Сфера. Сборник

– Если бомба нейтронная, – уточнил Сашка.

В этот момент в двух кварталах от них появилась группа ребят, человек пять. Они шли по поперечной улице, но, увидев Семёна и Сашку, резко развернулись. В этом молчаливом развороте, сопровождаемом лишь топотом ног, чувствовалась неприкрытая угроза. Друзья были слегка под хмельком, и это послужило подспорьем к их решению с достоинством принять возможное столкновение. Сашке на одном из соревнований в Москве его японские соперники подарили редкую по тем временам книжку по каратэ с картинками и подстрочным русским переводом. Парни отрабатывали свои приемы на берегу Двины, облюбовав скрытую от посторонних глаз полянку, и были, как им казалось, неплохо подготовлены к рукопашному бою.

– Ну что, Сашка, вот случай! Попробуем – двое против пятерых?

– Давай! Я выберу главного, а ты бей по флангам!

Пять человек; гигантов среди них не было, просто пацаны. Но когда до них оставалось метров пятьдесят, из-за ближайшего поворота вышло еще пятеро.

Дело принимало зловещий оборот, и блеснувшие лезвия ножей у шедших впереди не оставили Сёмке выхода. Он выбрал того, которого посчитал вожаком. Похоже, что все они были крепко выпившими или находились под какой-то дурью. Перекошенное злобой лицо парня, опередившего остальных, вызвало у Сёмки нужную реакцию, и он увидел огненный шар, ввинчивающийся в темный, уже совсем небольшой просвет между ними. Вожак резко остановился и, раскинув руки, перекрыл движение остальным. Потом развернулся и, напугав сонных ворон, хрипло заорал:

– Я в тюрьму не пойду! Хотите резать их – попробуйте начать с меня! – И, размахивая ножом, стал наступать на обалдевших подельников.

Сашка потянул Сёмку за рукав, и они не стали досматривать неожиданное представление, только слышали, убегая, затухающие крики, ругань и стоны, доносившиеся от развернувшегося внутри стаи боя.

– Что это было? – Сашка пытливо посмотрел на друга, как только они остановились, почувствовав себя в безопасности.

Сёмка с трудом сдержался от нахлынувшего желания все выложить товарищу, но лишь только он раскрыл рот для этого откровения, как его поток готовых вырваться слов, будто плотиной, перекрыла невидимая преграда, и он произнес совсем другие слова:

– Наверное, у одного из них проявился инстинкт самосохранения, а может, совесть проснулась?

Шлосберг сам почувствовал, как фальшиво это прозвучало.

– Совесть? Ты их морды видел? Это же зомби, они наверняка под каким-то ядовитым кайфом были, – Сашка с недоверием и, как показалось Семёну, с подозрением уставился на него, заглядывая прямо в глаза.

– Да я-то тут при чем? Не меня же они испугались! Раз под кайфом, значит, просто крыша поехала, радуйся, что не в нашу сторону.

Эта картина во всех подробностях за несколько секунд пролетела перед Сёмкиными глазами. Иволгин не отвлекал, только внимательно наблюдал за выражением его лица.

– Да, были разные случаи, и был один, когда я не мог быть уверен, чем все закончилось.

Шлосберг действительно так и не узнал, что случилось с теми ребятами, от которых им с Сашкой удалось уйти невредимыми.

– Вы должны научиться чувствовать на опыте всех этих эпизодов, непохожих друг на друга, когда наступает момент, после которого вы не в состоянии справиться с той силой, которой владеете. И именно в этот момент вы должны решить: готовы вы к тому, что случится дальше, или хотите это остановить? Устроит вас такая формулировка задачи?

Семён задумался: он сам не смог бы так точно определить, чего он хочет.

– Да, то, что вы сказали, – это здорово! Но как остановиться на этой черте? Мне кажется, я умею определять, когда к ней подхожу, но управлять этим переходом я не могу.

Иволгин встал и отошел к камину. Рядом, на мраморной полке, лежали две металлические штуковины, согнутые под прямым углом в виде буквы «Г», с деревянными ручками на коротких концах:

– Это рамки, – объяснил Иволгин. – Слышали когда-нибудь, как измеряют биополе человека?

Шлосберг отрицательно помотал головой.

– Встаньте и отойдите к стеллажам. Я скажу, когда остановиться.

Сёмка видел, как зашевелились эти две спицы, похожие на антенны. Он отошел на два-три метра. Иволгин попросил отступить еще, потом еще. В конце концов, Семён уперся в стену, а рамки все крутились.

Василий принес чай, пирожки с мясом и картошкой. Сам не ел, смотрел, как Сёмка, успокоившись, уплетает сдобу.

Потом сказал:

– Мне неведомы истоки вашей силы. Если я скажу, что они чудовищны, вы испугаетесь, поэтому я скажу, что они ни с чем в моей практике не сравнимы. Эти рамки не реагировали так ни на одного из многих и многих моих посетителей, часто людей очень непростых. Вы дошли до конца стеллажей, но я не уверен, что будь там еще столько же пространства, рамки бы успокоились. Сделаем так. Вы придете ко мне через неделю. Я приготовлю для вас напиток – «амброзию». Это будет двухсотграммовая склянка. Вы должны будете заполнять этой жидкостью ампулу – я дам вам несколько таких – вмещающую грамм этой жидкости. Вы должны будете принимать ее в тот момент, когда решите нивелировать вашу вспышку или хотя бы ослабить ее. Это надо будет делать немедленно или, если нет для этого никакой возможности, в ближайшие минуты.

Вы должны знать, что ваша сила может действовать на расстоянии, и это потребует некоторого времени для достижения ее пика. Еще она может воздействовать не сразу, а проявиться позже. Это все, что я могу для вас сделать и как-то объяснить то, что может происходить в дальнейшем. Когда вы придете ко мне в следующий раз, мы не будем с вами разговаривать – вы возьмете то, что я приготовлю, и уйдете. Мы никогда больше не будем встречаться. Это не оттого, что вы мне чем-то неприятны, напротив, вы произвели на меня самое лучшее, очень сильное, – Иволгин улыбнулся, – даже неизгладимое впечатление. Но я, как и вы, устроен особым, отличным от большинства людей, образом, и вы для меня опасны. Рядом с вами я расходую слишком много своей собственной энергии. На сегодняшний разговор меня хватило, второй раз может закончиться катастрофой.

Глава 7

Валдис Курлайс расставлял столы на лужайке своего загородного дома. Он пригласил на уикенд двадцать человек: родственников, друзей и коллег по работе. Среди них двух женщин – Инету Ундрате и Ингу Скривере, которых прежде никогда в свой дом не звал. Когда его жена увидела имена этих двух дам в списке приглашенных, она удивилась и спросила, почему они тут оказались. Он не смог ответить, только пожал плечами.

Он и для себя не мог сформулировать ответ: для чего они понадобились ему за его столом, среди самых близких, посвященных в те стороны жизни, которые оставались тайной для тех, кто в ближний круг не входил. Он испытывал по отношению к ним непривычное прежде, зудящее желание разглядеть их вблизи, в нестандартной обстановке, надеясь увидеть их лица, лишенные напряженных, настороженных масок, которые неизменно надевались в театре офисного пространства.

Курлайс получил прекрасное образование за рубежом и десять лет вел тяжелую карьерную борьбу, завоевывая признание высоких господ в престижном шведском холдинге. Он заработал авторитет, который основывался, в первую очередь, на его профессионализме и организаторском таланте. Но был целый ряд негласных условий и границ, которые опасно переходить в этом устройстве сложных психологических и моральных отношений. Стокгольмский офис не должен был тревожиться по каким-то внутренним или внешним проблемам филиала. На поверхность не должны были просачиваться конфликты с окружающим пространством: финансовыми структурами, государственными чиновниками контролирующих органов, с местными политиками и прессой.

Эти женщины наверняка не сознают, какие неприятности на этом сложном пути они для него создали. Первый тревожный сигнал он получил в начале перехода на новую систему обслуживания Прибалтики в приватном разговоре с одним из аналитиков компании – молодым, амбициозным, не успевшим усвоить принятые нормы пиетета и основы взаимоотношений в сложной иерархии компании. Он предоставил короткую аналитическую записку о состоянии дел в процессе подбора нового пакета поставщиков, отдельной строкой пометив возможную проблему с одной небольшой компанией, имеющей американского партнера, проработавшей с «Римини» практически с момента прихода сети на местный рынок. Компанией, чье руководство резко возмутилось несправедливым, по их мнению, разрывом отношений.

Курлайс вызвал Инету и в присутствии аналитика попросил ее прояснить ситуацию. Когда она с непривычной для ее холодной натуры горячностью докладывала о том, что конкурс выиграли фирмы с лучшими показателями, он спросил:

– Каким образом вы смогли это выяснить, не дав им поработать какое-то время вместе, если эта «Веста» устраивала нас целых тринадцать лет?

Тогда Инета привела, по ее мнению, серьезнейший, критический в данной ситуации, аргумент об угрозе Шлосберга в отношении беременной сотрудницы.

Шлосберг. Курлайс впервые услышал эту фамилию.

– Господи, так он еще и Шлосберг! – Валдис не смог скрыть презрительно скривившихся губ. Он видел, как на его непроизвольную эмоцию мысленно среагировала Инета: «Он на моей стороне».

Когда она ушла, аналитик попросил еще минутку и дополнил характеристику этой взбунтовавшейся фирмы. Ее основатель – американец, выходец из нашей страны. Все его родственники убиты в местах массовых расстрелов евреев во время войны. Он посетил нашу республику сразу после обретения ею независимости, во главе делегации бизнесменов из Соединенных Штатов. Открытая им в Прибалтике совместная компания – очень маленькая часть американской компании с миллиардным состоянием.

Затем аналитик добавил:

– Я полагаю, что деньги не играют для него решающей роли. Это моральный аспект, дань памяти прошлым трагическим событиям, и эту разницу в подходах к стандартным проблемам взаимоотношений с поставщиками рекомендую учитывать.

После того, как молодой человек покинул кабинет, Курлайс задумался. Переходный период вызвал недовольство многих компаний, подача исков в суд стала рутиной для работы адвокатов «Римини». Но судя по докладу этого ретивого паренька, тут вырисовывалась иная ситуация. Тут бизнес мог уйти на вторую позицию, а этические нормы – стать тем нарушением границ, которое менее всего стоило провоцировать из-за такой незначительной экономической единицы, какой по показателям оборота являлась «Веста».

Когда на следующий день к Курлайсу на стол легло письмо на фирменном бланке с логотипом «Весты», он не мог не отметить железную логику претензий, одна из которых заключалась в том, что на их место эти идиотки привели поставщика конкурирующей сети, отличаться от которого в качественном уровне «Весту» просили менеджеры «Римини» все эти годы.

Через несколько дней служба безопасности получила сведения о том, что работники офиса и склада «Весты», как только выяснили, кем заменили их коллекцию, в возмущении приготовились провести демонстрацию под объективами видеокамер у офиса «Римини», у шведского посольства и прокуратуры. Они уже приготовили плакаты, на которых основным лозунгом стал: «“Римини” = коррупция» и «Коррупция = “Римини”». Правда, позже Шлосберг эту самодеятельность остановил, пообещав людям решить проблему мирным путем. Валдис повторно вызвал Инету и, с трудом сдерживая гнев, поинтересовался:

– Почему бы в такой сложной ситуации не дать возможность этой маленькой фирме встать рядом с теми, кого вы привели вместо них?

Инета сквозь посиневшие, плотно сжатые губы, процедила:

– Уступим одним – поднимут шум остальные.

Валдиса так и подмывало спросить, сколько она взяла с тех, кого прикрывает, рискуя всем? Но он видел, что она закусила удила, и на такой вопрос вполне может задать встречный, неприемлемый ни с какой стороны, поэтому он вынужден был ее отпустить.

Стало понятно, что проблема не разрешится сама собой. Когда ему принесли из редакции гранки[1 - Гранки – статья, уже прошедшая процедуру верстки и возвращенная автору для последнего окончательного согласования перед публикацией.] одной ведущей газеты статью со всей той информацией, которую он получил в письме Шлосберга, он сломал в раздражении, читая ее, красный карандаш, которым подчеркивал особенно колкие строки журналистского расследования.