Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг.

Скоро Дутловы выехали в поле и, оглядываясь, уже не видали толпы рекрут. Проехав верст пять шагом, Игнат слез с отцовской телеги, на которой заснул старик, и пошел рядом с Илюшкиной.

Вдвоем выпили они штофчик, взятый из города. Немного погодя, Илья запел песни, бабы подтянули ему. Игнат весело покрикивал на лошадь в лад песни. Быстро навстречу промчалась веселая перекладная. Ямщик бойко крикнул на лошадей, поровнявшись с двумя веселыми телегами; почтальон оглянулся и подмигнул на красные лица мужиков и баб, с веселою песней трясшихся в телеге.

НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

[ВАРИАНТЫ К «ПОЛИКУШКЕ».]

* № 1.

После слов: Старик Семен Дутлов, стр. 22, строка 13, – в ркп I. следует незачеркнутая, но выпущенная в ркп. II характеристика Дутлова: <былъ мужичекъ невысокой, съ кривыми отъ работы ногами, съ <раздвоенной> подстриженной полус?дой бородой и съ тонкими спокойными, но не изнуренными чертами лица. Вся фигура и одежда его носила отпечатокъ акуратности и довольства, разчетливо[сти]. Онъ былъ мужикъ степенный, молчаливый и разсудительный>. Церковный староста, который 30 л?тъ не пилъ вина и не бранился дурнымъ словомъ, былъ мужикъ еще св?жiй несмотря на свои 56 л?тъ – вс? зубы были ц?лы и волосы не с?д?ли <,только пл?шивили съ середины,> и густыми прядями вис?ли около лица – только по морщинкамъ зв?здочками около глазъ, вгляд?вшись ближе, можно было вид?ть, что онъ не молодой парень, и больше всего по его одежд?. Армякъ на немъ былъ старенькой, обшитой тесемочкой и кожей на рукавахъ – новый и ладно и полно скроенный, но длинный стариковской и старика мужика богатаго и богобоязненнаго. Лапти были ужасно большiе, кр?пкiе, съ подосланнымъ ц?лымъ беремемъ соломы, но прилажены акуратно. Анучи такъ были плотно обмотаны и перетянуты веревочкой, что ни уголка ни складки нигд? не видать было на икрахъ, казавшихся особенно тонкими въ сравненiи съ огромными ногами въ лаптяхъ, которыя большей частью были вывернуты. Шапка была такая большущая, старая, хотя и недырявая, съ переваливающимся наверху какъ бурдюкомъ бараньимъ, какихъ ужъ молодые мужики ужъ не носятъ. Онъ былъ не подпоясанъ по армяку и безпрестанно запахывался рукой, въ которой онъ держалъ палочку, казавшуюся его непрем?ннымъ атрибутомъ, хотя эту самую лутошку, передъ т?мъ какъ идти на сходку, ему сноха выдернула изъ сос?дняго плетня. – Лицо у него было чистое, круглое, волосы подстрижены на лбу, борода недлинная, частая. Вообще такой видъ им?лъ Дутловъ, что, купецъ ли, прикащикъ или мужикъ, въ первый разъ встр?тивъ Дутлова, безъ стра[ха] поручилъ бы ему свезти или сохранить сотни и тысячи рублей. Челов?къ степенный, богобоязненный – настоящiй церковный cтароста. Т?мъ пора– зительн?е было положенiе азарта, въ которомъ онъ находился.

* № 2.

После слов: по колчужкамъ дороги, стр. 27 строка 34, – в ркп. I зачеркнуто: Въ изб? Дутловыхъ стояли ужъ два станка и дв? бабы сид?ли зa <пряжей> тканьемъ, одна Игнатова собирала ужинать. Старуха сид?ла въ с?нцахъ, ожидая мужиковъ. Игнатова хозяйка была худая курносая крикливая баба, она варила и хл?бы ставила и всегда бывала дома. Васильева молодайка была толстая глупая работница. Сама ничего не догадается, а что велишь, все сд?лаетъ, и голосу ее никогда слышно не бывало. Третья молодайка, Илюшкина, только недавно взята была изъ другой деревни, зa 100 рублей куплена. Эта была первая красавица, игрунья, щеголиха и п?сенница по всей деревн?. Чернобровая, румяная, съ полными загнутыми губами, вздернутымъ носикомъ и масляными, блестящими задирающими длинными черными глазками, съ звучнымъ голоскомъ, напоминающимъ горлицу, стройная, живая, сильная <и говорить> бойкая. Немножко задира сорница, но не распутная, дурной нравственности и любящая безъ памяти своего Илюшку. Счастливая была баба. Мало того, что мужъ ее очень любилъ, что Василiй съ ней все игралъ и шутилъ, такъ что его дура даже ревновать стала, что старикъ и старуха ей потакали, жал?ли ее, въ работу гд? полегче посылали, хоть она и ни отчего не отказывалась, сос?ди да и вс? на деревн? страхъ любили Аксинью. Безъ нея хороводъ не въ хороводъ, бабы не поютъ, ребята не играютъ. Старики, бывало, не пройдутъ мимо, чтобы не пошутить съ ней. И каждому знаетъ что сказать, всякой нев?стк? на отм?стку, доброму доброе, дурно[му] – такое же. Старуха свекровь была бабочка тихая, богомольная, носила б?лый платочекъ съ черной кромочкой, всегда къ ранней об?дн? ходила и ко вс?мъ ласкова была. Только одну старшую н?в?стку не любила. Да и кто ее любилъ, окромя мужа, ядовитую бабу? Мужа она какъ будто приворожила, что хот?ла, то надъ нимъ и д?лала. И добро бы баба хорошая была, а то грошъ ц?на, а Игнатъ то по деревн? первый молодчина былъ. – Орелъ, – косая сажень въ плечахъ, курчавой, лицо б?лое, чистое, только сердитъ бывалъ часто и не разговорчивой, грубой. – И то все больше отъ жены. Кром? бабъ въ изб? были еще д?ти Игната и Василья.

Окончание этого отрывка не дошло до нас, так как следующие в рукописи I листки 36 – 39 не сохранились и не были перенесены в рукопись II (копию С. А. Толстой). Дальше, на листке 40, начинается с полуфразы следующий, хотя и не вычеркнутый, но не перенесенный в рукопись II, отрывок:

дв? тройки. «Чтожъ, говоритъ, купите некрута, да какъ исд?лаетъ коленцо этакимъ манеромъ – уморилъ. Я, говоритъ, не дорого возьму. «А что просилъ?» спросилъ старикъ. Игнатъ переглянулся съ женой. И[люшка] взглянулъ на Акс[инью], которая подавала чашку съ квасомъ, «Тысячу рублевъ, говоритъ, разв? не стою, еще, говоритъ, угощу покупателя такъ, что три дня не проспится. 500 рублевъ въ нед?лю прогуляю. Попомни жъ, говоритъ, спроси въ зеленомъ трактир? Фуфайкина Гришку». «Чтожъ, Никитычъ, коли что, оброни Боже, – сказала старуха, – пропадай оно все богатство, ч?мъ д?ти– ща лишиться. Разв? не одол?емъ». Старикъ вздохнулъ. «На то Божья воля, – сказалъ онъ. – Къ слову говорится», – вм?шался Игнатъ. – отъ слова не сд?лается. Гд?жъ намъ 1000 рублевъ,– онъ усм?хнулся, – легко-ли д?ло 1000 рублевъ. Гд? ихъ возьмешь. Продай все, да хуже Шинтяка (самый б?дный мужикъ въ деревн?), да и то не одол?ешь. Не мы одни, матушка, не первые, не посл?дние. Изв?стно, когда бы богачи были, какъ Ермила или что, отсыпалъ бы и шабашъ». – «Что роб?ть-то, – сказалъ Василiй, – коли что, я пойду право, офицеромъ сд?лаюсь, бабу въ офицершу призведу, шляпку над?ну». «Дуракъ былъ ты, дуракъ глупый и есть, – сказалъ старикъ строго». «Чему оскаляешься?». «Какже ты говорилъ, – все приставала старуха, – 1000 рублевъ много денегъ?» «Тройку продать, вотъ и тысяча рублевъ», вдругъ сказалъ Илюшка. «Да поди об? продай, не наберешь». – «Да что жъ, ничего и не нажили мы, столько годовъ работамши». – «Нажили, тебя женили, да двухъ лошадей купили, да хл?ба на 12 душъ покупали». – «И батюшка столько годовъ жилъ, не скопилъ ничего?» – «Что скопилъ, такъ его, а не наше еще, погоди. Что было, отдали Игнату, – сказалъ старикъ, – а <теперь что есть возьми, только ста рублевъ н?ту> мое д?ло теперь Богу молиться, къ концу готовиться. Игнатъ знаетъ. Онъ вамъ хозяинъ, его и слушай. Да что напередъ говорить». И старикъ всталъ и сталъ креститься. «И то, – подхватилъ Василiй, – д?вку отдать, вотъ что», сказалъ онъ, толкая сестру. Аксинья вдругъ заговорила: «Ты см?йся, шилава, ты знаешь, что безъ зубъ не возьмутъ, а онъ хозяинъ, а людямъ на см?хъ». – «Да что тужить напередъ, что тужить, – говорилъ старикъ вл?зая на печь. – А то хозяина старшаго брата отдать. Что жъ жеребiй кидать другой разъ?» – «Изв?стно, что жеребiй», подхватила Аксинья. «Полно пустяки молоть то, коли идти, такъ изв?стно что мн?, это порядки изв?стные. Что толковать. Правду батюшка говоритъ, что напередъ загадывать. Бери постель, пойдемъ спать». И скоро лучина потухла въ Дутловой изб?, но долго еще не спали ни Игнатъ съ Прасковьей <они шептались и радовались горю>, ни старуха съ старикомъ. Больше ч?мъ чорная кошка проб?жала между братьями, они и жены ихъ ненавид?ли другъ друга. <Жалче вс?хъ была> Старуха не спала долго, она чуяла серд– цемъ, что чтото не доброе д?лается вокругъ нее, что мужъ скрываетъ отъ нее, что хотятъ отнять у нее любимаго ея сына и что могли бы спасти его, коли бы хот?ли. Старикъ былъ потерянъ, денегъ у него точно не было, хозяйство было все въ рукахъ. Игната, который говорилъ, что невозможно выручить 300 рублей на рекрута, но ежели бы даже и возможно было спасти сына, разоривъ домъ, старикъ бы задумался; теперь же Игнатъ, подъ влiянiемъ котораго онъ находился, доказалъ ему, что это нельзя. Игнатъ былъ раздраженъ на брата, жена ув?рила его, что отецъ хочетъ отдать Иль? все и что Илья съ Аксиньей подводятъ старшаго брата. Одинъ Илья съ Аксиньей не былъ золъ, онъ былъ слишкомъ молодъ и счастливъ, обнявшись лежали эти сильные здоровые молодые люди и спали спокойнымъ и счастливымъ сномъ. Когда счастье въ рукахъ, несчастью не в?рится. Несчастье нестолько въ самомъ факт? несчастья, сколько въ уб?жденiи, что челов?къ несчастливъ. Старуха еще не знала, но ужъ она въ воздух? чуяла этотъ знакомый ей запахъ несчастья, ужъ она знала, что такое терять и плакать и убиваться. Илья и Аксинья, напротивъ, онъ зналъ по всему, что не миновать ему идти, и разсказалъ это жен?, но они оба не понимали того, что это значитъ, и старуха, проходя съ вечера въ с?нцахъ, мимо двери клети, постояла, послушала, какъ счастливо гогочутъ голоса молодой четы, и покачала головой. А Аксинья до той поры см?ялась и щипала мужа, что и она и онъ сами не слыхали, как заснули. –

* № 3.

После слов: хлынувшими ему в голову – стр. 50, строка 11– в рукописи II зачеркнуто: Новый штрубъ купить, поставить рядомъ?… Н?тъ, теперь семья меньше стала, солдатка уйдетъ, и въ одной просторно будетъ, еще тройку собрать, работника нанять. Ненадежны работники нынче, добро свои ребята сами хозяева ?здили – а работникъ, какъ у Ермилы, въ м?сяцъ тройку загоняетъ – хозяйское не дорого. Живой товаръ… лучше повременить… И онъ опять начиналъ считать, переводя серебро на ассигнацiи, чего онъ никакъ не могъ сд?лать хорошенько. – В крынку д?ло то лучше будетъ. Какъ старики наши д?лывали. Тамъ уже есть три бумажки по 25 р., да 10 по три, да ц?лковыхъ 46 – два вынулъ вчера – да золотыхъ 38 штукъ. И эти туда, а тамъ подойдетъ д?ло – купить что, взять легко, положить мудрено. Вотъ Богъ дастъ, думалъ онъ, попади жребiй сыну, вс? бы отдалъ, а теперь почитай столько еще приложу. И онъ опять считалъ, считалъ и ничего не могъ хорошенько добиться толку – все пальцевъ недоставало, и губы все шевелились, и онъ шагалъ, хорошенько не разбирая куда и не оглядываясь

* № 4.

После слов: не переставала выть – стр. 53, строка 6 – в ркп. І зачеркнуто: Она была худа и бл?дна, совс?мъ другая женщина посл? этихъ двухъ дней. Такъ она усп?ла уходить себя. «Ну, баба, вотъ гд? не думали не гадали», сказалъ старикъ радостно.

«Что Аксинья?» – спросила старуха.– «Её деньги точно».– Дутловъ помолился и сталъ ?сть. – Надоумилъ меня Богъ отнесть. Вотъ какъ Богъ даетъ намъ за доброд?тель за нашу. Да чтожъ, говоритъ, самые ея деньги, что Ильичъ везъ, онъ ихъ потерялъ. Д?ло то какое. Что жъ, рада небось. – Дутловъ покачалъ головой.. – Чудно. Несчастные, говоритъ, деньги, не нужно мн? ихъ, – говорилъ Д[утловъ] съ сiяющимъ лицомъ. – Счастье твое, говоритъ, возьми, говоритъ, себ?. Вс?. Все письмо такъ и дала. Надо М. разбудить», – сказалъ старикъ. А[ксинья] прислушалась и завыла, завыла еще громче, какъ будто желая нарушить радость стариковъ. Дутловъ поморщился. «Перестань, право, Аксинья, – сказалъ Дутловъ, – добро днемъ, народъ слышитъ, а то что спать недаешь. Завтра по?демъ къ мужу проститься». – «Что онъ, мой соколикъ, волосики твои остригутъ, обр?ютъ, красоту твою погубятъ. Оооо!»[2 - Поперек перечеркнутого места написано крупными буквами: Эпопея ужъ стала. Илюшк. мать просить.]

* № 5.

После слов: сидела в избе на лавке, ожидая времени ехать в город проститься с мужем, стр. 55, строка 7, – следует вариант окончания рассказа, имеющийся в обеих рукописях (в ркп. I он обрывается на словах: он остановился как останавливаются пьяные). Приводим его по ркп. II.

Это безд?йствiе среди работающихъ бабъ и бл?дное лицо, еще бол?е зам?тное изъ за краснаго платка и новаго сарафана, поражало больше воя. Она какъ будто ужъ распростилась со вс?ми, и вс? ужъ ей были чужiе. Старикъ вел?лъ Игнату ?хать съ молодайкой, а самъ торопился, такъ что и не позавтракалъ, а взявъ только хл?бушка въ полотенце, одинъ с?лъ на кобылу и по?халъ. Но прежде ч?мъ ?хать въ городъ, онъ зашелъ къ Егору Михайловичу. «Я, Егоръ Михайловичъ, хочу малаго выкупить, прикажите?» – «Чтоже, передумалъ?» – «Передумалъ, Егоръ Михайловичъ, жалко, братнинъ сынъ, жалко. Богъ съ ними, съ деньгами. Гр?ха отъ нихъ много. Жили безъ нихъ – и проживемъ. Записочку пожалуйте». «Чтожъ, ладно, – сказал Егоръ Михайловичъ и написалъ ему записочку къ знакомому поставщику рекрутовъ. Только скор?е ступай, въ 12 часовъ ставка». Напрасно говорилъ это Егоръ Михайловичъ; старикъ зналъ это и былъ весь не свой отъ безпокойства. Онъ котомъ ввалилъ въ тел?гу и всю дорогу гналъ рысью, только одну горку далъ шажкомъ выдти. Такъ что брюхо кобылы въ одно утро все пропало. Онъ прi?халъ не къ купцу, не къ правленью, а прямо въ синiй трактиръ, къ хозяину котораго была дана записка. «Ну, что, старикъ, аль сына ставишь, – спросилъ хозяинъ. – А нашего малаго нанимали; должно нынче покончимъ. Просимъ 400 рублей, 380 даютъ. Гд? малый-то?» – «Еще спитъ, все гуляетъ. Ужъ 23 ц?лковыхъ пропилъ. Надо?лъ. Вотъ и мужикъ идетъ». – «Бери 400», вдругъ сказалъ Дутловъ, выставляя руку. «Что такъ? А магарычи твои?» – «Ну не гр?ши, сказалъ Дутловъ.– Хозяинъ оттягивалъ руку. – Не гр?ши, умирать будемъ,– повторилъ Дутловъ. Другой мужикъ подходи лъ.– Ладно, чтоль? Только бъ въ в?рности было?» – «Ну молись Богу». Они ударили по рукамъ. Давай бумагу, бери задатокъ. Дутловъ уже зналъ вс? порядки, прежде для своего сына сов?товался съ писцомъ. Разбудили заспаннаго Алёшку, онъ тотчасъ же потребовалъ рому и требовалъ, чтобы старикъ выпилъ. Но Дутловъ отказался. Дали бумаги, старикъ пошелъ къ знакомому писцу Ивану Ивановичу, привелъ его съ собой. («Батюшка И. И., ужъ ты не обмани».) И. И. сказалъ, что все въ порядк?, только надо въ ставку. – Старикъ пошелъ въ правленье и ждалъ у крыльца. Алешка зароб?лъ. Черезъ

/

часа вышелъ Алешка съ хозяиномъ, солдатскiй обстриженный лобъ. «Слава теб?, Господи», сказалъ Дутловъ и досталъ деньги. Первыя онъ отсчиталъ Ильичевы деньги и вздохнулъ легко, когда деньги эти перешли въ руки купца, потомъ пошли добавочныя ц?лк[овыя] бумажки пчельныя, плотничныя, извозныя и т. д. Эти онъ долго считалъ, наконецъ, отсчитавши, махнулъ рукой и, получивъ квитанцiю отъ И. И., пошелъ на квартиру купца. Илюшка стоялъ въ комнат? съ хозяйкой. Онъ злобно посмотр?лъ на Дутлова и замолчалъ. Молодайка плакала, закрылась. Илюшка бойко и нагло смотр?лъ на дядю, какъ будто онъ ужъ усвоился съ солдатствомъ. «Прi?халъ порадоваться, какъ за сына пле– мянникъ идетъ?» – «Илюха,– сказалъ Дутловъ, чуть не плача, подходя,– не гр?ши». – «Илюха, что ты?» Молодайка уставилась. «Вотъ она». – «Кто она?» – «Квитанца!» – «Чья квитанца?» – «Илюха, виноватъ я былъ передъ тобой, и ты Аксинья! Вы меня простите, Христа ради,– и старикъ поднялъ полу кафтана, чтобы не запачкать и поклонился имъ въ ноги,– попуталъ меня бы нечистый, да спасибо, я въ чувства пришелъ, пропадай они, пропадай деньги эти». – «Что ты, батюшка, что ты?» И они поднимали его, хотя и не понимая въ чемъ д?ло, но чувствуя, что старикъ былъ откровененъ съ ними. «Я купилъ некрута и поставилъ его, вотъ она!» Илюшка долго не зналъ, что сказать. Но тутъ мать его, узнавъ новость отъ Игната, вб?жала и бухнулась на шею сыну. «Родный ты мой,– завопила она,– слава теб? Господи, выкупилъ онъ тебя. Спаси его Христосъ», И они вс? стали въ ноги кланяться ему,– «В?къ теб? слуга, рабъ твой,[3 - Слова: В?къ теб? слуга, рабъ твой, добавлены из ркп.I, так как в ркп. II они не были разобраны переписчиком, и для них было оставлено пустое место.] что хочешь изъ меня д?лай». Старикъ плакалъ и не зналъ, что сказать. Имъ т?сно было съ своей радостью въ изб?, они пошли на дворъ, купецъ похвалилъ даже. «Что, братъ, деньги, такого малаго не купишь за деньги». Илюшка гор?лъ, закладывая лошадь, но наконецъ все устроилось, и они по?хали. Штофчикъ водки незабытъ былъ, купленъ, и выпито немного. Кобыла оправилась, въ задк? сид?ла молодайка, старикъ съ Ильей и его братомъ лежали въ середин?, мальчишка правилъ, мать съ Игнатомъ ?хали сзади. Отъ водки ли, отъ радости, только имъ казалось, что ихъ сотни въ тел?гахъ, и голоса ихъ были такъ громки. Баранки высовывались. Про?зжая мимо однаго домика, они зам?тили рекрутовъ и солдатъ кружкомъ и однаго рекрута пляшущаго съ штофомъ водки въ рукахъ; онъ плясалъ ловко. Илья остановился; рекрутъ чувствовалъ, что на него смотрятъ, и это придавало ему силы, но не видалъ никого. У него брови были нахмурены, и пьяное лицо было напряжено, только ротъ остановился въ улыбку, балалайка трепала, а онъ заботился, чтобъ то на каблук? то на носк?; мальчишки тутъ же были, помирали со см?ху, большiе серьезно любовались. Хозяинъ тоже стоялъ съ видомъ, что вамъ это в диковину, а я знаю твердо. Онъ узналъ Дутлова. «Вотъ мужикъ, за котораго пошелъ», сказалъ онъ. Алёшка остановился. «Гд?? Алёшка, другъ любезный, – закричалъ онъ и поб?жалъ къ тел?г?. – Хозяинъ, водки». Онъ вс?хъ угостилъ виномъ, бабы не пили. «Хозяинъ, пряниковъ». Баба съ пряниками пришла. Они схватили весь латокъ. Баба закричала. «Не бось, заплачууу! – и высыпалъ его въ тел?гу. – А матушка которая?» – «Эта». – «И ей пожертвую. Хозяинъ, дай полотенце». – Два полотенца и платокъ ку[пи]лъ. «На теб?. Вотъ». Онъ остановился, какъ останавливаются пьяные, какъ будто вспомнилъ гд? онъ, и что онъ. «Вотъ вамъ. И Алёшка пропадетъ – не пропадетъ Алёха». «Спасибо, родные, зач?мъ это, спасибо, вишь простой малый какой». «А что, матушка есть у тебя? Какъ звать-то тебя?» «Алехой. Матушка, – онъ засм?ялся ужасно, – матушка есть. Вотъ за васъ я иду, вотъ я васъ одарилъ, только вы для меня сд?лайте ради Христа Божескую милость. По?зжай ты въ село Водное, и тамъ спроси старуху Аниканову – такъ спроси, и скажи ты старух? этой самой, что молъ Алёха твой, значить А…ле…ха! Н?тъ, не говори ничего, – голосъ его задрожалъ,– музыканъ валяй!» Онъ сталъ плясать ловко, стукая. «Прощай, дай Богъ теб?», заговорили Дутловы. «У?зжайте вы къ дьяволу». – «Охъ! – заговорила старуха, – что ты!» – «Пошли, что стоите, пошли, пошелъ!» Илюх? что то загор?лось, онъ погналъ во весь духъ, тел?ги застучали. «Пошелъ, – стиснувъ зубы кричалъ Алёха, – я васъ, мiро?ды, лапотники, черти». И съ этими словами онъ перешелъ въ плачъ, въ вой и, какъ стоялъ, ударился объ землю и зарев?лъ. А Дутловы остановили шагомъ, водка д?йствовала, Илья зап?лъ, бабы подтянули. И тройка про?хала, красныя лица, платки, прозвучала п?сня, прокричали они на ямщика, и ямщикъ поддалъ поглядывая, а чиновникъ посм?ивался. Старикъ дремалъ. Д?ти ликовали.

** [ИДИЛЛИЯ.]

[ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ]

оно заработки хорошо, да и гр?хъ бываетъ отъ того.

1.

<Петръ Евстратьичъ теперь большой челов?къ – управляющiй. Легко сказать, надъ двумя деревнями начальникъ, какъ баринъ, повел?ваетъ. Одинъ сынъ въ купцахъ, другой чиновникъ, за дочерью, сказываютъ, 5 000 приданаго далъ; да и самъ живетъ въ хол?, какъ баринъ, каждый годъ деньги въ Москву посылаютъ. – А такой же нашъ братъ – изъ мужиковъ взялся, Евстрата Трегубова сынъ. Да и не Евстрата сынъ оно; в?дь только по сказкамъ числится Евстратовымъ сыномъ, а настоящее д?ло вотъ какъ было. – Изв?стно, чей бы бычокъ не скакалъ, а теля то наше.

И мудреное д?ло, какъ этотъ гр?хъ случился. Не мало въ т? поры народъ дивовался. Тогда народъ проще жилъ, и такiя д?ла за чудо были.

Бабушка Маланька, Петра Евстраточа мать, и теперь жива, съ братомъ Ромашей живетъ. Сынъ къ себ? сколько звалъ – не хочетъ. Я, говоритъ, мужичкой родилась, мужичкой и помру, гр?ха меньше; покуда силишка есть, брату подсобляю, внучатъ покачаю, кое что по домашнему приберу; а Петруша сильный сталъ, съ сильными гр?ха больше. Такъ и живетъ, отъ сына гостинцы получаетъ, благословенье ему въ письм? посылаетъ, и радость ея вся, что въ праздникъ б?ленькимъ платочкомъ повяжется, чистенько приберется, костыликъ возьметъ, къ ранней об?дни сходитъ, a посл? полдней кого грамотнаго зазоветъ къ себ?, велитъ бумажку почитать. На бумажк? сонъ пресвятой д?вы Богородицы списанъ, ей богомолочка прохожая пожертвовала; а ужъ пуще всего любитъ, кто ей псалтырь почитаетъ. Въ милостын? тоже у ней отказа н?тъ, и переночевать всякаго челов?ка пуститъ, и къ усопшему сама безъ зову идетъ. Зато-то бабушку Маланьку, нe за сына, а за доброд?тель ее, и старый и малый въ деревне, вс? теперь почитаютъ.

Что молодость то значитъ. Теперь бы бабушка Маланька сама себя не узнала, какой она была л?тъ 40 тому. Тогда ее не бабушкой звали, а – Маланька Дунаиха, за то что она первая хороводница, плясунья, игрица первая по деревн? была. Худаго за ней и тогда, до этаго случая, ничего не было, только веселая бой-баба была. Изъ деревни она была не изъ нашей, а изъ Малевки, сосваталъ ее Евстратовъ отецъ за сына, по знакомству ли, или что нев?стъ своихъ не было, только чужая она. Старикъ еще въ пор? былъ, на сына другую землю принялъ и жилъ исправно; лошадей головъ 8 было съ жеребятами, дв? коровы, пчелки были (и теперь у нихъ ведется та же порода). Барщина была по Божьему, му?ки не было; свекровь хозяйка настоящая была, одна за троихъ работала; кром? того солдатка, ихняя сестра, съ ними жила, подсобляла. Такъ что молодайка нужды не видала.>

По старинному порядку, выдали ее замужъ[4 - Зачеркнуто: молодою, вовсе д?вчонка, несмысленокъ была, годочковъ 14, и силъ вовсе не было. На груди занав?ску гд? хочешь перевежи, какъ скатерть на стол? – вовсе ребенокъ была. Понесетъ бывало] 15 л?тъ. Она была д?вочка. Въ первое время, когда она, бывало, несетъ съ солдаткой ушатъ воды, то качается, какъ лозинка. И мужа своего совс?мъ не любила, только боялась.[5 - Зачеркнуто: А акуратненькая, чернобровинькая бабочка была, только <молодость еще> молода.] Когда онъ подходилъ къ ней, она начинала плакать, щипать и даже кусать его. Такъ что первое время вс? плечи, вс? руки у него были въ синякахъ. Таки она не любила его два года. Но такъ какъ баба она была красивая и смирная и из дому хорошаго, то ее не принуждали къ тяжелой работ?, и она понемножку, года черезъ три или четыре, стала выравниваться, повыросла, раздобр?ла, разрумянилась, перестала бояться – стала привыкать, привыкать, и такъ наконецъ привыкла къ мужу, что плакала, когда отецъ его въ городъ усылалъ.[6 - Зачеркнуто: такъ взвыла, какъ по матери родной убивалась. «Что, говорю, воешь, – какъ то я къ свекору ее зашелъ въ то время, вижу заливается баба. – Вишь какого добра не видала, – говорю, – конопатаго чорта-то». Я пошутилъ (онъ точно конопатый, не хорошiй изъ себя былъ, только силенъ ужасть былъ и мужикъ добрый), «какого добра не видала», пошутилъ я ей, значитъ. Такъ какъ вскинется на меня.] Вошолъ къ нимъ въ избу разъ шутникъ Петра и говоритъ:

– Вишь, по комъ воетъ, конопатаго чорта-то какъ жал?етъ.

И хот?лъ онъ съ ней поиграть.

– Конопатый, да лучше тебя, что ты чистый. А вотъ что теб? отъ меня будетъ, – сказала она и ткнула его пальцемъ подъ носъ.

<Да и баба же стала на вс? руки. Въ праздникъ уберется въ ленты, галуны, выйдетъ на улицу – (краля изо вс?хъ бабъ молодайка, Ермилины жили богато и изъ дому то было и мужъ гостинцы приваживалъ) какъ купчиха какая – глаза св?тлые, брови черные, лицо б?лое. Войдетъ въ хороводъ съ платочкомъ Борша водить, или ленту сниметъ, плясать пойдетъ, языкомъ прищелкиваетъ, такъ ажъ пятки въ[7 - Зачеркнуто: жопу.] спину влипаютъ – картина; – >

Бывало, пройти ей нельзя, всякой поиграть хочетъ, старики и т? приставали. Со вс?ми она см?ялась, a мужу в?рна была, несмотря на то что мужа часто дома не бы[вало]. И въ работ? первая опять баба она была, въ покосъ ли, въ жнитво-ли ухватку себ? им?ла, что впереди вс?хъ, бывало, вс?хъ замучаетъ, а домой идетъ, п?сни поетъ, передъ хороводомъ пляшетъ. <Свекоръ съ свекровью не нарадуются на сноху, что настоящая баба стала, только скучали, что Богъ д?тей не даетъ.—>

– Что не рожаешь, буде гулять-то, – скажетъ, бывало, старуха.– Порадовалась бы, хоть внучку бы покачала, право.—

– A разв? я бы не рада, скажетъ, ужъ и то людей стыдно. Намеднись и то изъ церкви ребятницы прошли, молитву принимали, всего второй годъ замужемъ, а ужъ д?ти. Такъ у т?хъ, небось, мужья дома живутъ.

Какъ вспомнитъ про мужа, опять завоетъ, начнетъ причитать. Изв?стно, годъ, другой погулять баб? не порокъ, ну а какъ баба то ражая, a д?тей не рожаетъ, и народъ см?яться станетъ. <Отъ этого то Маланьк? пуще тошно было, какъ свекоръ мужа услалъ. Старикъ старинный мастеръ былъ по колесной части и хорошихъ людей зналъ. Какъ Евстратка понялъ, его отецъ и сталъ посылать на заработки. А въ это самое л?то, какъ гр?хъ то случился, и вовсе его отдалъ за 100 верстъ до самаго Покрова, a себ? работничка нанялъ. Сына то за 120 рублей отдалъ, а работнику всего 32 рубля да рукавицы далъ, такъ изв?стно разсчетъ.> Скучно ей было безъ мужа. Д?ло молодое, рабочее, баба въ самой пор?, жили же исправно и мясо ?ли – тотъ пристаетъ, другой пристаетъ, а мужа почти полгода не видать. <И п?сня поется: «Безъ тебя, мой другъ, постеля холодна». Придетъ ввечеру домой <сердешная>, поужинаетъ, схватитъ постелю да къ солдатк? въ чуланъ. Страшно, говоритъ, Настасьюшка, одной. Да еще все просится къ стенк?, а то все, говоритъ, чудится, что вотъ вотъ – схватитъ кто меня за мои ноженки.

2.

<Между т?мъ д?ломъ подошли покосы.> Петра и Павла отпраздновали, платки, сарафаны, рубахи дорогiе попрятали бабы по сундучкамъ, а то пошли опять на пруду вальками стучать, гости разъ?хались, ц?ловалникъ одинъ въ кабак? остался, мужики похмелились, у кого было, кто съ вечеру, кто поутру косы поотбили, подвязали брусницы на обрывочки и, какъ пчелы изъ улья, повысыпали[8 - В подлиннике: посывыпали] на покосы. Повсюду по лощинамъ, по дорогамъ, заблест?ло солнушко на косахъ. Погода стояла важная; до праздника дни за три м?сяцъ народился погожiй – серпъ крутой. Обмылся м?сяцъ, и пошли красные дни. Покосы время веселое; и теперь весело, а встарину еще лучше того было. Разрядются бабы, съ п?снями на работу, съ п?снями домой. Другой разъ, ночи короткiя – винца возьмутъ, всю ночь прогуляютъ. – <Маланька впереди вс?хъ, что въ хоровод?, что на работ?. Гогочетъ, заливается, съ мужиками см?ется, съ прикащикомъ см?ется, барина и того не оставила, а близко къ себ? никого не пущаетъ. – >

Пришелъ сейчасъ посл? Пасхи староста пов?щать <еще зорька только занимается>. Старостой тогда Михеичь ходилъ, молодой былъ, и своя хозяйка первая еще жива была: только iорникъ насчетъ бабъ былъ. И мужичина б?лый, окладистый, брюхо на?лъ, въ сапогахъ, въ шляпахъ щеголялъ. Приходитъ въ избу, одна Маланька не од?мши, босикомъ, дома была, въ печи убиралась, старикъ на двор? съ работникомъ на пахоту убирался, старуха скотину погнала, а солдатка на прудъ ушла. Сталъ къ ней приставать.

– Я тебя и на работу посылать не стану.

– A мн? что работа? Я, – говоритъ, – люблю на барщину ходить. На народ? весел?й. А дома, все одно, старикъ велитъ работать.

– Я, – говоритъ, – теб? платокъ куплю.

– Мн? мужъ привезетъ.

– Я мужа твоего на оброкъ выхлопочу, – в?дь ужъ я докажу прикащику, такъ все сд?лаю.

– Не нужно мн? на оброкъ. Съ оброка то голые приходятъ.

– Чтожъ, – говоритъ, – это такое будетъ; долго мн? съ тобой мучиться? – оглянулся, что никого въ изб? н?тъ, да къ ней.

– Мотри, Михеичь, не замай! – какъ схватитъ ухватъ, да какъ огр?етъ его. А сама см?ется.

– Разв? можно теперь? вотъ хозяинъ придетъ. Разв? хорошо?

– Такъ когда жъ, съ работы?