Девки.
Брось, дядя Карп, что ты!
Парни.
Уйти надо на проулок. А то какая же тут игра!
(Уходят все, кроме пьяных и деда.)
Мужик (идет к деду, показывает шиш).
Что, взял? Всё мне старики обещали присудить. Тебе вот что! На, выкуси. Всё мне отдали, тебе ничего. Вот они скажут.
(1-й, 2-й, 3-й, 4-й старики в один голос.)
1-й старик.
Потому я всю правду могу рассудить.
2-й старик.
Я всякого переспорю, потому я сам с усам!
3-й старик.
Друг! дружок, дружочек!
4-й старик.
Ходи изба, ходи печь, хозяюшке негде лечь! Гуляем!
(Ухватываются старики по-двое и, шатаясь, идут и уходят – одна пара, потом другая. Хозяин идет к дому, не доходит, спотыкается, падает и бормочет что-то непонятное, подобно хрюканью. Дед с мужиками поднимается и уходит.)
СЦЕНА 3-я.
Выходит старшой с работником.
Работник.
Видел? Теперь заговорила свиная кровь. Из волков свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в грязи, хрюкает.
Старшой.
Заслужил! Сначала как лисицы, потом как волки, а теперь как свиньи сделались. Ну, уж питье! Скажи ж, как ты такое питье сделал? Должно, ты туда лисьей, волчьей и свиной крови пустил.
Работник.
Нет, я только хлеба лишнего зародил. Как было у него хлеба с нужду, так ему и краюшки не жаль было; а как стало девать некуда, и поднялась в нем лисья, волчья и свиная кровь. Звериная кровь всегда в нем была, только ходу ей не было.
Старшой.
Ну, молодец! Заслужил краюшку. Теперь только бы вино пили, а они у нас в руках всегда будут!
Занавес.
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА.
I.
В большом здании судебных учреждений во время перерыва заседания по делу Мельвинских члены и прокурор сошлись в кабинете Ивана Егоровича Шебек, и зашел разговор о знаменитом красовском деле. Федор Васильевич разгорячился, доказывая неподсудность, Иван Егорович стоял на своем, Петр же Иванович, не вступив сначала в спор, не принимал в нем участия и просматривал только что поданные Ведомости.
– Господа! – сказал он, – Иван Ильич-то умер.
– Неужели?
– Вот, читайте, – сказал он Федору Васильевичу, подавая ему свежий, пахучий еще номер.
В черном ободке было напечатано: «Прасковья Федоровна Головина с душевным прискорбием извещает родных и знакомых о кончине возлюбленного супруга своего, члена Судебной палаты, Ивана Ильича Головина, последовавшей 4-го февраля сего 1882 года. Вынос тела в пятницу, в 1 час пополудни».
Иван Ильич был сотоварищ собравшихся господ, и все любили его. Он болел уже несколько недель; говорили, что болезнь его неизлечима. Место оставалось за ним, но было соображение о том, что в случае его смерти Алексеев может быть назначен на его место, на место же Алексеева – или Винников, или Штабель. Так что, услыхав о смерти Ивана Ильича, первая мысль каждого из господ, собравшихся в кабинете, была о том, какое значение может иметь эта смерть на перемещения или повышения самих членов или их знакомых.
«Теперь наверно получу место Штабеля или Винникова, – подумал Федор Васильевич. – Мне это и давно обещано, а это повышение составляет для меня 800 руб. прибавки, кроме канцелярии».
«Надо будет попросить теперь о переводе шурина из Калуги, – подумал Петр Иванович. – Жена будет очень рада. Теперь уж нельзя будет говорить, что я никогда ничего не сделал для ее родных».
– Я так и думал, что ему не подняться, – вслух сказал Петр Иванович. – Жалко.
– Да что у него собственно было?
– Доктора не могли определить. То есть определяли, но различно. Когда я видел его последний раз, мне казалось, что он поправится.
– А я так и не был у него с самых праздников. Всё собирался.
– Что, у него было состояние?
– Кажется, что-то очень небольшое у жены. Но что-то ничтожное.
– Да, надо будет поехать. Ужасно далеко жили они.
– То есть от вас далеко. От вас всё далеко.
– Вот не может мне простить, что я живу за рекой, – улыбаясь на Шебека, сказал Петр Иванович. И заговорили о дальности городских расстояний, и пошли в заседание.
Кроме вызванных этой смертью в каждом соображений о перемещениях и возможных изменениях по службе, могущих последовать от этой смерти, самый факт смерти близкого знакомого вызвал во всех, узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я.
«Каково, умер; а я вот нет», подумал или почувствовал каждый. Близкие же знакомые, так называемые друзья Ивана Ильича, при этом подумали невольно и о том, что теперь им надобно исполнить очень скучные обязанности приличия и поехать на панихиду и к вдове с визитом соболезнования.
Ближе всех были Федор Васильевич и Петр Иванович.