Завещание майора Пронина

Им принесли какие-то пышные пирожные. Эйтингон улыбнулся официантке. И, когда она удалилась, продолжил разговор:

– Правильно. Необходимая передышка. А потом – бой. Но ты посмотри, что творится с нашей армией. Мы строим оборонную промышленность, вкладываем в это дело миллионы, народ недоедает. И это обоснованно. Но постоянные преобразования разрушают армию. И доносы… Есть, конечно, враги, есть троцкисты, заговорщики. Но сколько невинных жертв! Тут трудно не увидеть руку врага. Руку агента и, скорее всего, не одного. Их проверяют, а они ускользают. Только что закончилось следствие над генералом Рокоссовским. Его по этапу отправили. А я Костю с Гражданской знаю. Это наш человек, настоящий командир, без политических уклонов. Обвинения я читал, следствие смотрел – всё шито белыми нитками. Его называют польским шпионом. Польские дела я знаю досконально. Никаких связей с ними у Рокоссовского нет. Об этом мне и наши агенты в Варшаве докладывают. Надежные, проверенные агенты, которые в войну нам ох, как пригодятся. Это последняя капля для меня. Надо заниматься верхушкой РККА. Там вражеская агентура, которая играет на нашей борьбе с троцкистами, на нашей бдительности. Да и не только на ней. По части перевооружения, переформирования воинских частей тоже многое можно сказать. Нет, наша армия не стала слабее. Но она могла быть в два раза мощнее, если бы не эти постоянные реформы. Поверь, я изучил вопрос. И не в одиночку. Товарищ Берия тоже в курсе дела. Он тоже считает, что там черти знает, что творится – и надо искать врага. Ворошилов чист. Но он не всесилен. На него в решающий момент можно будет опереться, когда у нас аргументы будут. Да, Иван, я говорю – «у нас», потому что знаю, что ты поможешь нам в этом деле. В святом деле!

Пронин смотрел на Эйтингона с сомнением, тот сразу это уловил.

– Я всё знаю. Твоей работе в Риге это дельце не помешает. И даже очень хорошо, что враг уверен: ты увяз в прибалтийских делах. Нужен неожиданный ход. Ты на него способен. Стоп. А, может быть, ты сомневаешься в вине Рокоссовского и вообще считаешь, что я несу бред? Тогда так и скажи. И забудем о нашем разговоре без последствий.

Нет, Пронин примерно так же оценивал положение дел в армии. Просто его удивляла неожиданная откровенность Эйтингона. И – сразу такое предложение.

– Да нет, Наум, не горячись. Просто дай мне время на раздумья.

Официант принес кофейник и две чашки. Эйтингон ухаживал за гостем.

– Тебе нужно время? – спросил он немного разочарованно. Вообще, для опытного разведчика Эйтингон оставался слишком эмоциональным. Или просто устал и «развинтился» после муторного мексиканского дела? Всякое может быть. – Я думаю, ты сразу бросишься в бой. Но соглашусь, пожалуй. Тут требуется подумать хотя бы несколько часов. Нам встречаться в ближайшие дни, пожалуй, больше не стоит. Это могут неправильно понять. Завтра к тебе на Кузнецкий в 10 утра заглянет молочница. Если заплатишь её десяткой без сдачи – значит, ты согласился. При всех остальных вариантах – мы забываем сегодняшний разговор.

Пронин кивнул.

– А кофе здесь замечательный! Не хуже, чем в Латинской Америке, – сказал Эйтингон.

– И гораздо лучше, чем в Риге. Хотя там хорошие рестораны.

Эйтингон кивнул:

– Я там бывал. Симпатичный город. Один из лучших в Советском Союзе. С недавних пор.

Оба не без лукавства улыбнулись. Пронин сыграл определенную роль в том, что Латвия почти без жертв стала советской, как по мановению волшебной палочки.

Вечером Пронин ужинал дома, на Кузнецком мосту. Агаша приготовила жареные пирожки с мясом и с капустой, раздобыла свежих огурцов – из числа последних в этом году, припасла к угощению и бутылку армянского коньяку. И, конечно, чай заварила во вкусе Пронина – крепкий, прямиком прибывший из Индии.

Он задумчиво поглощал пирожки. Конечно, предложение Эйтингона – это и предложение товарища Берия. И дело явно не обойдется оперативными консультациями. Это настоящее расследование, тайное, которое, возможно, потребует продуманной легенды. Одно удивляло Пронина – смелость Эйтингона. Неужели он давно всё продумал и выбрал его, Пронина, для этой роли? Если у нас есть противники – они, конечно, засекли эту встречу в ресторане. Ведь агент в генеральном штабе или в числе заместителей Ворошилова, наверняка, имеет какую-то поддержку и в нашей конторе. По крайней мере, я имею право так предполагать.

У Пронина быстро проносились в голове комбинации, в которых действовали противники Берия в ЦК и в НКВД. Таковых имелось немало. Но и Лаврентий Павлович, конечно, умеет сковывать своих оппонентов. В таких делах он профессионал.

Пирожки со свежими огурцами – что может быть вкуснее? Пускай европейские диетологи считают такой ужин вредным. Гораздо важнее, что он создает хорошее настроение.

Насытившись, Пронин на скорую руку принял душ и уснул, обернувшись в вафельное полотенце. За последние дни он переутомился… Осеннее солнце, пробившееся через окно, разбудило его только часов в девять. Пронин отхлебнул морса, немного размялся и вспомнил про молочницу. У Эйтингона всё работало как часы: ровно в десять она позвонила в дверь. Пронину как раз недавно провели электрический звонок.

– Вы хотели нашенского молочка?

– Да, немного.

Она протянула ему крынку.

– Восемь целковых.

Пронин нашёл в бумажнике десятирублевку, сонно протянул ее женщине, улыбнулся – мол, сдачи не нужно.

– Благодарствуем, – она кивнула и исчезла.

Значит, решение принято, и игра началась. Что дальше? Это они с Эйтингоном не обсуждали. Пронин принял душ, позавтракал. Принесли утреннюю газету. И снова – звонок в дверь. На этот раз – долговязый молодой человек.

– Товарищ Пронин?

– Так точно. С кем имею честь?

– Павел Лавров. Я от Котова.

Пронин, конечно, знал, что Котов – это один из псевдонимов Эйтингона.

– Прошу в кабинет.

Они расселись в креслах. Лавров немного смущался, но говорил складно.

– Я передам вам слова товарища Котова. Ваш непосредственный начальник, товарищ Ковров, даст вам задание, вполне официальное, проверить прибалтийский отдел Генерального штаба. Вы знаете, что он организован год назад. У вас будет командировка на две недели. Разговор с Ковровым – сегодня в 16.00. Остальное пока по ситуации. А завтра вечером с вами встретится сам товарищ Котов.

– Ну что ж, всё понято. Послужим.

Прибалтийский отдел возглавлял бывший заместитель главного редактора «Правды» Льва Мехлиса, Семен Наконечный. Он недавно получил звание дивизионного комиссара и начал служить в Генштабе. Пронин знал его по Риге: Наконечный нередко приезжал на Балтику, его принимали на высоком уровне.

На Пронина он смотрел с проблесками страха в глазах.

– Прошу вас, Иван Николаевич, ни в чем себя не стеснять. Весь мой аппарат к вашим услугам.

– Расскажите, пожалуйста, о ключевых фигурах вашего отдела. Кто откуда, кто сколько лет служит в РККА.

– Отдел молодой. Из армейских старожилов у нас – только Скаченко. Павел Иванович Скаченко, ветеран Первой Конной. Он у нас за конницу отвечает и за артиллерию заодно.

– А чем он занимался после Гражданской войны?

– Окончил училище, академию. Служил в Полтавском округе, потом на Кавказе, с 1938 года – в Москве, в штабном аппарате. Человек общительный, веселый.

– Общительный? И каков у него круг знакомых, приятелей?

Наконечный пожал плечами.

– Да весь отдел! Он хлебосольный человек, широко отмечает праздники. Среди его друзей – артисты театра оперетты.

– Ишь ты!

– Да, Скаченко любят везде.

– А связи с иностранцами? – спросил Пронин напрямую.

– В глаза не бросаются. Но прихода Гитлера он командовал учениями, в которых участвовали немецкие офицеры. С одним из них – фамилии сразу не назову – подружился, несколько лет переписывался. Но потом бросил это дело. И даже после Пакта не возобновил.

– Разумно.

– Да, он не дурак. Не такой простак, каким кажется. И в политике разбирается.