Русская война: дилемма Кутузова-Сталина

Вы его не создали!

***

P.S. Просматривая полемику вокруг работы, я заметил что достаточно часто задают вопрос, где я взял данные о внешности И.В.Сталина отвечаю: из карточек личного досмотра/система Бертильона/ арестованного, где указывается и его рост от 168 до 173 сантиметров(в современном пересчёте). На моё недоумение приятель – медик мне объяснил, что это свидетельствует о добросовестном отношении чинов полиции к своим обязанностям: рост человека даже в течении одного дня меняется до 4–5 сантиметров.

Первое положение – это то, что Красная Армия еще не могла в 1941 году успешно противостоять вермахту, в том числе отразить первый удар и не допустить вторжения противника.

Второе принципиальное положение, которое выдвинуто Л. А. Исаковым и с которым я согласен, – это сосредоточение Сталиным основных усилий в момент нападения Гитлера на Советский Союз не на спасении первого стратегического эшелона Красной Армии, а на спасении и эвакуации оборонной промышленности и других военных объектов (типа военных училищ) из Европейской части СССР на Урал и в Сибирь.

Можно даже сказать, – жертвуя первым стратегическим эшелоном Красной Армии, Сталин решил судьбоносную задачу для страны – сохранил военно-экономический потенциал, который смог затем обеспечить всем необходимым главные силы Красной Армии и тем самым обеспечить победу над немецко-фашистскими захватчиками.

    Герой Советского Союза, генерал армии Валентин Варенников
    Президент Российской ассоциации Героев Советского Союза, Героев России и кавалеров ордена Славы трех степеней.

Глава 2. Когда ударил колокол беды?

О дате приведения РККА в повышенную боевуюготовность летом 1941 г.

В своих мемуарах «Воспоминания и размышления» маршал Г.К. Жуков пишет, что 13 июня учитывая общую тревожную обстановку на границах, он и нарком обороны С.К. Тимошенко обратились к И.В. Сталину с настоятельными увещеваниями перевести войска эшелона прикрытия западной границы в состояние повышенной боевой готовности, на что последовал отказ…[1 - Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., АПН, 1983 г., с. 297.]

Позволительно взглянуть на источники информации, которые обеспечивали компетентность С. Тимошенко и Г. Жукова и некомпетентность И. Сталина.

– О положении на границе наиболее информирован тот род войск, который прямо осуществляет ведомство над ней и всегда пребывает в состоянии не повышенной, а полной боевой готовности – пограничники. И действительно, их сводки за май – июнь переполнены тревожными сведениями в нарастающей динамике – но пограничники НИКОГДА за всю историю существования российских погранвойск не подчинялись военному ведомству (ВМ, НКО, МО) и в канун войны входили в систему НКВД, имея высшим начальником генерала Н. Власика, бывшим, кроме того, комендантом Кремля и начальником личной охраны И.В. Сталина. Т. е. их сводки ложились на стол ему, и уже оттуда следовали двум его непосредственным начальникам: И.В. Сталину и Л.П. Берии, в очевидных приоритетах – и доходили до НКО уже по нисходящим правительственным каналам как препарированная под усмотрения политического руководства информация; неполная, сокращенная к узко-военной области. Устойчивый же стереотип приписывает Л. Берии крайне негативное отношение к тревожным известиям вплоть до кочующих по изданиям от В. Анфилова до А. Самсонова угроз «Стереть в лагерную пыль» их авторов (чего еще коснемся).

– Закордонная разведка? Но она в ту пору была преимущественно сосредоточена в НКГБ, шеф которого В. Абакумов, информируя правительство, естественно не пересылал копии своих сводок в другие ведомства, как и в НКО. Т. е. ее материалы, как и в первом случае, «спускались» в НКО из правительственных сфер так же препарированно.

– Собственно агентурная система ГРУ Генерального Штаба, квалифицированная, широко развернутая. «Но как известно.» – беру в кавычки, мне лично ничего об этом неизвестно; я только читал «об этом» у В. Анфилова,А. Самсонова – начальник ГРУ генерал-лейтенант Ф.И. Голиков откладывал все тревожные агентурные материалы в папку «Недостоверные и дезинформирующие сведения», с которой на усмотрения С. Тимошенко и Г. Жукова конечно не выходил; а по наличию в ней сведений об информаторах его начальники даже не имели права ей поинтересоваться.

– Самонаблюдения армии (даже без флота, который имел собственный НК ВМФ)? Но дивизии эшелона прикрытия границ развертываются от нее не ближе 20–30 км (в действительности 20—140 км) и собственно могут наблюдать только ближайшие рынки, питаясь всезнающим ведомством АТС (Адна-Тетка-Сказала); но и то предмет специальных усмотрений Особых Отделов частей (Генерал И. Серов), входивших в систему ГПУ РККА (Л. Мехлис), с 1937 года выведенного из прямого подчинения НКО и самостоятельно обслуживавшего правительство.

Таким образом, честно следуя утвердившейся в российской исторической науке догматической картине распределения событий, ситуаций, ролей, если Сталин, на которого сходилась вся полнота информации, не усматривал в ней признаков войны, – то тем более не могли ее предвидеть Тимошенко и Жуков, которые пользовались только ее отпрепарированной, да еще в 4 руки (Правительство, Берия, Абакумов, Голиков), частью, притом, что за пределами военной области не обнаружили крупных политических дарований.

Тем не менее какое-то важное событие 12–14 июня действительно произошло, о чем свидетельствует ряд существенных фактов.

– 12–14 июня отставлено и арестовано все руководство ВВС и ПВО (П. Рычагов, Я. Смушкевич, Г. Штерн), ранее резко критиковавшееся на майском совещании Высшего Военного Совета за низкий уровень боеготовности вверенных им родов войск; что было возможно только с прямого согласия Народного Комиссара Обороны С. Тимошенко (с 1939 года арест ведущих работников наркоматов мог быть произведен только с санкции наркомов, а арест наркомов только с санкции Председателя СНК), а в случае Я. Смушкевича требовалась санкция и Г.К. Жукова, как начальника Генштаба, в котором Смушкевич являлся представителем ВВС; и был лично известен, как командующий его авиацией во время боев на Халхин-Голе.

– 14 июня центральные советские газеты опубликовали известное Заявление ТАСС «В последнее время в дипломатических кругах распространяются слухи о имеющем место якобы перемещении германских войск к границам СССР…

…ТАСС уполномочен заявить, что по данным советских компетентных органов Германия так же строго соблюдает условия советско-германского договора о ненападении, как и Советский Союз, и имеющие место перемещения германских войск, надо полагать, связаны с другими причинами…»[2 - «Правда» от 14 июня 1941 г.]. В 50-е годы это заявление преимущественно замалчивалось; в 60-е его раздули до преувеличенно-инфернального значения; в 70-е начинают рационально оценивать как форму внешнеполитического зондажа; на рубеже 20—21-го веков скороговоркой повторяют штампы 60-х (А. Яковлев, А. Самсонов, А. Васильев и др.). Но кажется никто не обратил особого внимания, что этим Заявлением общество в полном составе впервые информируется, что на границе «Тучи ходят хмуро.», о чем номенклатурные кадры ВКП(б) поставлены в известность еще в январе, на пленуме ЦК.

Обратимся еще раз к источникам информации. Скажите пожалуйста, если государство внезапно подвергается нападению извне, какой орган становится предметом нападок и разбирательств? Армия? Суд? Тюрьма? Полиция?

Правильно – Разведка!

Между тем в числе тех приблизительно 50 высших офицеров, репрессированных в июле – августе 1941 года за военные неудачи и провалы первых дней войны (из них 30 расстреляно)*[3 - Скрытая правда войны: 1941 год. М. Русская книга, 1992 г. – с. 343.] вы не найдете ни одного представителя разведывательных ведомств, т. е. с точки зрения правительства, подтверждаемой реальной картиной событий, их информация была достоверной и своевременной.

Есть большие основания отряхнуть приписываемую Л. Берии «лагерную пыль» уже потому, что лица, в отношении которых ее адресовали, преимущественно не принадлежали к его ведомству: в разных публикациях это Р. Зорге, Л. Маневич, Ш. Радо – но все они были резидентами по линии ГРУ и НКГБ, т. е. по особенностям этих ведомств не могли быть ему даже известны…

О генерале Ф. Голикове лучше всего говорит его последующая боевая судьба. В июле 1941 года, когда за невыполнение директивы правительства о занятии войсками линии укрепрайонов старой госграницы Г.К. Жуков был переведен с поста начальника Генштаба в распоряжение НКО СССР И.В. Сталина (нарком обороны С. Тимошенко был снят 30 июня) генерал– лейтенант Ф Голиков отправляется с важной военно-дипломатической миссией в Великобританию и США; в октябре принимает 10-ю армию, во главе которой останавливает продвижение 2-й танковой армии Г. Гудериана на рязанском направлении; а потом, перейдя в наступление, с боями доводит ее до Вязьмы. В апреле – октябре 1942 года он «пожарный командующий», восстанавливающий положение на разбитых фронтах или создающий новые: Брянский, Воронежский, Юго-Западный, Сталинградский, Юго-Восточный. В октябре 1942 года после Н. Ватутина и К. Рокоссовского (не смогли взять Воронеж с 4-х попыток) принял Воронежский фронт и в Острогожско-Россошанской (единолично) и Воронежско-Касторненской совместно с Брянским фронтом (о роли командующих в операции говорят задействованы силы фронтов: 3 армии Воронежского и 1 армия Брянского – примечательно другое, в очень сложной, деликатной области организации межфронтового взаимодействия Ф. Голиков сумел найти общий язык, убедить и повести за собой такого амбициозного и тяжелого военачальника, как М. Рейтер) операциях разгромил группу армий «Б»; т. е. больший массив войск противника, чем под Сталинградом (для сравнения: 37 дивизий на 22; 138 тыс. пленных на 93) и в кратчайшие сроки, за 24 дня против 73-х под Сталинградом[4 - Всемирная история. Т. 10. М., Мысль, 1965 – с. 135.]. Взял Воронеж за 6 дней боев.

В феврале 1943 года после взятия Старого и Нового Оскола, Волчанска, Шебекино, Чугуева, Белгорода, Курска, Харькова он уверенно вступает в тройку крупнейших полководцев Красной Армии, уже опережая К. Рокоссовского и быстро приближаясь к Г. Жукову. Обратите внимание, в этот период он руководит наступательными боевыми действиями 1-го фронта на линии такой протяженности, на которой в июле уместятся фронты К. Рокоссовского, Н. Ватутина, Р. Малиновского, И. Конева…

Но в марте из-за очевидного просчета Ставки ВГК (Г. Жуков, А. Василевский) не обеспечившей выдвижением освободившегося Сталинградского фронта стыка расходящихся на Запад (Воронежский) и Юго-Запад (Юго-Западный) фронтов; и из-за мелочно-близорукой позиции командующего Юго-Западным фронтом Н.Ф. Ватутина, в условиях начавшихся неудач сепаратным отступлениям оголившего левый фланг Ф. Голикова тяжелейшему нападению Э. Манштейна, уже предвкушавшего «Вторые Харьковские Канны»; попавший почти в безнадежное положение, и даже окруженный – сумел вывести войска из-под удара и остановил немцев южнее Курска. Но… снятый с командования на должность Замнаркома Обороны по кадрам по представлению Заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г. Жукова, как «главный виновник» падения Харькова и Белгорода; чем покрывались как собственные ошибки Ставки ВГК, так и преступно– эгоистическое поведение Н. Ватутина.

Понятна острейшая неприязнь генерала, потом маршала Ф. Голикова к Г.К. Жукову – непонятна ненависть и преследование маршалом Г. Жуковым состоявшегося боевого офицера. Вам не кажется, что это как-то не укладывается в расписанный трафарет искательного приживала?

Т.о. налицо значительно больше оснований полагать, что 3 разведывательных ведомства вполне надежно и квалифицированно информировали правительство в роковые дни мая – июня 1941 года.

Это необходимое предуведомление к тому, что будет неожиданным даже и большинству профессиональных историков: 18 июня, по истечении 4 дней ожидания ответной реакции немецкой стороны на запущенный ТАСС зондаж, когда стало очевидным уклонение руководства Германии от обсуждения складывающейся обстановки на границе, советское правительство отдало директиву на приведение войск в состояние повышенной боевой готовности.

Но по непонятной причине ее неукоснительно выполнил только флот.

Получив директиву, в 9 часов вечера 18 июня Нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов своим приказом перевел с 00 часов 19 июня все флоты в боевую готовность номер 2; а 21 июня, в полном соответствии с морским уставом ввиду неотмены тревоги правительство по концу 3-дневного срока – с 00 часов 22 июня перевел флоты на боевую готовность номер 1, т. е., в дополнение к усиленным мерам безопасности отключил маяки на подходах к портам и провел затемнение военно-морских баз[5 - Кузнецов Н.Г. Накануне. М., Воениздат, 1976– с. 282–284.]. И когда в 2 часа 40 минут, за час до общего нападения германской авиации на аэродромы и города немцы начали особо секретно, тщательно спланированную и подготовленную операцию по минированию с воздуха фарватеров военно-морских баз – их встретили потушенные маяки и шквальный огонь корабельной и береговой зенитной артиллерии, сорвавший не только операцию, но и принесший важный успех: несколько беспорядочно разбросанных донных магнитных мин упали не мелководье, были обнаружены, извлечены, демонтированы и через 3 недели советский флот благодаря группе физиков И. Курчатова обзавелся эффективными средствами защиты и траления этих исключительно опасных новинок крингс-марине; секрет которых англичане, например, раскрыли только через полтора года с начала войны, ценой огромных жертв и усилий. Как итог: за первые 3 дня войны флот не потерял ни одного боевого корабля; и естественной стала та молчаливая любовь и обожание личным составом флота своего главкома, который достойно ввел его в войну…

Скажите, что сделал Николай Герасимович Кузнецов такого, чтобы выходило за рамки безусловного следования служебному долгу, офицерской ответственности, пунктуальному исполнению устава? Между тем с 70-х годов утверждается стереотип геройского нарушения главкомом ВМФ всякого устава, дисциплины и субординации – оказывается, он самовольно перевел флоты в боевую готовность, чем, в частности, сорвал летнюю учебную кампанию, вернув корабли в базы. Задумывались ли авторы подобных утверждений, что поддержание в повышенной боевой готовности даже в отсутствие хода, например, эсминца требует дополнительный суточный расход 20 тонн жидкого топлива, а крейсера уже 50, не считая других дополнительных статей расхода, как и перенапряжение плавсостава, резко возросших нагрузок и износа механизмов. Поэтому военно-морской устав той поры ограничивал общефлотскую готовность № 2 тремя днями и по истечению срока требовал ее отмены или перевода в высшую степень № 1.

В каком случае командующий родом войск без директивы правительства может вознамериться перевести его в боевую готовность в отсутствии видимого противника? Только если он готовит государственный переворот; во всяком случае так оценит его действия правительство – между тем подчиненные Н. Кузнецова, адмиралы Н. Головко, В. Трибуц, Ф. Октябрьский переводя свои флоты в готовность-2, немедленно информировали об этом военные округа, с которыми находились в оперативном взаимодействии, и командующих морских пограничных округов, в зоне которых располагались. Т. е. о странном поведении флота должны были немедленно узнать и НКО и НКВД – и возмутиться, что это делается у моряков?

Вдумались ли авторы этой «безумно-романтической» чепухи, что флот должен был предварительно получить тысячи выстрелов для своей замечательной канонады в ночь на 21–22 июня со складов боеприпасов, которые находились в ведомстве НКВД и подчинялись только правительственным распоряжениям? В воспоминаниях флотских офицеров о ночи 21–22 июня везде присутствует одна и та же выразительная деталь – флот открыл огонь «по неизвестным самолетам» (чего не решились сделать американские моряки в Перл-Харборе и при свете дня), и только в полдень 22-го, из выступления В. Молотова узнал, что они немецкие[6 - Скрытая правда войны: 1941 год. М., Русская книга, 1992 г. – с. 343.] – это говорит об импровизациях или запланированности действий? Открывая огонь, моряки не испытывали колебаний – их пустили в дело сверху.

Увы, непонятный сбой произошел в системе НКО…

Только командующий ПрибВО генерал-полковник Ф.И. Кузнецов приступив своевременно с 18 июня, осуществил большую часть мероприятий по приведению войск округа в повышенную готовность: авиация рассредоточена по полевым аэродромам, войска выведены из городков в лагеря, начато развертывание противотанкового рубежа по линии Шауляй – Алитус, о который через 3 дня жестоко ушибутся 3 и 4 танковые группы Гота и Гёпнера, потеряв только в полосе действия истребительно-противотанковой бригады полковника Полянского 600 танков: за 3 довоенных дня артиллеристы хорошо окопались, снаряды в достаточном количестве заскладированы у пушек в ровиках – это что, тоже самодеятельность командующего, как то утверждает В. Анфилов? [7 - Анфилов В.А. Начало Великой Отечественной войны. М., Воениздат, 1962 – с. 36.]

Киевский Особый Военный Округ выполнил значительную часть предмобилизационных мероприятий: в частности, рассредоточил авиацию; но не вывел войска из военных городков; и не занял армейскими частями предполья и стыков пограничных укрепрайонов, которые отчаянно-безнадежно защищались в первые дни войны только специальными артпульбатами ДОТов. В общем, сохранив костяк авиации, и развертывая основную массу войск уже в первые часы войны, КОВО оказал эффективное сопротивление группе армий «Юг», вылившееся в огромную танковую битву на линии Луцк – Ковель – Ровно – Броды. Противник отмечал «твердое и умелое руководство» командующего Юго-Западным фронтом генерал– полковника М. Кирпоноса.

В полосе ЗапВО (командующий генерал армии Д. Павлов) почти ничего сделано не было, что предопределило разгром Западного фронта к 30 июня. Вполне подготовленным вступил в войну и Одесский ВО (генерал-лейтенант Р. Малиновский), что впрочем можно считать как следствием тесной связи округа с Черноморским флотом, так и тем, что боевые действия в его полосе начались с 25-го июня.

Таким образом, вопреки утверждениям т. н. «военных историков», т. е. назначенных к тому старших офицеров-политработников, директива о переводе вооруженных сил в повышенную боевую готовность на советско-германской границе была отдана не 20–21 июня, а 18-го, что прямо подтверждается действиями флота и ПрибВО. О наличии таковой свидетельствуют и материалы следственного дела Д. Павлова, обвиненного в преступной халатности, арестованного, судимого и расстрелянного в июле 1941 года – где ему, в частности, вменялось в вину невыполнение директивы Генштаба от 18 июня 1941 г.* [8 - Судебный отчет. Материалы Военной коллегии Верховного суда СССР. М., Международная семья, 1997 г. – с. 29.] Вопрос об объективности обвинения, судя по действиям флота, здесь решаем положительно; но только в том смысле, что вряд ли вместе с НК ВМФ аналогичную директиву не получило и НКО. И судя по мероприятиям в округах, произвело какие-то управляющие действия в ее исполнение; например, отправив Заместителя наркома обороны по боевой подготовке генерала армии К.А. Мерецкова в срочную командировку в округа.

– 19-го он был в КОВО;

– 20-го в ЗАПВО;

– 21-го в ПРИБВО, где и встретил войну…

Но странно разноречивая реакция округов свидетельствует, что распоряжения НКО и Генштаба были не вполне понятны, двусмысленны и недостаточны; так что Ф. Кузнецов оценил их как извещение «К бою», а Д. Павлов «Для сведения.» – я вполне убежден, что самоуверенный, но всецело военный человек, каким был Палов, не задумываясь выполнил бы прямо поставленный приказ – кажется, такого не было; и К. Мерецков ничего ему не прояснил.

Но даже и в ЗапВО начали проводиться некоторые меры, не укладывающиеся уже в обычную практику военного округа мирного времени. Так, 18 июня был развернут окружной полк связи, обеспечивающий связь округа с армиями в военное время (полевая проводная и беспроводная связь) – в обычных условиях той поры войска пользовались выделенными линиями гражданского НКС. Развертывание окружного полка связи в мирное время осуществлялось только на период итоговых окружных маневров, завершавших летнюю учебную кампанию в войсках, которые приурочивались к завершению уборочных работ, т. е. к августу – сентябрю; поэтому развертывание полка в июне было совершенно необычно. Одним из обвинений начальника связи округа генерала А.Т. Григорьева было необеспечение развертываемого полка по нормам военного времени, так что «… и после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность»* [9 - Там же – с. 30.]

Создается впечатление, что и ЗапОВО и КОВО выполняли одну и ту же директиву м.б. в форме «телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня» и разительная разница результатов обусловлена тем, что Кирпонос ее исполнял «засучив рукава», а Павлов с прохладцей; но и 1-й поднялся не намного выше уровня ЗапОВО, исключая авиацию; не только не были заняты УРы по границе, но и не произведено сосредоточение и материально-техническое насыщение бронетанковых и механизированных корпусов.

В резкое отличие шли только действия ПрибОВО. Вот интересно, в книге В. Анфилова утверждается, что строительство противотанкового рубежа в приграничье ПрибОВО вызвало резкий протест Л. Берии[10 - Анфилов В.А. Начало Великой Отечественной войны. М., Воениздат, 1962 – с. 37.] – но очевидно, что тот не мог вмешиваться в деятельность НКО. Кто мог запретить развертывание этих важных работ командующему округом? Только замнаркома К. Мерецков, прибывший в округ 21-го; последствий его распоряжение не имело, т. к. на следующий день началась война.

Но действия К. Мерецкого предельно созвучны той директиве, которую согласно утверждениям Г. Жукова, только-только писали; и направят в войска в 00 часов 30 минут 22 июня.

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.