Афины и Иерусалим

«Любовь и ее предмет», «Свобода выбора и христианская свобода», «Закон и христианская моральность» (фр.).

149

Человеческая любовь… есть только ограниченное причастие к любви, которую Бог питает к самому себе (фр.).

150

Божье милосердие есть лишь великодушие существа, преизбыточествующая полнота которого любит себя в самой себе и в всевозможных причаствованиях (фр.).

151

Жильсон (II, 222 и 278) приводит образцы грубых нападок Лютера на Аристотеля. Но не нужно забывать, что Лютер был сыном исходящего средневековья и что средневековые писатели не очень были озабочены изяществом выражений. У Д.Скота, например, мы читаем: «quid Saraceni villissimi porci, Mahometi discipuli, pro suis scripturis allegabunt, expectantes, pro beatitudine quod porcis convenit scil., gulam et coitum» [что сарацины, грязные свиньи, ученики Магомета, опираясь на свои писания, причислят к прекрасному то, что подходит свиньям, то есть обжорство и совокупление (фр.)].

152

Нужно было дойти до Лютера, чтобы встретить такое сочинение, как «О рабстве воли». Только с Реформацией впервые появилась идея о благодати, спасающей человека, не меняя его, идея праведности, искупающей испорченную природу, не восстанавливая ее (фр.).

153

Больше которого никто никогда в мире не был (лат.).

154

Не меняя его, не восстанавливая его (фр.).

155

Я уже почти решил сжечь все мои бумаги, – писал он Мерсенну. – Признаюсь, что если движение земли ложно, ложны и все основания моей философии (фр.).

156

Однажды повелел (лат.).

157

Я почти ничего не презираю (фр.).

158

Ибо какое средство оставалось бы тогда для различения истинного Бога и ложного бога Зороастра, если бы все зависело от каприза произвольной силы, не имеющей ни правила, ни какой-то позиции в отношении того, что совершается (фр.).

159

Наша вера должна основываться на разуме, в противном случае, почему стали бы мы предпочитать Библию Корану или древним книгам браминов? (фр.).

160

Откровение не может идти вразрез с ясной очевидностью разума, так как если даже откровение непосредственно и первоначально, то надо знать с очевидностью, что мы не заблуждаемся, приписывая его Богу (фр.).

161

Потому-то мне кажется очень странным и то мнение некоторых других философов, которые говорят, что вечные истины метафизики и геометрии, а следовательно, и законы благости, справедливость и совершенства суть лишь действия воли Божией, тогда как мне кажется, что они суть следствия его разумения, которое нисколько не зависит от его воли, точно так же, как и его сущность (фр.).

162

Свободная причина истин и сущностей (фр.).

163

Что время разрешит этот замечательный парaдокс (фр.).

164

Можно ли думать, что удовольствие, обретаемое в сомнении, может иметь такую силу над умным человеком, чтобы оно вызывало у него желание и надежду достигнуть уверенности в том, что два противоречивых положения не могут сосуществовать только потому, что Бог воспретил это, и что тот же Бог мог даровать им возможность всегда сохранять совместное существование? Вот уж поистине парадокс! (фр.).

165

Древние приписывали причину зла материи, которую они признавали несотворенной и независимой от Бога; но где должны мы, выводящие всякое бытие от Бога, искать источник зла? Ответ состоит в том, что его следует искать в идеальной природе творения, поскольку эта природа содержится в вечных истинах, присущих разуму Бога независимо от его воли (фр.).

166

Каким образом Августин простил Богу-творцу создание злой материи или хотя бы допущение злой материи, если он нашел ее таковой? (фр.).

167

Вечные истины – предмет мудрости – более нерушимы, чем Стикс. Сии законы, сей судия не принуждают: они более сильны, потому что убеждают (фр.).

168

Ленивый разум (лат.).

169

Вижу лучшее и одобряю, а следую худшему.

170

Злокозненный бог (лат.).

171

Необходимость не поддается убеждению.

172

Судия и глава всех.

173