Боль

Панкратов оглянулся. Надо же, довольно уверенно топает Чернов!.. Странно… Явление дневного «лунатизма». А вот любопытно, с каких пор у Чернова такая особенность?.. Неужели с рождения?.. Какое, однако, неудобство для родителей!.. И вообще – докторам известны такие случаи?.. И Ваня… Пробовал ли он лечиться, или его такой образ жизни устраивает?.. Надо будет как-нибудь порасспрашивать его. Вот только как это сделать?.. Когда?..

Дмитрий опять подумал о приборчике, лежащем в кармане пуховика, нащупал его, улыбнулся. «Надо дать имя этому чудесному аппарату… Хмм. Чего мудрить?.. Записывает мысли?.. Пусть так и – называется «Мыслеписец»!..»

У подъезда родного дома Панкратову встретился Петрович. Мужик лет пятидесяти. Имени его Дмитрий не знал. Так и звал: Петрович. Жил этот мужичок в соседней квартире, на той же лестничной клетке, особых хлопот не доставлял, то есть: не сверлил то и дело в стенах дыры по выходным дням и после работы, не затевал ремонтов на полгода, не врубал по пьянке блатную музыку на всю катушку, как любили многие верхнебрындинцы. Просто жил. По-человечески. За что был очень уважаем Дмитрием.

– Здорово, Петрович!.. – окликнул Панкратов соседа.

– И тебе здоровья, Митя!.. – охотно откликнулся сосед. – С прогулки?..

– С неё.

– А я наоборот – решил пройтись.

– Дело полезное, – Дмитрию захотелось узнать о соседе побольше, и он спросил: «А ты чего, Петрович, всё один да один?.. Где родню потерял?..»

– Похоронил!.. – светло улыбнулся Петрович. – Потому и один, что никого из близких в живых нет.

– Как?.. – начал было говорить Дмитрий, но осёкся: не смог продолжить фразу.

– А вот так!.. – ответил Петрович. – Жена померла семь лет назад. Рак, зараза!.. А сыновья… Придурки!.. – улыбка Петровича стала ещё светлее. – Бандитами были. Высоко летали, глупыши!.. Оба бригадными были. В Екатеринбурге проживали и дела там немалые вершили!.. Большими людьми себя считали!.. Да только… грохнули их. Сначала младшего – два года назад, потом старшего. И года не прошло после гибели брата… Из всего их величия оглушительный пшик вышел!..

Панкратов не удержался – улыбнулся в ответ, хотя по тексту причин улыбаться не было.

– И… – начал он импульсивно, и тут же заткнулся.

– И потому я один!.. – провозгласил улыбчивый Петрович. – Живу себе… Никому не насолил. Никому зла не желаю… А дети мои… Жалко их… Кто-то скажет: ты воспитал – ты в ответе!.. Да вот уж хрен!.. Вырастил, выкормил, дал дорогу в жизнь, но за каждый их шаг, тем более выстрел, отвечать не стану!.. Глупо это!..

Петрович опустил взгляд в асфальт.

– Вот дураки!.. – он снова улыбнулся и опустил глаза. – Маленькие мои…

Панкратов потоптался возле замершего мужика. Однако пора домой.

– Пока, Петрович!.. – он потрепал мужика по плечу и двинулся к подъезду.

Петрович встрепенулся, бодро махнул вслед рукой – мол, пока, парень, бывай здоров!.. – и потопал куда-то.

-6-

Панкратов лежал на кровати, закрыв глаза. Как это здорово: быть дома, в тишине и покое. Какое замечательное занятие – отдых!.. Если бы не… Дмитрий нажал кнопку «Мыслеписца».

«Боль будто разрывала внутренности. Страх затопил душу. Представлялось, что он сейчас ударит гейзером из макушки, снеся «крышу». Что-то делать в таком состоянии немыслимо. Ну, что-то глобальное, серьёзное. А так, в час по чайной ложке, можно выдавливать из себя что-то. В смысле, какие-то дела. Работать работу, если ты на работе. Читать какую-нибудь книжонку – небольшими порциями, то и дело отрываясь от этого малоинтересного занятия, чтобы понаблюдать за собой. За своей болью. Зачем за ней наблюдать?.. Да хотя бы затем, что по-другому не получается. Она привлекает к себе внимание, и ты просто не в силах оторвать от неё «взгляд». Да и зачем?.. Если ты не изучишь её как следует, не привыкнешь к ней, как сможешь относиться к ней нормально, без страха и претензий?.. Ведь со временем надо научиться делать дела, даже когда очень больно. Нельзя всё время барахтаться в своей боли и только. Так можно вылететь в трубу. В трубу жизни. То есть не добиться никакого прогресса. Ничего не приобрести – и в духовном плане, и физическом. А возможно, и потерять что-то из того, что уже имеешь, что уже достигнуто. Не хочется терять ничего хорошего. А вот избавиться от плохого – сам Бог велел. И первое, что велел Бог – привыкнуть к боли. Вот почему Дмитрий часами лежал на кровати, тупо уставившись в потолок или закрыв глаза. Нет, он вовсе не разглядывал пятна на обоях или штукатурку в местах, где они отклеились и обвисли, и не пытался представить себя на средиземноморском побережье, лежащим в тёмных очках на шезлонге и потягивающим холодное пиво из запотевшей бутылочки. Он в это время пристально наблюдал за болью и видел только её, ничего больше. Какое там, на фиг, море, когда по близости есть такой интересный объект для наблюдения!.. Такой близкий, что ближе некуда – прямо в тебе, в твоём животе, в твоей груди, голове. Везде. Да, иногда казалось, что болит всё, настолько обширной становилась боль. Дмитрий сравнивал её со злобным осьминогом, живущим в его животе и время от времени вытягивающим щупальца на всю длину, чтобы причинить неудобство и боль сразу в нескольких местах, показывая, кто настоящий хозяин этого тела. Вот такой временами была боль. Ох, и сильна, зараза, ох, и красива!.. Такое «зрелище» достойно восхищения!..

Частенько, когда пора было поспать, но резь в животе мешала, Дмитрий машинально клал руки на больное место, представлял, как из ладоней истекает целительная энергия, и постепенно, очень медленно и неохотно, боль утихала. Если она долго отказывалась повиноваться, «целитель» мысленно усиливал поток энергии. Становилось легче, и, успокоенный, Дмитрий засыпал. Если же он находился на улице или на работе, и не было возможности наложить руки на больное место, Дмитрий просто мысленно направлял в него целительную энергию. Облегчения не наступало, но молодой человек верил: когда-нибудь у него получится!..

Боль и больше ничего. Невозможно заняться ничем. Так Дмитрию казалось поначалу. Поначалу?.. Да. Первые четыре года. А потом – надоело!.. Надоело смотреть на боль и больше ничего не делать. Стало скучно. Болит?.. Да ну и ладно!.. А дела всё равно надо делать. Надо зарабатывать деньги: покупать еду, платить за квартиру, оплачивать услуги мобильной связи. Да много для чего нужны деньги. И чем дальше, тем больше их требуется. Жизнь не стоит на месте – появляются новшества, от которых ты не можешь отказаться, как бы консервативен ни был. И новые фильмы посмотреть хочется, и книги почитать. И компьютер обновить. Деньги, деньги, деньги… Какая это всё-таки замечательная штука!.. Неужели на свете есть балбесы, презирающие их?.. Скорее всего, они просто не умеют их зарабатывать, отсюда и презрение. А ведь на свете большинство людей не умеют зарабатывать деньги, но не додумываются до того, чтобы презирать их!.. Напротив, люди любят деньги. И хотят иметь их как можно больше. Чтобы тратить. И чтобы считать. И совершенно нормально получать большие, огромные деньги законным способом и любить их тратить. А презирать деньги – аномально. Вообще что-то презирать, ненавидеть – аномально. Мир создан с любовью. Создан в любви. И весь он пронизан любовью. И достоин только одного чувства – любви!.. И деньги в том числе, поскольку являются частью этого мира. И созданы и существуют в полном соответствии с укладом, установленным Богом. Иначе их просто не было бы.

Итак, жить и работать сквозь боль. Видя её, наблюдая за ней, наслаждаясь ей, любя её, мучаясь, страдая от неё, наслаждаясь и любя свои мучения и страдания и параллельно что-то делая. Страдаешь и улыбаешься. Мучаешься и смеёшься. Мысленно материшься, просто орёшь благим матом и любишь всё окружающее. И внутреннее – само собой. И боль. В первую очередь – боль. Только попробуй не любить её!.. Да у тебя и не получится, ты не сможешь!.. Потому что знаешь: боль нельзя не любить. Ты обязан любить её!.. Что, съел?.. И как, ответь мне, можно не любить что-то, зная, что не любить это попросту нельзя?.. Не по-Божески это, неправильно!.. Ты ведь высокоорганизванное сознательное создание, так вот и руководствуйся тем, что тебе подсказывает, диктует твоё сознание. А то, что говорят эмоции – типа: больно, невыносимо, ужасно! – фигня на постном масле. Наплюй! Слушай сознание. Ибо оно, твоё сознание, и есть ты сам!..»

Размышления Дмитрия прервались. Помешали задорные детские крики за окном. Заснеженная дорожка возле дома подтаяла, потом подморозило, и вот – у детишек радость, которой уже и не ждали. Солнце с каждым днём пригревает сильнее, скоро побегут по улицам ручьи, под ногами зачавкает противная грязная жижа. Чуть отступишься – ноги расползутся, и хряпнешься в скользкую кашу. Дмитрий вздохнул. Пронзительные вопли мешали думать. Конечно, думать он продолжал, но совсем не о том, о чём хотелось. Думал, как было бы хорошо жить в собственном загородном доме. И чтоб никакого шума по соседству. И чтоб соседи – либо тихони, либо никаких вовсе. Ну, поблизости никаких. А на горизонте пусть будут. А то может стать тоскливо. Хотя – вряд ли. Но есть вдруг стало, подошёл к окну, посмотрел вдаль, а там, вдали, соседские дети резвятся на лужайке. Красиво!.. Но ничего не слышно. Потому что очень далеко. И оттого, что не слышно, ещё более красиво. И вот в такой расчудесной атмосфере можно целый день, до одури – думать и писать, писать и снова думать. Думать и писать параллельно, а потом опять по очереди. Красотища!..

Дмитрий нажал кнопку на приборчике, отключил. Ни к чему записывать на «флешку» всякую ерунду. Собственное ворчание или пустую болтовню. Хотя, возможно, потом в этой, на первый взгляд, пустой, болтовне можно было бы отыскать что-то путное. Но разве уважающий себя человек роется в помойке, пытаясь отыскать что-то на ужин?.. Вот и Панкратов не станет.

Он посмотрел на свои голые ступни и невольно представил себя покойником. А что, с этого ракурса очень похоже. Ухмыльнулся. Полюбовался на «Мыслеписец», погладил чёрную матовую поверхность. Классная штука, Дмитрий не мог нарадоваться!.. Настоящий друг, дельный помощник. Панкратов читал в Интернете, что в какой-то стране учёные изобрели такую же штуковину (надо же, опередили их с Петькой!..), но им потребовались датчики для считывания сигналов мозга, провода. Для приборчика, который был в распоряжении Дмитрия, ничего такого не требовалось. Нажал кнопку – и всё, приборчик тебя слышит, диктуй!..

С «Мыслеписцем» дело продвигалось значительно быстрее. Эх, если бы не всякие посторонние шумы. Сейчас – детишки. На работе мешало радио. Думать мешало. Ваське Петрову требовалось, чтобы по ушам обязательно что-то «ездило». И он слушал радио, включённое на малую громкость. Врубил бы громче, да Панкратов начинал ругаться. Дмитрий вообще требовал от Васьки, чтобы принёс наушники и слушал радио в одиночку, не вовлекая в это занятие окружающих. Но Васька наушники не любил: мешали.

– Не могу, Мить!.. – умоляюще говорил он. – Не могу, когда на ушах какая-то фигня висит!.. Нервничать начинаю…

– А я психую, когда твоё радио жужжит!.. Надоело слушать одни и те же песенки. И тупое бормотание радиоведущих тоже выводит из себя. Мне надо сосредоточиться, но никак не получается. Неужели нельзя дома наслушаться всякой ерунды?!.

– Дома тоже слушаю… – вздыхал Васька. – Не могу я без посторонних шумов. Мозги так устроены. Если радио молчит, то в голову всякие дикие мысли начинают лезть. Лезут и мешают осваивать нужный материал. А когда «трындит» радио, больше ничего в голову не помещается. Поток посторонних мыслей останавливается, и я могу работать. А что передают по радио, я не разбираю. Оно создаёт фон, и только. Фон, который мешает «врагам» впихивать в мою голову ненужные мысли. Защищает мой биокомпьютер от вируса…

Дебил этот Васька, и речи его дебильные. Не открывая глаз, Панкратов повернулся лицом к стене. Крики за окном смолкли: видимо, детишкам надоела забава, а может, времени на неё больше не было. Дмитрий облегчённо вздохнул. Когда живёшь в однокомнатной квартире, некуда сбежать от посторонних шумов. Только на улицу. А если гулять не хочется, а хочется побыть дома?.. Надо терпеть!.. Может, и не надо, но приходится.

У Панкратова была двухкомнатная квартира, доставшаяся от родителей, но порой просто не хотелось перемещаться в соседнюю комнату, спасаясь от неугодных звуков, вот как сегодня. Панкратов привык находиться в той комнате, что больше по размеру. На этой стороне дома обычно было менее шумно. И иногда лучше переждать, чем метаться по квартире туда-сюда.

Панкратов снова нажал волшебную кнопочку.

«На чём я остановился?.. Кажется, на сознании. О его главенствующей роли по сравнению с сердцем и велениями души. Хотя все вокруг утверждают обратное. Говорят: «Слушай свою душу!.. Что она подскажет – то и правильно!..» Нет, давайте разберёмся!.. Что именно она может подсказать?.. В самом ли деле её подсказки всегда правильны?..

«Разорвём» человека напополам: душа и разум… Ведь когда хочется выпить, кто визжит: «Пива хочу!..»?.. Не душа разве?.. А что повторяет разум?.. «Пей, дурак, станет ещё хуже!.. А если сейчас хорошо – чего желаешь?.. Думаешь, станет ещё лучше?.. Ну да!.. На время… Ведь бесплатных пирожков не бывает!.. Даже их, не только пирожных…Пей – потом отчитаешься…» Выходит, душа частенько – обманщица!.. Вот Бог. Он – хоть сама любовь – в первую очередь Разумом своим руководствуется. Люблю тебя, человек, но заповеди Мои выполняй!.. Ослушаешься – получишь по ушам. Чтоб в следующий раз слушал как следует!.. Божий уклад: «выдал зло – прими обратно»: разве это «сама любовь»?.. Это – закон равновесия в Природе.  Это – третий закон Ньютона: действие равно противодействию. «Сама любовь» – это вот эдак: что бы ты ни сотворил, какую бы гадость ни швырнул окружающему миру – получи бабло на безбедное существование!.. Ну, хотя бы на житьё без нужды. А главное – прощён!.. Полностью!.. Причём – сразу, не успев выслушать обвинений. Вот это – «сама любовь». Нет, Бог не есть «сама любовь». Бог – это другое. Он – больше, чем сама любовь. Когда за всё-всё сотворённое, без исключения, отвечать приходится – это уже Государство. А основы этого Государства заложил сам Господь. И в этом Государстве нет лжи, нет коррупции, нет всепрощенья. В этом Государстве процветает Справедливость. И когда-нибудь (о, Богу это известно заранее, и это время наступит, не сомневаюсь!..) возмездие настигнет провинившегося. Стоит ли заниматься стяжательством?.. Набивать карманы, когда родной народ – погибает?.. Какой в этом смысл?.. Никакого!.. Не признавать Бога и его Законы – глупо!..

Кажется, отклонился от курса… Итак, сознание. Что за чертовщина в нём творится?.. Особенно когда очень больно. Сильная боль усиливает поток мыслей. Причём существенно изменяет их качество. Теперь это, в основном, злые мысли. Непристойные, гадкие. Вот ведь что интересно: сколько ни старайся думать позитивно, ничего не получится. Мысли будут наглеть ещё больше. И ещё более гадкие гадости вольются в твою голову. Тут поневоле признаешь, что вся эта хрень – самый что ни на есть позитив. Ну, или согласишься, что эти мысли – настоящее дерьмо, но научишься принимать это дерьмо снисходительно. Да, есть только эти два варианта, третьего не дано. Поскольку всё время отвлекаться на что-то, забивать голову потоком какой-то информации – это ерунда. Надолго тебя хватит?.. При этом хитрый и злобный зверь будет поджидать перерыва в этом потоке, хищно скаля зубы. Пауза?.. На, получи новую порцию мерзостей!.. Ну и зачем стараться?.. Если проще всего перестать отмахиваться от того, что лезет «в уши»: послушать, о чём речь – это полезно. Очень. Ибо даже если сама информация тебе не интересна, то, по крайней мере, ты избавился от каких-либо претензий к ней и расслабился. Не хочешь?.. Ну, мучайся. Сходи с ума. Если не хочешь понять и принять, что мысли, транзитом пронзающие твои мозги – всего лишь мысли. Никакого вреда они тебе причинить не смогут. Пока ты не решишь, что имеешь от них какой-то вред. И потом, среди этих мыслей всякие есть – хорошие тоже. Эти мысли что, тоже не твои?.. Нет, конечно же – твои!.. Ведь ты – хороший!.. По той же причине плохие мысли не имеют к тебе ровным счётом никакого отношения. Так, влетающая в одно ухо информация тут же покидает голову через противоположное отверстие. Вообще – скажи себе, что ты прекрасен. И считай, что уже стал им. И не смущайся, если произойдёт осечка, и проявятся твои нелицеприятные качества: ты отреагируешь на что-то не так, как подобает реагировать хорошему человеку. Из правил бывают исключения, почему бы им не быть в твоём поведении?.. Случайно, конечно. Ведь ты обдумаешь произошедшее и исправишься, ведь так?.. Нет, ты – уже исправился, и не о чем думать!..»

Дмитрий переместился к компьютеру и вскоре закончил редактировать «надуманный» текст. Да, офигительная машинка этот «Мыслеписец», классно фунциклирует!.. Работать с такой штуковиной – одно удовольствие. И уж, конечно, Дмитрий не задержится на электростанции надолго, уволится в скором времени. Уволится и уедет отсюда, хватит с него суровых зим. Надо перебираться в более тёплые края. Ну, не в Африку, конечно. И не в США. Дмитрий русский. И хочет жить в России. И климат должен быть такой, как… скажем, в средней полосе России. Кострома, Вологда, Иваново. Ярославль. Названия-то какие!.. Ласкают слух, за душу берут!.. Саратов, Волгоград, Ростов… Здорово!.. Дмитрий наслаждается. Ну, Сочи, Анапа, Геленджик, – тоже неплохо звучит. Но Кострома лучше. Чем – непонятно, но лучше и всё тут!..

Чем Панкратов займётся на новом месте?.. Будет писать. Рассказы, повести, романы. А проживёт ли на это?.. О, сложный вопрос!.. Если б Дмитрий был уверен в положительном ответе, давно свалил бы с Урала в более тёплые края. Но ведь пока торчит здесь. Значит, сомневается. Но теперь у него есть идея. Да, замечательная идея!.. Собственно, идея эта принадлежит Петьке Агафонову. И претворять её в жизнь им предстоит вместе. Они будут тиражировать и продавать замечательные аппаратики, умеющие записывать мысли!.. Ну, и совершенствовать эти приборы, разумеется!.. Совершенствовать, тиражировать и продавать. И цена от модели к модели будет всё выше и выше.  Это ж какое бабло можно срубить!.. Дмитрий зажмурился, пытаясь представить горы денег – бумажных, разумеется, и купюры крупные, – но ничего не получилось. Нет, горы, конечно, появились, но это были какие-то фантики, а не денежные знаки. Кучи мусора. А те деньги, которые Дмитрий с Петькой заработают, будут настоящими!.. Понятно, что продажа таких приборов – бизнес не для Костромы, тут нужен город совсем другого масштаба. Москва. Да, только там можно реализовать самые смелые планы, другого подходящего города в России нет. Именно на столицу направлен взгляд Дмитрия. Путь к костромскому блаженству лежит через главный город страны. А вдруг не получится, не пойдут дела в столице?.. Мало ли инициативных, энергичных молодых людей сломали на ней зубы?.. Так легко – потерять удобства, покой. А что взамен?.. Неопределённость, суета, неприятности, разочарования, нервотрёпка… «Останься!.. – то и дело вопит прямо в уши кто-то невидимый. – Подумай, зачем тебе головные боли?.. Тут у тебя, хоть и скромная, но своя квартирушка. Работа – пусть неинтересная, но не хлопотная, заработка на жизнь хватает. Не суетись, не пори горячку, останься!.. Тихо, без лишних шрамов на сердце дотянешь до пенсии. А с этим переездом – покинешь мир раньше времени. Намыкаешься, наплачешься и вернёшься, в конечном итоге, обратно. Только тогда на прежнюю работу уже не возьмут – тёплое местечко будет занято!.. Останься!..» И вот такая канитель с утра до вечера. Бесконечное нытьё невидимого доброжелателя. И невозможно отмахнуться, не прислушаться. Хоть тысячу раз скажи ему: «Да провались ты пропадом, я всё решил!.. Еду и точка!..» Нудила всё равно будет умолять: «Останься!..»

А ехать надо. Стоит рискнуть. Потому что если не сделать этого – вся оставшаяся жизнь пройдёт в разочарованиях, самоупрёках, сомнениях: «А вдруг получилось бы?.. Представляешь, как бы ты жил теперь?..» Но вернуться в прошлое не получится. Тоска!.. Нет, только в Москву, и только победить!.. И тогда начнётся настоящая жизнь!..

Нет, не так. Неправда. Настоящая жизнь началась тогда, когда Дмитрий на самом деле полюбил свою боль. И вот тогда, испытывая жуткое неудобство, он перестал сходить с ума, пребывать в различных страхах: превратиться в совершенно больного, немощного, умереть, в конце концов!.. Дмитрий научился расслабляться, несмотря на страшную боль. Как?.. Становился в позицию наблюдателя. Теперь боль присутствовала в теле, по отношению к которому Дмитрий был сторонним любопытствующим. Сторонним и в то же время находящимся внутри. Панкратов перестал срываться и дерзить окружающим, смог наконец полностью избавиться от зависти и злости – в том смысле, что перестал сознательно, направленно испытывать эти чувства. А не испытать какое-то чувство вовсе – это нереально, так уж устроен человек, что вынужден подвергаться атаке, бомбардировке всяких мыслей и эмоций. Это нужно для его закалки. Нужно, чтобы он стал личностью с большой буквы. И тут уж остаётся только одно – правильно к ним, собственным мыслям и эмоциям, относиться, правильно реагировать на них или не реагировать вовсе, пропуская мимо, как что-то совершенно не существенное. И, разумеется, нужно разумно относиться к своему физическому состоянию. Не делать скоропалительных выводов, не устраивать трагедии из-за того, что частенько испытываешь страшную сонливость, буквально готов отрубиться посреди улицы!.. Сел бы на скамейку, устроился бы поудобнее, поелозив задницей по сиденью, и уснул. Сидя. Не обращая внимания на окружающих. Да, это важно: считать себя здоровым, будучи больным. И тогда никакая болезнь тебя не возьмёт. Даже та, что уже присутствует в тебе. Это непросто – научиться так считать. Но можно. Дмитрий сумел. Быть здоровым, несмотря на резь в глазах, по-кроличьи красных из-за полопавшихся сосудов. Научился чувствовать, считать себя здоровым, несмотря на регулярное, скорее – постоянное, несварение желудка. Неровное сердцебиение. Тяжесть в груди и затруднённое дыхание. Боли в плечевых и коленных суставах, позвоночнике. Сердце Панкратов проверял: электрокардиограмма в норме. Проверял не для того, чтобы узнать, насколько он плох. Просто собирался один из отпусков провести в санатории, и кроме прочих анализов потребовался график работы сердца.

– Синусная аритмия, – глубокомысленно изрекла врач, пожилая женщина с бесцветными глазами, красивой седой прядью в чёрных как смоль волосах до плеч и очками-велосипедом на мясистом носу.

– А что это?.. – поинтересовался Панкратов.

– Ну… Плохая проводимость, – как-то неопределённо ответила врач и так же неопределённо махнула пухлой рукой в сторону окна.

«Чего проводимость, куда проводимость?.. – думал Дмитрий, идя после медосмотра домой. – Неужели нельзя попонятнее сказать?.. Или это я такой невежа, и сказано вполне достаточно?..»

Из Интернета удалось почерпнуть следующее: «синусная аритмия может наблюдаться и у совершенно здоровых людей». При чём тут «плохая проводимость»?..

А однажды у Панкратова сильно стрельнуло в спине. Да так крепко, что ему пришлось взять больничный. Дошло до магнитно-резонансной томографии позвоночника, и результат оказался очень далёк от идеала.

«Не вздумайте низко нагибаться!.. – сделав страшные глаза, воскликнула врач, изучив снимки. – Диски повылетают!.. Они у вас в плохом состоянии. Дегидратация… Хотя высота не нарушена… Могу порекомендовать ещё одного специалиста…»

Второй специалист не рекомендовал Панкратову бегать. «Только ходьба, пусть быстрая, но ходьба!.. При беге по межпозвонковым дискам наносятся удары, в вашем случае это противопоказано!..»