Собибор / Послесловие

Почему так? Обычно принято ссылаться на печально известный “Приказ о комиссарах”, подписанный Кейтелем 6 июня 1941 года. Но в нем ничего о евреях нет, там – о комиссарах, которые “не признаются в качестве солдат; на них не распространяется действующая для военнопленных международно-правовая защита”. Евреи появляются в принятой во исполнение приказа директиве начальника РСХА Гейдриха от 2 июля 1941 года: “Подлежат экзекуции… евреи – члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники)”. С этого момента оккупанты начали убивать всех евреев подряд, не вникая, состоят ли они на какой-то там службе. Между прочим, немцы расценивали как партизан и захваченных в плен женщин-военнослужащих Красной армии – их расстреливали, а перед смертью нередко подвергали насилию.

К слову сказать, евреи-военнопленные из Западной Европы, как и другие их соотечественники, находились под защитой Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 года (Советский Союз к ней не присоединился). Правда, согласно конвенции, даже если “одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших”.

Впрочем, одним только неприсоединением нельзя объяснить то, почему у советских военнопленных – буквально у всех – были столь малые шансы на выживание. Судя по всему, немцы предпринимали все возможное, чтобы сократить их число: политика голода была намеренной, дабы решить вопрос простейшим образом. К тому же немцы не могли себе представить, что к ним в плен попадет такое количество советских солдат, просто не были к этому готовы. Впрочем, это обстоятельство ни в коей мере не может служить оправданием ужасных преступлений против советских военнопленных.

За всю войну, по германским данным, в плен захвачено свыше 5 миллионов советских солдат и офицеров, по советским официальным – менее 4 миллионов. Почему так много? Выскажу самое очевидное: в начале войны не умели воевать. К тому же – по известным причинам – боялись отступать даже тогда, когда это было оправданно. Наконец, были и такие воины, кто воевать не хотел вовсе, в душе предпочитая “немецкий порядок” советской власти. Точных данных о советских военнопленных нет до сих пор. Германское командование указывало цифру в 5 миллионов 270 тысяч человек. По данным Генштаба Вооруженных сил РФ, число пленных составило 4 миллиона 590 тысяч.

От Вязьмы до Минска

О жизни Печерского в лагерях для военнопленных в Вязьме и Смоленске почти ничего неизвестно, за исключением того, что в одном из них он заболел брюшным тифом. В архиве Еврейского антифашистского комитета сохранилась запись Печерского, сделанная в сентябре 1945 года: “С октября по январь питались только дохлой кониной в любом ее состоянии и вонючую варили. На шестьсот человек ведро муки и вареная дохлятина. Это всё. Хлеба не давали. При таком питании тиф был неизбежен”.

Больных обычно расстреливали, но он ходил на утренние и вечерние построения и благодаря этому остался в живых. Вероятно, следы перенесенной болезни позволили до поры скрывать национальность. Немцы в лагерях ни на минуту не оставляли поиск евреев, но к больным предпочитали не приближаться.

“Уже десять месяцев нас гоняют из одного лагеря в другой, – вспоминал Печерский. – Смоленский лагерь. Ежедневно умирают сотни людей. Отходят во сне, падают, стоя в длинной очереди за баландой – супом из гречневой шелухи. Мне пока еще удалось сохранить самое дорогое, что осталось от прежней жизни, – фотографию дочки”.

В мае 1942 года Печерский вместе с четырьмя товарищами бежал из плена. В тот же день они были пойманы и отправлены в город Борисов в штрафную команду, в которой собирали беглецов из лагерей для военнопленных, из гетто и других подозрительных лиц. Им повезло, их не расстреляли.

В августе Печерского отправили в Шталаг 352, размещавшийся под Минском у деревни Масюковщина, на месте прежней дислокации кавалерийского полка Красной армии. Десятки тысяч военнопленных скопились в деревянных бараках и бывших конюшнях. От невыносимых условий каждый день умирали по 200–300 человек, не успевали хоронить.

У Печерского были все шансы погибнуть и почти ни одного выжить. Он столько раз чудом оставался в живых, что кажется, будто судьба хранила его для будущего подвига. В Минске, похоже, лимит везения был исчерпан. Здесь всем пришлось пройти процедуру медицинского осмотра, тут-то и было обнаружено, что Печерский и еще восемь человек – евреи. Вместе с другими выявленными “недочеловеками” он был посажен в “еврейский погреб”.

“В Минск прибыли 10 августа 42 года, – из записи рассказа Печерского в Еврейском антифашистском комитете. – 11 / VIII – медосмотр. Русские врачи осматривали. Решающим был один признак (фаллус). Среди 2000 примерно нашли 8 евреев. 8 – это точно. Всех 8 повели на допрос. – Признаете себя евреем? – Кто не признавался, тех били плетьми, пока не добивались признания. Всех посадили в “еврейский подвал”. Продержали до 20 августа. Подвал – абсолютно темный. Там же оправлялись. Еда – через день 100 г хлеба и кружка воды”.

И всем, представьте, удалось избежать расстрела. Видимо, это объяснялось тем, что к лету 1942 года немцы перешли от неорганизованных расстрелов к плановому уничтожению людей. Некоторых перед смертью принуждали трудиться на благо рейха. Видимо, эсэсовские части в Минске испытывали нужду в каких-то хозяйственных работах и потому всех разоблаченных отправили в арбайтслагерь СС на улице Широкой.

“В Минске немцы узнали, что я являюсь евреем по национальности, и я был направлен в Минский СС-арбайтслагерь, где содержались евреи и русские, которых направляли туда за связь с партизанами, отказ от работы и другие подобные действия”, – это из протокола допроса Печерского на предварительном следствии по “киевскому делу”.

По совету одного из старожилов в арбайтслагере Печерский выдал себя за столяра, хотя, по его собственному признанию, рубанка в руках не держал. Что такое арбайтслагерь, лучше всего описано в пронзительном романе Виталия Семина “Нагрудный знак OST”, если хотите узнать – есть смысл прочесть. Сам же Печерский в сентябре 1945 года описывал минский лагерь следующим образом: “В лагере – 300 г хлеба в день. Хлеб с опилками и 1 раз в день так называемый суп: гнилая картошка в шелухе и немного крупы (неочищ. гречиха). Работали от рассвета до темна. Отводили на различные объекты, охраняли усиленно. Жили тем, что воровали у немцев, что только возможно: хлеб, продукты. Комендант Вакс не мог прожить дня, не убив кого-нибудь. Иначе он просто заболевал. Посмотрел ему в лицо – это садист: высокий, худой, угол верхней губы вздрагивает, левый глаз налит кровью. Вечно пьян, в мутном похмелье”.

Там он провел год с небольшим – с августа 1942 года до сентября 1943 года. 18 сентября 1943 года в четыре утра его подняли с нар, выдали 300 граммов хлеба и в колонне таких же, как он, отвели на вокзал, объявив, что отправляют на работу в Германию. Их погрузили в эшелон, отправлявшийся в Собибор.

“Операция Рейнхард”

Собибор был одной из трех фабрик смерти (еще Белжец и Треблинка), выстроенных на территории Польши в рамках государственной программы Третьего рейха, согласно которой предполагалось провести “переселение” большей части еврейского населения Европы. Эшелон за эшелоном с евреями из стран Европы отправлялись в лагеря смерти. Людей доставляли к ближайшей железнодорожной станции, а затем загоняли в вагоны для перевозки скота. Путь к лагерям уничтожения иногда занимал несколько часов, а иногда растягивался на несколько дней. Многие умирали еще в пути, а 99 % прибывших убивали газом сразу после поступления в лагерь.

Программа получила название “Операция Рейнхард” по имени убитого партизанами в Праге шефа РСХА Рейнхарда Гейдриха, того самого, который 20 января 1942 года созвал Ванзейскую конференцию об “окончательном решении еврейского вопроса”. Есть и другая, менее достоверная версия, согласно которой операция названа именем государственного секретаря Министерства финансов Фрица Рейнхарда. По-видимому, появление этой версии вызвано тем, что целью нацистов было не только массовое уничтожение еврейского населения, но и присвоение его собственности. По данным американского историка Питера Блэка, “Операция Рейнхард” принесла Третьему рейху огромные богатства – 178,7 миллиона рейхсмарок, это не считая вагонов текстиля и прочего имущества.

За полтора года существования трех этих лагерей в них было убито около 1,5 миллиона человек. При относительно небольших затратах, участии самих узников в обслуживании процесса уничтожения и минимальном присутствии немецкого личного состава. В каждом из них было занято от 20 до 30 человек эсэсовцев и от 100 до 120 охранников, так называемых травников, прозванных так по имени места расположения специального лагеря для подготовки кадров, предназначенных для ликвидации еврейского населения. Как видим, для операции нацистам потребовалось на удивление мало персонала.

Всего же в школе СС Травники, оборудованной в здании бывшего сахарного завода в 40 километрах юго-восточнее Люблина, с октября 1941 по май 1944 года прошли обучение чуть больше 5 тысяч человек, в основном набранных из числа военнопленных. 11 выпускников этого специфического учебного заведения как раз и судили в Киеве в марте 1962 года.

Читая материалы киевского процесса (к этому уголовному делу, как обещал, буду еще не раз возвращаться), невозможно было не обратить внимания на то, как много сходного было в судьбах Печерского и обвиняемых, они ведь тоже были военнопленными. До того момента, как встретились на “фабрике смерти” – как говорится, по разные стороны баррикад.

Поскольку суд разбирался в обстоятельствах жизни каждого из обвиняемых, об их пребывании в лагерях для военнопленных мне известно куда больше, чем о том же периоде жизни героя этой книги. В своих показаниях они юлили, как только могли, и только в одном вопросе у меня не было сомнений в их искренности – там, где обвиняемые говорили о нечеловеческих условиях в этих лагерях.

У большинства из них, как и у многих других “травников”, первая станция на пути в Собибор – лагерь для военнопленных Хелм в Польше, он же Шталаг 319. Почти все будущие охранники в холодную зиму 1942 года оказались в этом лагере, который был на первом месте из всех шталагов по числу в нем погибших (около 90 тысяч). Его узники жили под открытым небом на голой земле, огороженной колючей проволокой. Заключенных почти не кормили, утром и вечером давали только воду, днем – суп из брюквы и шпината и буханку несъедобного хлеба, одну на шесть человек. Все подсудимые упоминали о… случаях людоедства. Как говорил один из них, “волосы встают дыбом, как только вспоминаю, не зря голова покрылась сединой, а лицо морщинами, о людоедстве советских людей”.

Советский человек не мог быть людоедом. Тем не менее этим страшным фактам есть немало подтверждений. Были случаи, когда пленные сами убивали людоедов либо передавали их немцам, которых те вешали, предварительно фотографируя, а эти снимки использовали в пропагандистских целях.

В основном люди умирали от голода и болезней, пленные ели кору, листву, траву, рылись в мусорных баках, воду собирали по лужам. Массовые заболевания – не только вследствие голода и холода, но и антисанитарии – холеры, тифа, дизентерии. По одному из свидетельств, вшей было столько, что, казалось, земля дышит. Каждое утро на фургонах вывозили по 200 мертвецов. Выживших же постепенно превращали в зверей, в конце концов некоторых, кажется, превратили.

Слишком тонкая пленка отделяет человека от людоеда. Люди, обычно ведущие себя вполне нормально, если их поставить в нечеловеческие обстоятельства, могут вести себя иначе. Виктор Франкл признается, что лагерная жизнь дала ему возможность заглянуть в самые глубины человеческой души и “в глубинах этих обнаружилось все, что свойственно человеку. Человеческое – это сплав добра и зла. Рубеж, разделяющий добро и зло, проходит через все человеческое”.

На этом месте следует немного остановиться, поскольку леденящие кровь подробности показывают, какой сложный выбор стоял перед ними. По мнению американского историка Питера Блэка, перед теми, кто попал в плен в ту зиму, стоял выбор между жизнью и смертью. В доказательство он приводит следующие цифры: с 22 июня 1941 по февраль 1942 года около 2 миллионов советских солдат погибли в немецком плену, из них 600 тысяч расстреляны, а остальные 1 миллион 400 тысяч умерли от голода и холода. Спасение от убийства голодом предлагалось тем, кого собирались сделать соучастниками Холокоста.

Тем не менее у будущих охранников Собибора был выбор, страшный выбор, но он был. Они выбрали спасение путем соучастия в убийстве товарищей по несчастью. У Печерского и других евреев-военнопленных такого выбора не было.

Рекрутируя военнопленных, немцы нарушали международное право, а именно международные конвенции, устанавливавшие категорический запрет на привлечение военнопленных к участию в боевых действиях против собственной страны. Но если бы это было единственным нарушением законов ведения войны со стороны Германии! Напомню, каждое пленение начиналось с выявления и немедленного расстрела коммунистов, евреев и политработников, остальных ждало бесчеловечное отношение.

Весной 1942 года в Хелме шла вербовка в школу СС в Травниках. Историку Арону Шнееру, изучившему огромное количество следственных материалов, удалось реконструировать процедуру этого отбора.

Выстроив военнопленных, им предлагали записаться на службу в немецкую армию или в полицию. Обещали, что всем, кто окажет помощь в войне, после ее окончания будут обеспечены хорошие условия жизни. В доказательство неминуемой победы Германии перечисляли победы вермахта. На призыв первыми обычно откликались лагерные полицейские, они ведь все равно уже предали, терять им было нечего.

Между прочим, лагерная полиция, состоящая из “своих”, формировалась исключительно в лагерях для советских военнопленных, западные пленные своих не охраняли.

Женевская конвенция об обращении с военнопленными от 27 июля 1929 года никакой такой полиции не предусматривала. Надо сказать, что у западных пленных было больше солидарности – во всяком случае, предательства меньше. Известны факты, когда американские и французские военнопленные защищали своих товарищей по несчастью – евреев – от издевательств со стороны лагерной администрации. Большинство военнопленных-евреев из европейских стран (кроме Польши) дождались освобождения.

Записывались идейные противники советского строя, желавшие отомстить за раскулачивание, репрессии, голодомор. Основная же часть видела в сотрудничестве с немцами возможность спастись от голодной смерти в лагере. Голодное существование военнопленных в лагере вербовщики объясняли тем, что правительство Советского Союза отказалось от пленных, объявив всех их предателями.

Из группы добровольцев в “травники” отбирали физически крепких, не старше 35 лет. “Немецкий офицер обходил ряды и указывал на того или иного, приказывая выходить из строя, – давал показания Шульц, один из подсудимых на киевском процессе. – В число таких лиц попал и я. Отобрали несколько десятков человек. Куда мы предназначались, мы не знали, да и не интересовались этим вопросом, так как нам было все равно куда, лишь бы вырваться из этого ада”. Правда, он умолчал о последующем обязательном собеседовании, в ходе которого надо было правильно ответить на ряд вопросов, прежде всего об отношении к евреям. Во время этого первичного опроса немецкие офицеры через переводчика интересовались национальностью кандидата, есть ли среди его родственников евреи, был ли военнопленный членом партии или комсомола. Затем – медосмотр, главным образом проверяли наличие обрезания. После этого наступал момент выбора, надо было заполнить анкету и подписывать обязательство к службе.

Что собой представляли эти документы? На бланке анкеты, отпечатанной на русском и немецком языках, ставился номер, а в левом верхнем углу приклеивалась фотография рекрута, под которой был отпечаток большого пальца. Каждая анкета заканчивалась специальным заявлением об отсутствии предков-евреев, расписывались будущие “травники” и под такими словами: “Мы, военные заключенные, вступаем в германские отряды СС для защиты интересов Великой Германии”.

Глава 2

Кто охранял Собибор?

Коллаборационисты – вчерашние враги – ненадежны по своей природе: предав однажды, они способны предать снова. Поэтому отвести им второстепенную роль недостаточно, надо повесить на них вину, запачкать кровью, скомпрометировать, насколько только возможно, сделать из них соучастников преступлений, чтобы отрезать им путь назад.

    Примо Леви

В школе в Травниках

Как только я ввел в поисковую систему слово “вахман”, сразу выскочила подсказка – исправление на “ватман”. Но есть и такое слово, вахман, Wachmann – по-немецки охранник. Созданный в августе или сентябре 1941 года учебный лагерь СС в Травниках, готовивший персонал для концлагерей, и был школой вахманов. Нацисты были большими мастерами по части воинской иерархии, они любили вводить новые чины для поступивших к ним на службу представителей покоренных народов, придумывали для них специальные награды. Было четыре специальных звания: вахман, обервахман, группенвахман (командир отделения охранников) и цугвахман (командир взвода охранников). Особо отличившихся в уничтожении узников награждали специальными бронзовыми и серебряными медалями разных степеней – “Знаками отличия для восточных народов” первого и второго классов.

Учебный лагерь СС в Травниках имел структуру воинской части и существовал на базе эсэсовского охранного батальона, солдатами которого становились при зачислении в школу. Летом 1942 года одновременно обучались примерно тысяча вахманов, над ними надзирали 30–50 эсэсовцев.

Все охранники Собибора прошли через Травники, поэтому есть смысл рассказать об учебе немного подробнее. Продолжалась она от шести недель (для рядовых вахманов) до девяти месяцев (для комсостава).

Разумеется, предпочтение в отборе будущих младших командиров СС отдавалось немцам Поволжья, тем более что многие из них в лагерях стали полицаями или переводчиками. Но в процентном отношении их было совсем мало. На отдельный курс такой подготовки помимо советских немцев брали еще украинцев. Почему именно украинцев? Нацистские идеологи полагали, что “украинский народ, впитавший в себя польско-литовскую кровь, более “зрел”, чем великороссы”. К ним обращались с призывом: “Кто украинец, иди на службу к немцам!”

В первые месяцы войны украинцев вообще отпускали из лагерей военнопленных домой при условии обязательной регистрации по месту жительства. Поэтому некоторые военнопленные объявляли себя украинцами (или казаками, отношение к которым со стороны немцев было аналогичным). 25 июля 1941 года генерал-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск Эдуард Вагнер издал приказ об освобождении из плена немцев Поволжья, эстонцев, латышей, литовцев, украинцев, а затем и белорусов. И хотя спустя три месяца действие приказа было приостановлено, к тому моменту успели освободить 318 770 человек, в большинстве своем (277 761) украинцев.

В начале 1942 года из восьми рот “травников” лишь одна была сформирована из русских, остальные набирались в основном из украинцев. В специальной справке по “травникам” 4-го управления МГБ СССР подчеркивалось: “Подбор контингента в учебный Травниковский лагерь по национальному признаку производился исключительно из украинцев и частично из русских военнопленных”.

Изучали устав караульной службы, строевую, огневую и физическую подготовку, правила производства обысков, арестов, проведения облав на партизан и еврейское население, немецкий язык, регулярно проводились политзанятия. Оружие в процессе учебы выдавали только на часы занятий, потом отбирали. Поначалу начальствующий и преподавательский состав лагеря состоял исключительно из немцев, но со временем на низшие командные должности могли быть назначены бывшие выпускники школы, которые хорошо зарекомендовали себя по службе.

Приезжали с лекциями опытные специалисты из самых известных концлагерей Германии (Дахау, Бухенвальда, Заксенхаузена). Эти инструкторы добивались того, чтобы “травники” стали людьми, с безоговорочной преданностью повиновавшимися любому приказу. “Травники” – это модель людей, в которых нацисты хотели превратить представителей порабощенных народов. Они должны были охранять и конвоировать концлагеря, предотвращать побеги или разыскивать бежавших заключенных, а в случае необходимости их можно было бы использовать еще и для усмирения местного населения и борьбы с партизанами.