Два бойца

Аркадий шумно восхитился:

– Блеск! Высокий класс, кто понимает! Для дам высшего полета! А, Саша?

– Дак кому это сейчас в голове, – простодушно сказал Саша.

Аркадий посмотрел на Сашу с горьким сожалением и, повернувшись к Тасе, выразительно развел руками: мол, что с него возьмешь, не понимает, пень!

Но Тасю, казалось, короткое замечание Саши задело за живое.

Поколебавшись, она сказала:

– Сейчас, конечно, мы делаем другое… Мы сейчас точим оболочки для ручных гранат.

Аркадий свистнул с значительным видом: вот, мол, вы какими важными делами занимаетесь!

– А семья ваша, извиняюсь, тут же? – осведомился он все так же учтиво тараща глаза на Тасю.

– Эвакуировалась мама с сестренкой, – сказала Тася грустно.

Аркадий сочувственно покачал головой.

– И вам надо уезжать, Тася.

– Уехать из Ленинграда? Нет, что вы, что вы! – вознегодовала девушка.

Она нетерпеливо смахнула русые волосы, наползавшие ей на глаза, и посмотрела на Сашу.

Он не отводил от нее глаз. И столько было в них неприкрытого любования, что Тася покраснела, отвернулась и принялась убирать со стола тетради и книги.

_ Науками занимаетесь? – почтительно заметил

вежливый Аркадий.

– Закрылась наша вечерняя школа, – огорченно сказала Тася.

– Ц-ц-ц! – соболезнующе зацокал языком Аркадий.

– Я ведь до восьмого дошла, – с гордостью добавила Тася.

– Что вы говорите?! – воскликнул Аркадий с таким восхищенным изумлением, словно Тася сообщила ему, что она избрана действительным членом Академии наук.

– Вот, чтобы не забыть, сама прохожу, – сказала она смущенно и уселась под окном.

Аккуратный вид комнаты портила фанера, вставленная в окно вместо стекол.

– Сегодня вылетели, – сказала Тася, – фугаска упала совсем рядом, в зоопарке. Говорят, убило слона.

Из коридора доносились голоса, скрипы дверей, топот детских ножек, бренчанье кастрюль, кто-то играл на фортепьяно. На друзей повеяло полузабытым за время войны милым теплом домовитости. На минуту им взгрустнулось…

Но меланхолия не была в характере Аркадия Дзюбина. Он тряхнул головой и вскричал, насмешливо блеснув глазами:

– Я вас спрашиваю: так нужно было тому слону уезжать в Ленинград из своей родной Австралии чи Патагонии, где ему жилось, наверное, довольно недурно?

Тася засмеялась. Она оказалась хохотушкой. Живописные остроты Аркадия смешили ее до упаду. Она включила электрический чайник и выложила на стол несколько тоненьких ломтиков хлеба. Поколебавшись немного, она прибавила к ним три кусочка сахару из своего скудного ленинградского, пайка. Она с некоторой гордостью посмотрела на стол – он ей показался пышным.

– Угощение просто царское, – вежливо ввернул Аркадий.

– Кушайте, кушайте, – сказала Тася, – вы приехали с фронта, вам надо подкормиться.

«Добрая девушка», – подумал Аркадий. Он подмигнул Саше, и они принялись извлекать из своих объемистых карманов жестянки с консервами, галеты, сырки в серебряных бумажках и прочие дары богатого и щедрого фронта.

Аркадий говорил не умолкая. Он говорил о Саше. Он снова рассказал историю о маузере, и о том, как Саша приехал верхом на фашисте, и много других. Но теперь он рассказывал все это, не издеваясь над Сашей, а, напротив, выставляя его храбрым, благородным и проницательным человеком.

Но Тасю интересовал не столько герой этих историй, сколько их рассказчик. Так, по крайней мере, казалось Саше Свинцову. Действительно, она смотрела на Аркадия во все глаза. Сногсшибательные остроты Аркадия, черные стрелы его усиков, его одесская, несколько старомодная галантность и даже его черноморское произношение, певучее и намеренно небрежное, поражали ее. Она никогда не видела таких людей. И чем красноречивее распространялся Аркадий о достоинствах Саши, тем с большим восхищением смотрела Тася на Аркадия, посасывая горьковатый и необыкновенно вкусный шоколад, выложенный солдатами на стол.

Вдруг зашипел репродуктор. Девушка со страхом уставилась в его черную тарелку. И репродуктор проскандировал торжественным насморочным голосом:

«Граждане, воздушная тревога…»

А с улицы сквозь фанеру уже пробивался жалобный вон гудков.

– Господи, – вскричала Тася с тоской, – десятый раз сегодня! Что это за день такой! Она пошла к дверям.

– Куда вы? – сказал Аркадий. – В убежище.

– Смысл?

__ Вы забыли, что мы на шестом этаже?

– Самый безопасный этаж.

– Знаете, мне не до шуток.

– Я вам серьезно говорю. Бомбы взрываются в самом низу А верхние пять этажей они протыкают, как пирог Поверьте мне: в чем, в чем, а в бомбах я немножко разбираюсь. Саша, скажи же девушке словечко, ше ты сидишь, как жених!

Аркадий взял Тасину руку, и, нежно поглаживая ее, продолжал молоть всякий смешной вздор. Тася улыбнулась, ей стало спокойно, хотя она продолжала вздрагивать при каждом выстреле зениток.

Она сказала, отняв руку и взглянув на Сашу:

– Знаете, у нас в квартире живет один старичок. Он, между прочим, никогда не спускается в убежище. Он профессор математики. Так он вычислил, что Ленинград занимает около ста квадратных километров. Потом он подсчитал, сколько места на этой площади занимает его тело. И в общем у него получилось, по теории вероятностей, что есть только одна десятимиллионная часть возможности, чтобы бомба попала именно в него. И он никогда не спускается в убежище.

– Молодец! – сказал Аркадий. Страшный грохот потряс дом.

– Нет, нет! – закричала Тася. – Я не могу! И она выбежала.

– Мы вас проводим, – галантно сказал Аркадий.

В убежище было много народу. Некоторые спали, растянувшись на скамьях, а то просто на полу. Двое сонных мужчин и одна девушка играли в домино. Девушка бойко стучала костяшками с видом бывалой посетительницы убежища. В углу плакал бледный ребенок на руках у матери. Маленький старичок в золотых очках пробирался, осторожно ступая между спящими.