Собачья работа

– Нету места, – виновато сообщил Саранов.

– То есть? – Рудин недоуменно поднял правую бровь. – Как это – нету?

– Спалили ту дачу, – пояснил Витя, воровато стрельнув глазами. – Ну, чтобы не было травмирующих воспоминаний. Ага… Да и злые наши ребятишки тогда были – сам понимаешь…

– Не понимаю, – возразил Рудин. – Дача тут при чем? Да и улики там. В органы, я так понял, не сообщали?

– Естественно, нет! – возмущенно воскликнул Витя. – Какие органы, парень! Ты же знаешь – у нас свои расклады.

– Чья дача?

– Ничья. Брошенная. Так что – никаких увязок…

– Зря меня позвали, – сокрушенно развел руками Рудин. – Дохлое дело – вряд ли я вам смогу помочь.

– Адреналин, – подсказал Витя. – Когда вы представление устраиваете, у вас там такой трюк есть – ну, когда собака выбирает виноватого…

– Это нельзя брать за эталон, – живо отказался Рудин. – Здесь же не представление – судьба человеческая решается. А вдруг ошибка?

– Ты все объяснишь: кто не виноват, бояться нечего, – хмуро сказал Саранов. – А эти козлы выделят адреналин, Ингрид их опознает…

– Ага – и выделят, и опознает… – язвительно хмыкнул Рудин. – У половины собравшихся есть причины бояться здоровенного пса – тем более такой зловещей наружности. У нее же на лбу не написано, что она умница и без дела на людей не кидается! Кого-то в детстве кусала собака, кто-то трус по натуре и теряется в нетипичных ситуациях – короче, она может броситься на половину из присутствующих, это я вам обещаю.

– Тогда будем допрашивать с пристрастием всех, кого отловили, – тяжело уставившись на Рудина, сообщил Витя. – А их – двенадцать человек. Есть почти стопроцентная гарантия, что десять из них невиновны, – они, кстати, пока что не в курсе, за что их взяли… Ты имеешь понятие о том, что такое допрос с пристрастием?

– Он имеет. Он тебя может поучить, – огрызнулся Толхаев. – Кто же виноват, что так получилось: времени много прошло, дача сгорела… Я, кстати, сразу предупредил, что шансов мало.

– Неужели ничего нельзя сделать?! – глуховато пробормотал Николай, умоляюще глядя на Рудина. – Мы же знаем, что это необычная собака… Ну, я тебя очень прошу, Серый, – мы же знаем, что ты мастер! Серый, ну ты че, в натуре!!!

Повисла гнетущая пауза – Рудин сосредоточенно растирал правое запястье, соображая, как поступить в этой ситуации. Понятно – такое горе… Жаль девчонку, жаль Николая. И еще – Николай, как известно каждому тутошнему школьнику, принадлежит к верхнему эшелону местной братвы. Методы дознания, применяемые этой публикой, широко известны – можно лишь посочувствовать тем, кого отловили в качестве подозреваемых.

– Ладно, попробуем, – решился наконец Рудин. – Пусть их построят на лужайке с интервалом в полтора метра. И чтобы рядом никого не было – мешать будете…

Спустя три минуты телохранители Саранова выстроили на лужайке перед домом подозреваемых, которые до этого находились в подвале, под охраной троих парней специфической внешности, вооруженных «АКСУ».

– Надо же – запросто гуляют с автоматами, ничего не боятся, – укоризненно пробормотал Рудин, адресуясь к Николаю. – Твои хлопцы?

– Ну, – мотнул квадратной головой Николай. – А че бояться? Мы в своем районе.

– Пусть наручники снимут с этих… с пленных, – кивнул Рудин на шеренгу. – Ингрид реагирует на человека в наручниках как на потенциального врага – приучена так.

Николай кивнул своим парням: те подскочили к задержанным, поснимали наручники, а один из охранников – судя по всему, старший в троице – кратко напутствовал подозреваемых:

– Кто дернется – замочу. Стоять смирно.

– Это… Ты вот что, Серый… – замялся вдруг Николай. – Ты не говори про дочку этим, – он кивнул на выведенных из подвала задержанных. – Что-нибудь убедительное – ну, близко к тексту… Не хочу, чтобы братва судачила об этом. Лады?

– Хорошо, – Рудин понимающе кивнул. – Хотя довольно трудно будет объяснить… Ну да ладно – попробуем. Давай начнем помаленьку.

Все лишние отошли к дому – на лужайке остались двенадцать подопытных. Сергей приблизился, пытливо всмотрелся в лица. Чем руководствовались хлопцы Николая, отлавливая подозреваемых, Рудин не знал, но интеллигентов среди них не было. Все коротко стриженные или вовсе бритые, с непримиримыми волчьими взглядами, несмотря на свое незавидное положение. Рудин попытался было на скорую руку прокачать вазомоторы, но ничего из этого не вышло: подозреваемые стояли с каменными лицами, эмоций не проявляли и, казалось, были готовы к любой пакости.

– Ну-ну, посмотрим, – беззлобно пробормотал Рудин. – Все вы гордые, фимозы[7 - Рудин недавно прочитал «Князь мира сего» Климова – словечко «фимоз» запало в душу, и с тех пор он так именует всех, кто не нравится.], пока за яйца не цапнут…

– А че хромает? – спросил вдруг первый справа в шеренге – накачанный блондин с квадратным черепом. – Обижаешь собачку, поди?

Вопрос прозвучал настолько обыденно, что показался диким в создавшейся ситуации. Автоматчики у крыльца недовольно забубнили, шагнули было вперед – шеренга напряженно застыла. Рудин помахал рукой – все в порядке – и бесхитростно соврал:

– Волки подрали. Трое навалились – а у меня ружья не было…

– И что?! – блондин по-детски открыл рот, заинтересованно уставившись на Ингрид.

– Приходи как-нибудь в школу – я тебе шкуры тех волков покажу, – не моргнув глазом предложил Рудин. – Они у меня вместо половика.

Шеренга несколько оживилась: стараясь не поворачивать голов, подозреваемые шепотом обменивались мнениями. Как водится в таких случаях, заявление Рудина восприняли с изрядной долей скепсиса, но грозный вид Ингрид давал повод задуматься над достоверностью сказанного. Рудин слегка повеселел: появились зачатки контакта с аудиторией.

– Сейчас мы покажем вам маленький фокус, – негромко сказал Сергей – шеренга насторожилась. – Если он получится, одного или двоих оставят здесь, а остальные пойдут по домам. Если не получится… Ну тогда даже и не знаю, но я вам сочувствую.

– Это по поводу того взрыва? Или опять кого-то из пацанов Саранова завалили? – предположил неуемный блондин, мотнув головой в сторону дома. – А на месте оставили шмотку… А?

– Никого не завалили, – опроверг Рудин. – И шмоток не оставляли. Но ход твоих рассуждений мне импонирует. – Он выдержал паузу и сообщил: – Среди вас есть люди, которые причинили страшное зло одному из моих знакомых, – Рудин ткнул пальцем в сторону крыльца дома. – То, что они сделали, хуже, чем убийство. Меня просили не разглашать суть дела, но… в общем, это самое натуральное зверство…

– Что может быть хуже убийства? – удивился коммуникабельный блондин. – Или я от жизни отстал? Ты бы хоть намекнул!

– Те, кого касается, знают, – нахмурился Рудин. – Остальным необязательно. Давайте к делу. Посмотрите на собаку. – Сергей похлопал по бедру, Ингрид встала рядом, затем несколько раз указал рукой на шеренгу и жестко скомандовал: – Чужой, Ингрид! Чужой!!!

Ингрид возбужденно фыркнула, поставила уши торчком и, выбежав на средину лужайки, застыла метрах в пяти перед шеренгой.

– Я убедительно прошу не делать резких движений и вообще постараться по возможности не шевелиться, – обратился Рудин к аудитории. – По команде «чужой» у обученной собаки начинает работать особый поведенческий комплекс. Короче, для нее сейчас каждый из вас – затаившийся враг. Любое резкое движение будет воспринято как проявление агрессии и сигнал к атаке.

– Вот спасибо – хорошо! – не разжимая губ, пробормотал блондин, стараясь смотреть в одну точку. – И долго мы теперь так жить будем?

– Мы постараемся управиться побыстрее, – пообещал Рудин. – Сейчас покажем фокус – и привет… – Он сбавил тон и продолжил, несколько растягивая слова, умело расставляя акценты, – как, бывало, воспитывал излишне эмоциональных собаковладельцев, потерявших уверенность при первой же неудаче в курсе обучения. – Суть фокуса проста: когда человек боится, собака чувствует это. Возникновение страха сопровождается выделением адреналина – об этом знает каждый школьник. Сейчас я дам команду и пройду вдоль шеренги: собака обнюхает каждого из вас. Кто не виноват – бояться нечего, собаке неинтересны ваши мелкие страхи и неуверенность. А те, о ком я говорил, будут излучать мощный поток страха, независимый от их воли.

– Слышь, а насчет волков… ты, наверно, пошутил, да? – нервозно поинтересовался говорливый блондин.

– Не-а, не пошутил, – веско обронил Рудин. – Можешь зайти как-нибудь, я тебе шкуры покажу… А теперь – внимание! Начали.

Пристегнув к ошейнику Ингрид поводок, Сергей подвел ее к шеренге, напомнил: «Чужой!!!» – и вкрадчиво пробормотал, показывая рукой вдоль шеренги:

– А ну-ка, девочка, покажи, кто нас ОБИДЕЛ!

Вряд ли кто из подозреваемых бывал на представлениях школы – публика на лужайке подобралась специфическая, таким ребятам недосуг развлекаться подобными мелочами. А суть трюка была проста: обычно Рудин завязывал Ингрид глаза и предлагал зрителям бросить в нее мячиком. Мячик, достаточно тяжелый, при попадании вызывал неприятные ощущения. Затем Рудин выстраивал несколько человек в шеренгу и командовал Ингрид найти того, кто ее обидел, не давая занюхивать апорт. Со временем понятие «обидел» стало восприниматься как своеобразная команда, и ветеранша легко вычисляла того, кто больше всех боялся…

В общем-то, здесь можно было обойтись и без тонкого собачьего восприятия: не дойдя до шестого по счету здоровенного мужлана средних лет, бритого, Рудин заметил, что тот прикрыл глаза, расслабился и тихо, стараясь не привлекать внимания, начал стравливать воздух сквозь плотно сжатые губы.

На представлениях Ингрид, словно чувствуя шутливость действа, поступала с бросателем соответственно: толкала в грудь передними лапами и заливисто лаяла, виляя хвостом. Памятуя об этом, Рудин не стал выбирать слабину поводка и неспешно следовал за собакой на некотором удалении, не мешая ей работать. Добравшись до бритого, изо всех сил пытавшегося расслабиться, Ингрид даже нюхать не стала. Шерсть на загривке встала дыбом, уши прилипли к голове – зверь коротко рыкнул и безо всяких предисловий прыгнул вперед, целясь в горло человека, от которого исходили волны животного страха.

В последний миг Рудин успел натянуть поводок: ужасные желтые клыки мощно клацнули буквально в миллиметре от кадыка бритого, запоздало отпрянувшего назад, злобно крича: