всегда были у капитализма и всегда будут. В течение пятидесяти лет, с 1945 по 1995 г., Соединенные Штаты пережили десять лет, когда объем производства падал (1946, 1949, 1954, 1958, 1970, 1974, 1975, 1980, 1982, 1991), и в 1960-1961 гг. был период в двенадцать месяцев с отрицательным ростом, хотя и не столь глубоким, чтобы какой-либо из этих двух календарных годов попал в отрицательную категорию.

Капиталистические спады происходят по многим причинам. Иногда по серьезным, а иногда по тривиальным причинам спрос в каком-нибудь секторе экономики вдруг начинает быстро подниматься или падать. Отрицательный рост в 1946 и 1954 г. был вызван сокращением военных заказов после Второй мировой войны и войны в Корее. Спад 1958 г. последовал за неустойчивым бумом продажи автомобилей в предшествующие годы, когда их покупали люди, не имевшие возможность это сделать в 30-е гг. или не имевшие на это права во время Второй мировой войны и корейской войны. Когда эта накопившаяся потребность была удовлетворена, продажи резко упали в 1958 г. Все спады 70-х гг. были связаны с различными нефтяными и продовольственными шоками. Спад 1982 года был намеренно устроен правительством с целью борьбы с инфляцией (очень высокие проценты Федеральной резервной системы). Если бы надо было выделить причины спада 1990-1991 гг., то мы сосредоточили бы наш анализ на предшествующем крахе цен на недвижимость и происшедшем от этого уменьшении богатства (а следовательно, и покупательной способности).

Вдобавок к экзогенным шокам стимулирующего или угнетающего характера, к деловым циклам ведет внутренняя динамика экономических решений (то, что в экономике называется моделью мультипликатора-акселератора). Когда повышается спрос, заводы ускоряют производство. Поскольку продажи растут, все фирмы, связанные с цепью поставок, решают расширить свой ассортимент готовых или изготовляемых изделий. Каждая фирма заказывает больше соответствующих продуктов или компонент. Чтобы удовлетворить спрос, заводы еще более ускоряют производство. Когда спрос на промежуточную и окончательную продукцию приближается к производительной мощности предприятий, их собственники размещают крупные заказы на новое оборудование, чтобы увеличить эту мощность. Время поставок возрастает. Узнав о дефиците, потребители начинают покупать впрок. Могут возникнуть панические покупки и среди потребителей, и среди производителей, обеспокоенных задержкой поставок и не уверенных, что они получат нужный им товар. Некоторое время этот цикл может поддерживаться сам собой. Спрос растет, заводы ускоряют производство, растут заказы на комплектующие, покупают все больше установок и оборудования. Спрос растет!

Но в конечном счете цикл должен повернуть обратно. Потребители решают, что у них на руках уже более чем достаточно продукта. Продажи стабилизируются и больше не растут. Заказы снижаются; заводы сокращают производство. Ввиду сокращения производства заводы перестают заказывать новое оборудование. Даже снижение темпа роста может привести к резкому уменьшению заказов, а следовательно, и производства нового оборудования. Вследствие падения производства происходит увольнение рабочих и в секторе производства потребительских товаров, и в секторе производства производственного оборудования, падают доходы и покупательная способность. Вместе с уменьшением доходов потребителей снижается число продаж. Образуются нежелательные запасы товаров. Фирмы еще больше сокращают заказы. Таким образом экономическая спираль опускается вниз.

Дефицит бензина и длинные очереди у заправочных станций после первого нефтяного шока, спровоцированного ОПЕК в начале 70-х гг., как теперь полагают, были вызваны не столько нехваткой самого бензина, сколько опасениями нехватки со стороны потребителей, все время наполнявших доверху свои баки, вместо того, чтобы ездить с полупустыми или почти пустыми баками, как они это делали обычно (1). (#ran_9651812307157842) Стремление наполнить то, что в промышленности называется «вторичными емкостями хранения», создало настоящую нехватку бензина, повышение цен на него и длинные очереди у бензоколонок. ОПЕК повысил цены, но дефицит был создан у нас дома – а вовсе не тем, что ОПЕК стал продавать меньше нефти богатым промышленным странам.

При капитализме бумы приводят к бумам, а снижения – к снижениям. В теории предполагается, что те, кто контролирует запасы товаров, должны сдерживать эти циклы. Следя за длительными процессами в экономике, они должны были бы использовать свои товарные запасы при неизбежных подъемах спроса и возобновлять их во время падений. Какова бы ни была их прошлая способность к этому, она должна была бы возрасти при нынешних информационных технологиях и при изощренной математике синхронных ассортиментов. Циклы запасов должны были бы ослабеть. Но одна из загадок экономики состоит в том, что все эти улучшения в управлении запасами не привели к их ослаблению. Люди, контролирующие инвестиции в образование запасов или отказывающиеся делать такие инвестиции, следуют сильным тенденциям роста и спада – скорее ухудшая их, чем улучшая. По мере уменьшения абсолютной величины запасов по отношению к производству возрастает текучесть запасов – подобно тому, как опасность свалиться в пропасть возрастает, когда бегут по ее краю.

Теоретически у капитализма вовсе не должно быть деловых циклов. По мере падения или роста спроса должны падать или подниматься цены и заработная плата, но не объем производства. Предложение и спрос должны обеспечивать использование всех факторов производства, какие согласны на их использование. Уволенные рабочие должны быстро находить новую работу, предлагая работать за меньшую плату. Предприниматели должны в случае необходимости увольнять своих прежних рабочих, отказывающихся работать за сниженную плату, чтобы освободить места для тех, кто согласен. Но, по-видимому, рынки – в особенности рынки труда – не так уж быстро и легко очищаются снижением заработной платы и цен. Объемы производства приспосабливаются быстрее, чем заработная плата или цены – а должно было бы происходить как раз обратное.

Вследствие этого капитализм порождает спады. Они являются частью капиталистической системы. От них нельзя избавиться. Но недостаточно знать, что они будут, надо еще знать, как часто они будут повторяться, насколько они будут глубокими и как быстро будут происходить восстановления. До 90-х гг. спады, происходившие после Второй мировой войны, были короткими, неглубокими и нечастыми, потому что правительства, в частности правительство Соединенных Штатов, сразу же оказывали помощь при начале или угрозе спада, облегчая свою денежную или налоговую политику.

Примером может служить спад 1980-1981 гг. В 1982 и 1983 г. Соединенные Штаты пришли на помощь с большими снижениями ставки процента (трехмесячные процентные ставки при учете векселей упали с 1981 до 1983 г. на 39%) и с большим пакетом налоговых стимулов (при президенте Рейгане значительное снижение налогов и крупный пакет мер бюджетного стимулирования с 1981 до 1983 г. привели к росту государственного дефицита на 263%) (2). (#ran_3240521814969823) Общий контроль и регулирование спроса в духе Кейнса процветали даже при консервативном правительстве Рейгана. Подобно автомобилю «Феррари» с жесткой педалью, экономический рост быстро двинулся в течение первых двенадцати месяцев после того, как Пол Волкер объявил свои драматические изменения в денежной политике. В результате этого агрессивного стимулирования спроса остальной мир вышел из своего спада путем ускоренного экспорта на быстро растущий американский рынок.

Потеря Америкой ее позиций в глобальной экономике серьезно повлияет на суровость деловых циклов будущей эпохи. Сравните деятельность правительства в начале 1980-х гг. с тем, что произошло через десять лет, после спада 1990-1991 гг. Впервые после Второй мировой войны здесь не было американского локомотива. Соединенные Штаты не пришли на помощь с большими снижениями процентных ставок и массивным усилением налоговой стимуляции. Вместо этого они положились на скромные снижения процентных ставок, рассчитывая вызвать таким образом умеренный подъем в Америке. Но этот умеренный подъем в Америке был уже недостаточен, чтобы вытянуть из спада остальной мир.

Чтобы глобальная капиталистическая система, спроектированная после Второй мировой войны, могла хорошо работать, она нуждалась в доминирующем экономическом локомотиве – в стране, которая могла действенно помогать другим странам улучшать свое экономическое положение, поскольку ей не приходилось беспокоиться о своем собственном экономическом положении (3). Но в первой половине 1990-х гг. Соединенные Штаты уже не были такой страной. Было очевидно, что вершители американской политики вовсе не стремились столь же активно помогать остальному миру выйти из этого спада. В течение спада 1990-1991 гг. американские ставки процента, направленные против спада, были очень скромными и не применялось никакого налогового стимулирования; ставки процента были возвращены к прежним значениям задолго до того, как они могли бы укрепить подъем или помочь подъему других стран. Поскольку такой отказ от более активных действий не имел оправдания во внутренних условиях, это изменение американской политики помощи другим странам выглядело весьма драматично. Инфляция в Америке была низкой и снижалась дальше. Прежде Америка всегда готова была помогать в борьбе с мировым спадом, даже в ущерб себе. Теперь она не хотела помочь даже без собственных затрат.

Без американского глобального экономического локомотива восстановление после спада происходило очень медленно – и в Европе, и в Японии. В Европе это восстановление шло лучше, чем в Японии, но все же недостаточно сильно, чтобы устранить упорные, все более казавшиеся неизменными двузначные проценты безработицы. При анемичном темпе роста 2,1% в 1994 г. безработица в большей части Европы все еще возрастала. В техническом отношении официальным концом спада считаются два квартала положительного роста, но в действительности можно было бы определить реальный конец спада как снижение безработицы, а этого нельзя было предвидеть. В некоторых европейских странах, таких, как Финляндия и Швеция, возвращение к уровню ВВП 1990 г. не ожидалось до 1996 г.

Оказалось, что Европа не могла использовать политику снижения ставок процента для стимуляции роста, поскольку германская политика высоких процентных ставок (предназначенная для борьбы с инфляцией вследствие воссоединения с Восточной Германией и для привлечения капиталовложений в Восточную Германию) сковывала денежную политику всех других стран. По существу Германия стала якорем, удерживающим Европу от быстрого восстановления. В конце концов Италия и Англия не выдержали: летом 1992 г. они были вынуждены оторваться от зоны немецкой марки и провести значительную девальвацию. Это позволило им снизить свои ставки процента, и со снижением ставок процента и снижением затрат вследствие девальвации валют их рост ускорился. Но большая часть европейских стран связана с паритетом германской марки, высокими ставками процента и медленным ростом. Выигрыш Англии и Италии сопровождается проигрышем остальной Европы.