Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

ВОЙНА И МИР. ВАРИАНТЫ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ Н. С. РОДИОНОВА

I. ВАРИАНТЫ ИЗ ЧЕРНОВЫХ АВТОГРАФОВ И КОПИЙ

* № 160 (рук. № 89. T. III, ч. 1, гл. I, II, III).

– Monsieur, mon fr?re,[1 - Государь, брат мой,] – писал весною 1812 г. император Наполеон императору Александру. – Le comte de Norbonne m’a remis la lettre, dont Votre Majestе l’а chargеe pour moi. J’y ai vu avec plaisir qu’elle se rappele de Tilsit et d’Erfurt,[2 - [Граф де Норбон передал мне письмо вашего величества. Вижу с удовольствием, что вашему величеству памятны Тильзит и Эрфурт,]] и т. д.

– Monsieur, mon fr?re, – писал[3 - Зачеркнуто: памятного] 12 июня,[4 - Зач.: накануне которого] на другой день после того, как войска Наполеона перешли Неман[5 - Зач.: и вступили в русскую землю.]. – J’ai appris que malgrе la loyautе ...... Si Votre Majestе n’est pas intentionnеe de verser le sang de nos peuples pour une mesentendu de ce genre ........... un accommodement entre nous sera possible.

Il dеpend encore de Votre Majestе d’eviter ? l’humanitе les calamitеs d’une nouvelle guerre.

Alexandre.[6 - До меня дошло, что, несмотря на прямодушие ...... Ежели ваше величество не расположены проливать кровь наших подданных из-за подобного недоразумения ........... соглашение между нами будет возможно.Ваше величество еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.Александр.]

Таковы были два последние письма, два последние выражения отношений между этими двумя лицами.

Но видно, несмотря на два раза вызываемые Наполеоном в письме воспоминания Тильзита и Эрфурта, несмотря на подразумеваемое обещание, что он останется таким же обворожительным, каким он был в Тильзите и Эрфурте, несмотря на это желание сквозь все сложные международные и дипломатические тонкости отношений проникнуть к самому сердцу, к личным, дорогим воспоминаниям о дружбе с Александром (как прежде любимая женщина говорит, усмиряя ожесточенного, охладевшего любовника: «а помнишь первую минуту признания, а помнишь минуту самозабвения – эту ночь при лунном свете»). Несмотря на всё это, видно, то, что имело совершиться, должно было совершиться, и Monsieur Mon Fr?re, Sa Majestе l’Empereur Napolеon[7 - След. два слова при последующей правке рукописи были надписаны Толстым вместо зачеркнутого слова: еtait] quoique vеritablement intentionnеe de[8 - След. два слова надписаны позднее.] ni pas verser le sang de nos peuples et[9 - Зачеркнуто: ne pas] d’еviter ? l’humanitе les calamitеs d’une nouvelle guerre,[10 - [Государь, брат мой, его величество император Наполеон, хотя искренне намеревавшийся не проливать крови наших народов и избежать бедствий новой войны, грозящей человечеству,]Дальнейший текст, кончая: В этом состоит всё недоразумение, вписан при дальнейшем просмотре рукописи.] вступил в пределы России, т. е. должен был поступить, как он поступил, так же неизбежно, как[11 - Зач.: должна двигаться стоящая на колесе лошадь] падает с ветки созревшее яблоко.

Обыкновенно думают, что чем больше власти, тем больше свободы. Историки, описывая мировые события, говорят, что такое-то событие произошло от воли человека: Кесаря, Наполеона, Бисмарка и т. п., хотя сказать, что в России погибло 100.000 людей, убивая один другого, потому что так хотел один или два человека, так же бессмысленно, как сказать, что подкопанная гора в миллион пудов упала потому, что последний работник Иван ударил под нее лопатой, Наполеон не привел в Россию Европы, но люди Европы привели его за собой, заставив его управлять собою. Для того, чтобы убедиться в этом, стоит просто подумать о том, что приписывают этому человеку[12 - Зач.: ни больше, ни меньше как приказ] власть заставить 100.000 людей убивать друг друга и умирать. Понятно, что может быть зоологический человеческий закон, подобный зоологическому закону пчел, заставляющему их убивать друг друга и самцов убивать один другого, и даже история подтверждает существование этого закона,[13 - Зач.: но непонятно] но чтобы один человек велел убивать друг друга милионам – это не имеет смысла, потому что непонятно и невозможно. Отчего мы не говорим, что Атилла повел свои полчища, а уже понимаем, что народы пошли с востока на запад,[14 - Зач.: но не понимаем этого] в новой истории мы еще не хотим понимать этого.[15 - Зач.: А между прочим это ясно. Есть события, действия произвольные]

Нам всё еще кажется, что пруссаки побили австрийцев, потому что Бисмарк очень остроумен и ловок, тогда как всё остроумие Бисмарка только подделывалось под историческое, неизбежно имевшее совершиться событие. Этот обман наш происходит от двух причин: во-первых, от психологического свойства подделывания apr?s coup[16 - [задним числом]] умственных причин тому, что неизбежно совершается, как мы подделываем сновидения в прошедшем под факт, совершившийся в минуту пробуждения, и во-вторых, по закону совпадения бесчисленного количества причин в каждом стихийном событии, по тому закону, по которому каждая муха может справедливо считать себя центром и свои потребности – целью всего мироздания, по тому закону, по которому человеку кажется, что лисица хвостом обманывает собак, а она только работает рычагом для поворота. Фатализм в истории столь разумен, как неразумен в отдельном человеке. Недаром слово Соломона – сердце царево в руце божией – сделалось пословицей. Царь есть раб истории, стихийного события, и у него произвола менее, чем у других людей. Чем больше власти, чем больше связи с другими людьми, тем меньше произвола.

Есть действия непроизвольные, относящиеся к стихийной жизни человека, и есть действия произвольные, что бы ни говорили физиологи и как бы точно ни исследовали нервы. Один неотразимый аргумент против них есть тот, что сейчас я могу поднять и могу не поднять руку. Я могу продолжать писать и остановиться. Это – несомненно. Но могу ли я в споре знать, что я скажу, могу ли я на войне знать, что я сделаю, могу ли в столкновении, каком бы то ни было, с другим человеком, в таком действии, где вообще субъект моей деятельности не я сам, – могу ли я знать, что я сделаю? Нет, не могу. Там действую я по стихийным, непроизвольным законам человечества. И чем больше власти, чем больше связи с другими людьми, тем меньше свободы. Действуя над самим собой, ученый, художник, мыслитель – свободен, действуя над людьми, полководец, царь, министр, муж, отец – несвободен, подлежит стихийным законам и, подчиняясь им, с помощью воображения и ума бессознательно подделывает свою свободу и из бесчисленных совпадающих причин каждого стихийного явления выбирает те, которые ему кажутся оправдывающими его свободу. В этом состоит всё недоразумение.

Monsieur Mon Fr?re l’Empereur Napolеon,[17 - Государь, брат мой, император Наполеон,] несмотря на то, что ему более, чем когда-нибудь, теперь казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples,[18 - [проливать или не проливать кровь своих народов,]] никогда более, как теперь, не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (полагая, что он действует по своему произволу) делать то, что должно было совершиться. Он не мог остановиться, но мог поступать иначе.[19 - Зачеркнуто позднее: он даже не делал ничего, делали След. слово вписано позднее.] Бесчисленные сложные[20 - Зач. позднее: неразбираемые] исторические причины[21 - След. семь слов вписаны позднее.] вели к тому, что должно было совершиться, а он был их вывеской, он, как[22 - Зач. позднее: белка и надписано: лошадь] лошадь в колесе, думал, что он[23 - Зачеркнуто: дви[жется]] бежит вперед[24 - Вписаны позднее следующие три слова.] для своих целей, и двигал механизм, подделанный к колесу[25 - Зач. позднее: белки и надписано: лошади] лошади. Войска громадные[26 - Зач. позднее: и ‹власть› сила громадная, собранная в один центр (не потому собранная, что он собрал ее, а потому, что она сложилась, собралась сама и должна была иметь центр, который случайно был он) и надписано: были] были собраны по[27 - Зач. позднее: тем же] стихийным, непроизвольным причинам. Этой силе надо было деятельность. Первым предлогом, естественно представлявшимся, была Россия, и по закону совпадения причин подделались сами собою 1000 мелких причин: укоры за несоблюдение континентальной системы, герцог Ольденбургский, минута желчного настроения во время выхода, когда Наполеон, сам не зная что, наговорил Куракину, русскому послу в Париже.

Потом двинулись войска в Пруссию, чтоб поддержать угрозу. Чтобы угроза была не шуточная, нужно было сделать и серьезные приготовления. Делая серьезные приготовления, тот, кто их делал, увлекался ими. Когда много их было сделано, была fausse honte,[28 - [ложный стыд,]] чтобы они не пропали даром, была потребность приложить их к делу. Были переговоры, которые, по взгляду современников, были[29 - Следующее слово вписано позднее.] делаемы с искренним желанием, направлены к достижению мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны и делали неизбежным столкновение.

Не воля Александра, не воля Наполеона, еще менее воля народов, еще менее континентальная система или герцог Ольденбургский, или интриги Англии, но бесчисленное количество совпадающих обстоятельств, из которых каждое могло быть названо причиной, вело к тому, что должно было быть: к войне, крови,[30 - Вместо зачеркнутого: и разрушению, и возникновению новых условий жизни позднее вписано окончание фразы.] к тому, что противно самому человечеству и потому не может происходить по его воле.

Когда созрело яблоко и падает, отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его? Ничто не причина. Всё[31 - Вписаны позднее следующие два слова.] это – только совпадение тех условий, при которых совершается жизненное, органическое, стихийное событие.[32 - Стихийное событие вписано позднее вместо зач.: явление] И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает от того, что клеточка… и т. п., будет так же[33 - След. четыре слова вписаны позднее.] прав и так же неправ, как и ребенок, стоящий внизу, скажет, что оно упало оттого, что ему хотелось съесть его.

Как[34 - След. два слова вписаны позднее.] прав и неправ будет тот, который скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел этого. В исторических событиях великие люди суть ярлыки, дающие наименование событию, но которые так же, как ярлыки, менее всего имеют связи с самим событием.

№ 161 (рук. № 89. T. III, ч. 1, гл. II).

[35 - Зачеркнуто: В то самое утро 11 июня <как происходило это гулянье в Вильне, в это>, особенно замечательное прекрасной летней погодой, после гроз <утро 11 июня> польский <полковник Поговский> майор Сухорже[вский], в первый приезд Hеl?ne в Бартенштейн очень близко знакомый с нею, теперь находясь в службе императора Наполеона и отделенный от Hеl?ne и всего русского, несмотря на близость расстояния, больше, чем океаном – цепью часовых, стоял с своим полком недалеко от Ковно на берегу Немана. В это утро Позднее вписаны первые полторы строки варианта, кончая: у Немана,]11 июня в 11 часов польский полковник Поговский, стоявший с полком улан у Немана, увидал скачущую прямо к нему коляску на шести взмыленных[36 - Зач.: рысаках,] лошадях, сопутствуемую императорской свитой. В коляске сидел император Наполеон, в своей шляпе и[37 - След. шесть слов вписаны позднее.] мундире старой гвардии, и говорил с Бертье. Поговский никогда не видал императора,[38 - Зач. позднее: и был пленен его видом в нынешнее утро. Вместо зач. надписан конец фразы.] но тотчас узнал его и собрал свою команду для отдания чести. Наполеон находился в это утро в том же состоянии, в котором он был в памятное утро Аустерлицкого сражения. Он был в том утреннем, свежем, ясном состоянии, в котором[39 - Зачеркнуто позднее: гимнаст прыгает на два вершка выше обыкновенного прыжка, пьянист сделает чисто пассаж, никогда не удающийся, ездок сядет на опасную лошадь и без труда заставит ее покориться, мыслитель сразу изложит свою мысль и увидит свой труд ясно во всем объеме, – состояние, в котором] всё трудное делается естественно легким, и именно потому, что человек верит в себя, что он всё может сделать, больше, чем верит – ни на минуту не сомневается и делает, как будто какая-то внешняя, независимая от него сила заставляет его действовать. Наполеон с утра находился в этом состоянии, еще более усиленном 15-верстной прогулкой на быстрых лошадях, мягких рессорах, по прекрасной дороге, между покрытой еще ночным дождем зеленью в трубку подымающейся ржи и во всем блеске июня распустившейся зелени лесов. Он выехал (как он думал) для того, чтобы осмотреть место для переправы на Немане[40 - На полях: Здоровается с полками; блестящий вид полков.]. Он еще не решил в своем уме вопрос о том, перейдет ли он теперь Неман, или подождет нового ответа Лористона, но в сущности он поехал потому, что[41 - Зачеркнуто: утро было хорошо, что вместо зач. надписан позднее текст, кончая: Утро было прекрасное,] он в это утро был неизбежным исполнителем воли Провидения. Утро было прекрасное, он находился в том утреннем, Аустерлицком состоянии, в котором ему неизбежно нужно было предпринять что-нибудь, его веселила мысль, что он, он – несмотря на всё свое величие, несмотря на последнее Дрезденское пребывание, во время [которого] короли и императоры составляли его дожидающ[ийся] выхода двор, он, сделавший милость Австрийскому дому, вступив в брак с его принцессой, – он, несмотря на это, сам едет осмотреть место переправы и отдать нужные приказания.[42 - Зач. позднее: Он делает то, что не сделает ни один государь, ни тот Александр, который хочет бороться с ним. И оттого ни один не может и не будет мочь бороться со мною.] Поздоровавшись с польскими уланами, он, не спуская глаз с делавшего в этом месте крутого изгиба Немана, вышел из коляски и махнул рукою к себе офицеров. Несколько генералов и офицеров подбежало к нему. Сухоржевский был один из первых, и Наполеон обратился к нему с вопросами о дорогах к Неману и о расположении аванпостов.[43 - На полях написано позднее: Ужас всех, чтобы его не застрелили и этом костюме Н[аполеона].] Не дослушав еще конца речей Сухоржевского, Наполеон, отпустив от глаз зрительную трубу, в которую он смотрел,[44 - Далее, кончая словами: под выстрелы казаков. Наполеон надписано позднее.] и сказал Бертье, что он намерен сам осмотреть Неман. Бертье поспешно спросил офицеров, не представляет ли такая рекогносцировка опасности от казаков для императора, и на утвердительный ответ доложил императору, что его особа и шляпа слишком известны всему миру и что было бы неблагоразумно ему выехать под выстрелы казаков. Наполеон оглянулся на офицеров, отыскивая между ними человека своего роста. Сознание своего небольшого роста всегда было неприятно Наполеону, и большой рост смущал его. Но это было счастливое утро, как оно всегда бывает счастливо для людей, находящихся в счастливом расположении духа. Или офицеры случились небольшого роста, или Наполеон заметил только малорослых,[45 - Конец фразы вписан позднее.] он сказал с улыбкой, что наденет польский мундир. Несколько[46 - Исправлено из: по несколько] офицеров подходящего роста поторопились скинуть свои мундиры, в том числе и Сухоржевский. Но он еще не успел открыть плечи, как строгий взгляд[47 - Зачеркнуто: Бертье] одного из свиты Наполеона остановил его. Наполеон, как Парис с яблоком, избирающий красавицу, не улыбаясь, оглянул раздевшихся офицеров и потому ли, что полковник Поговский был старше чином, или что открывшееся из-под снятых мундиров белье было чище всех на Поговском, император[48 - император исправлено из: но он] выбрал его и, сняв свой серый сюртук с лентой, который тотчас же был подхвачен, как реликвия, надел сюртук и фуражку Поговского. Бертье позади тоже поспешно[49 - Зач.: одевался] наряжался в польского улана и[50 - Зачеркнуто позднее: уже поняв, в чем было дело,] отдавал приказание, чтобы императору была[51 - Зач.: подана] выбрана посмирнее верховая лошадь, так как Бонапарт был не смелый и не твердый ездок. В сопровождении одного Бертье и майора Сухоржевского Наполеон верхом поехал к деревне Алексотену и оттуда к Неману, за которым вдалеке видны были русские казаки.

Увидав тот Неман, на котором был 5 лет тому назад Тильзитский мир, и, главное, тот Неман, за которым[52 - Зач.: было] начиналось то таинственно-громадное скифское государство, подобное тому, в которое ходил Александр Македонский, за которым был этот Александр, дерзко требовавший отступления французских войск из Померании, тогда, когда вся Европа преклонялась перед ним, владыкой Франции, за которым была эта ville asiatique Moscou avec ses innombrables еglises et ses pagodes chinoises;[53 - [азиатский город Москва с ее бесчисленными церквами и китайскими пагодами;] Зач.: Когда] увидав этот Неман, это прекрасное небо, далеко открывающие зелень поля,[54 - Зач.: увидав молодцеватых польских] скрывающиеся там, надев раз польский мундир и сам выехав под выстрелы русских аванпостов – он[55 - Зач.: уже] не мог не[56 - Зач.: дать при[казание]] решить в своем уме что завтра он наступает. Возвращаясь назад верхом, к селению Ногарлиски, Сухоржевский, ехавший сзади, слышал, как великий человек фальшивым голосом запел Malborough s’-en-va-t-en-guerre[57 - [Мальбрук в поход собрался]] и видел блестящий, светлый, веселый взгляд, который безучастно и[58 - Зач.: однообразно указывал] безразлично остановлялся на всем и говорил о счастливом, легком состоянии в эту минуту великого человека. В Ногарлиски послано вперед приказание перевести в них главную квартиру и там[59 - Зач.: отдано приказание наст[упать]] продиктована Наполеоном диспозиция перехода через Неман и наступления. Кроме того, в Ногарлисках же были в первый раз представлены императору Наполеону образцы выделанный на 100 миллионов рублей фальшивых русских ассигнаций, сличены с настоящими[60 - След. три слова вписаны позднее.] и одобрены императором, и представлен к подписанию приговор расстреляния польского сержанта,[61 - Зачеркнуто: неповин[ного]] сказавшего дерзость французскому генералу.[62 - Зач. позднее: Император Наполеон был доволен исполнением приказания по выделке фальшивых ассигнаций и приказал выдать денежную награду производителю. Приговор расстреляния тоже был им подписан.]

* № 162 (рук. № 89. T. III, ч. 1, гл. III).

<Государь Александр с военным двором около месяца жил в Вильно. Та же,[63 - След. четыре слова вписаны позднее, вместо зач. в конце фразы: точно так же, как и в Петербурге] как и в Петербурге, давка тщеславных, корыстолюбивых интересов происходила около него. Точно с теми же чувствами ходили люди по улицам Вильно, с которыми они ходили по Морской и Невскому.[64 - След. восемь слов вписаны позднее.] Точно с теми же надеждами, завистями и желаниями, с маленьким оттенком национального различия, толпились поляки и полячки на балах и приемах государя и великого князя.[65 - На полях: Анатоль и Борис. Анатоль подходит к сестре и говорит: а знаешь, мне кажется, я скверно поступил.] 11 июня в Вильне было гулянье. В с иголочки новом мундире[66 - След. восемь слов – позднейшее исправление из: с вензелями на эполетах,] с одним эполетом и аксельбантом, с той гордой и спокойной особенностью придворного молодого человека, для которого мир существующий ограничен весьма малым количеством придворных людей, шел по главному гулянью Вильно между рядами Борис Друбецкой и подходил к остановившимся коляскам знакомых дам. Великолепный польской[67 - Слово: польской вписано позднее.] цуг серых в коляске, в которой сидела в шелку,[68 - Зач.: и <бархате> кисее и надписано позднее: кружевах] кружевах красавица Hеl?ne, стал на самом видном месте,[69 - Зач.: Борис] окруженный генерал-адъютантами и графами польскими и русскими. Борис, не соображая своих прежних отношений к Hеl?ne (все эти соображения не могли иметь места для светского человека. «Une femme du monde[70 - [Светская женщина]] – она, un homme du monde[71 - [светский человек]] я, – подумал он,[72 - Далее восемь слов вписаны позднее.] – всё, что было, должно быть comme non avenu»[73 - [как не бывшее]]), подошел к ней, потому что хорошо было с ней иметь вид близкого.[74 - Зачеркнуто: И действительно] Они обменялись приятными дружескими улыбками и заговорили о бале. Предстоящий бал был некоторого рода новость и оригинальность, которую затеяли придворные люди. Пришло в голову это Балашеву, и все приняли мысль. Дело было в том, чтобы дать бал государю генерал-адъютантам[75 - След. два слова вписаны позднее.] от себя. Они собрались, составили подписку по 300 р., взяли прелестный загородный дом Бенигсена и пригласили государя. Бал должен был быть великолепен и имел особенную прелесть именно своей оригинальностью. Узнали, кого государю приятнее будет видеть хозяйкой бала, и пригласили эту даму. Hеl?ne одно время была в надежде и волнении, что выберут ее, но теперь считала нужным радоваться выбору другой дамы,[76 - След. пять слов вписаны позднее.] совершенно скрыв свою прежнюю надежду. Лучше выбора не могли сделать.

– On dit, que ce sera charmant et surtout le feu d’artifice,[77 - [Говорят, будет очаровательно и особенно фейерверк,]] – сказала она Борису. Поговорив о бале и обещая Борису 2-й cotillon,[78 - [котильон,]] вечером они разошлись.>

* № 163 (рук. № 89. T. III, ч. 1, гл. III—VII).

Вечером на другой день был веселый, блестящий праздник с графиней Лович[79 - Зач.: и обворожительными польскими дамами, прелестной музыкой, фейерверком.]. Было особенно весело и оживленно.[80 - Далее, кончая словами: тоже на этом бале позднейшая вставка, написанная на полях.] В числе польских красавиц графиня Безухая не уронила репутацию русских красавиц и была замечена.[81 - Зач.: В числе молодых танцоров] Борис Друбецкой,[82 - Зач.: адъютант, обращал на себя внимание своими отличными танцами, вел бал] через Hеl?ne Безухову получив приглашение, был тоже на этом бале. В 12-м часу ночи еще танцовали. Государь прохаживался между танцующими и осчастливливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить. Борис, как и все на бале, удостоенном императорским присутствием, душою всё время стремился к государю и был при нем, хотя и танцовал и говорил с дамами. При начале мазурки он видел, что Балашев подошел к государю, говорившему что-то польской даме, и остановился – непридворно остановился подле государя. Это что-нибудь значило. Государь взглянул вопросительно и понял, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, что ему нужно было говорить с государем.[83 - Зач.: Окончив] Поклонившись даме слегка в знак, что аудиенция кончена, государь обратился к Балашеву и, взяв его под руку, пошел с ним, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон, сажени на 3, широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис[84 - Зачеркнуто: заметил След. два слова надписаны позднее.] посмотрел на грубое и подло-преданное лицо Аракчеева, который, заметив разговор государя с Балашевым, тянулся из толпы, но не смел подойти ближе. Борис, как и большинство порядочных людей, чувствовал инстинктивную антипатию к Аракчееву, но милость к нему государя заставляла его сомневаться в справедливости своих чувств. Балашев что-то с весьма серьезным лицом говорил государю. Государь быстро выпрямился, как человек оскорбленный и удивленный, и продолжал ласково и спокойно слушать. Борис, несмотря на ясное сознание, что то, что говорилось, очень важно, несмотря на страстное желание узнать, в чем дело, поняв, что, ежели граф Аракчеев не смеет подвинуться ближе, ему и думать нечего, отошел к стороне. Совершенно неожиданно государь с Балашевым направились прямо к нему (он стоял у выходной двери в сад),[85 - Заключенное в скобки – позднейшая вставка.] он не успел отодвинуться и слышал следующие слова государя, говорившего с волнением лично оскорбленного человека:

– Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле.

При этих словах государь, заметив Бориса, взглянул на него гордо, решительно и, как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова – он был доволен формой выражения своей мысли и был доволен даже, что Борис восторженно и почтительно услыхал его.

– Чтоб никто не знал, – прибавил государь. (Борис понял, что это относилось к нему.) И государь прошел. Известие, сообщенное Балашевым на бале государю, было – без объявления войны переход Наполеона со всей армией через Неман, в одном переходе от Вильно.

Неожиданное известие это было особенно неожиданно после месяца[86 - Зач.: спокойного] несбывающегося ожидания и на бале. Государь был в первую минуту возмущен и взволнован этим известием и нашел под влиянием этого минутного чувства то, потом сделавшееся знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему, выражая вполне его[87 - Зач. позднее: впечатление и надписано: чувства.] чувства. Возвратившись домой с бала, государь в 2 часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать[88 - Зач.: манифест] приказ Петербургскому военному губернатору и войскам, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится, пока хоть один вооруженный останется[89 - В рукописи: не останется] на русской земле.[90 - На полях конспект: Поездка Балашева. Мюрат – Даву. Вдруг соскочили (у Даву). Генерал-адъютант. Он пленный и даже страшно.Фальшивые ассигнации и расстрел мародеров. Наполеон сам не знает, зачем перешел. Перешел потому, что сел верхом и легко перейти. Какие требует условия? Императора австрийского успокоил подарками, колье бриллиантовое, в ту минуту, как он говорит с Балашевым.]

[91 - Зачеркнуто: В эту же ночь]На другой день было написано то[92 - Слово: то вставлено позднее.] письмо,[93 - След. два слова надписаны позднее.] начинающееся словами Monsieur mоn Fr?re[94 - След. пять слов – позднейшая вставка.] (которое выписано в начале главы), и послан Балашев к Наполеону с последней попыткой примирения. На другой день новость, привезенная Балашевым, была известна всем. Императорская квартира переехала на станцию, назад в Свенцианы, и все войска отступали.

–

Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хоть один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать их Наполеону; хотя, вероятно, именно потому, что государь чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения, именно потому он не написал их в письме и именно приказал Балашеву передать их,[95 - Окончание фразы надписано позднее. Далее зач.: Балашев выехал верхом в сопровождении двух казаков и трубача под впечатлением последней беседы с государем и лестного чувства быть представителем могущественнейшего и благороднейшего из государей.] т. е. чувствовал личную потребность выразить их.

Выехав ночью, Балашев к рассвету приехал на аванпосты и был остановлен французскими кавалерийскими часовыми. Гусары-солдаты в малиновых мундирах не пропустили его, не сделали ему чести, непочтительно, как и должно было быть, угрюмо в его присутствии переговаривались между собою и послали к офицеру. Необычайно странно было Балашеву, привыкшему издавна по своей службе к почестям и после той близости к высшей власти и могуществу – разговора 3 часа тому назад с государем – видеть тут, на русской земле, это[96 - Позднее зач.: непочтительное и далее вписано: и, главное, непочтительное] враждебное и, главное, непочтительное отношение к себе. Но естественно приходила мысль о ничтожестве этих людей, о том, что, несмотря на то, что они кажутся такие же люди, как он, с руками, с ногами, с воспоминанием, с мыслями, несмотря на то, что они грубой силой своей преграждают ему путь, – они относятся к нему, как относится[97 - Зач.: крупинка] зернышко молотого хлеба к одному из главных колес мельницы. Он не смотрел даже на них в то время, как ожидал в цепи. Он ожидал недолго. Французский гусарский полковник Юльнер выехал к нему на красивой, сытой, серой лошади с видом довольства и исправности, которое было и на его солдатах, находившихся в цепи. Это было то первое время кампании, когда войска еще находятся в исправности, почти равной смотровой мирной деятельности, только с оттенком неформенной воинственности и с нравственным оттенком того веселья и раздраженности, предприимчивости, которые всегда сопутствуют началу кампании. Войска чистятся, щеголяют, как будто не зная того, что очень скоро они не только не будут успевать расчесывать хвосты лошадей, но и свои собственные волосы, как будто не знают, что скоро не только не будет веселья, но будет страх, ужас, страдания и смерть.[98 - Зачеркнуто позднее вписанное на полях: Еще война была похожа для Балашева и Мюрата на веселую игру, хотя, в сущности, настоящее значение ее уже начиналось для некоторых: для одного казака, раненного на аванпостах пулей в локоть и которому доктора, пользуясь еще редким тогда случаем операции, весело отрезали руку, и кое для кого больных, завязших в грязи, избитых и ограбленных в той и другой армии.]

Полковник Юльнер был сдержанно и достойно учтив, видимо понимая[99 - Зач.: всю важность] всё значение посылки Балашева. Он провел его[100 - Зач. позднее: через цепь и вывел навстречу ехавшему Мюрату, так как Вместо зач. надписан конец абзаца и далее, кончая словами: тот самый Мюрат,] мимо своих солдат и с приятной улыбкой вступил с ним в разговор.

Не проехали они 100 шагов, как навстречу им показался едущий король Неаполитанский, тот самый Мюрат, [который] так бойко один взял Венский мост и который за все свои услуги Наполеону теперь уже давно был королем Неаполитанского королевства. Когда Юльнер, указывая на блестящую группу, впереди которой ехал в красной мантии, облитый золотом и дорогими каменьями[101 - Слово: каменьями пропущено в этой рукописи и восстановлено по следующей.] Мюрат, сказал, что это – Неаполитанский король, Балашев[102 - Слово: Балашев переделано позднее из: Балашеву. Далее зач.: невольно пришло в голову, как и всем, кто тогда слышал про Мюрата или видел его: почему же гасконец без роду-племени, образования и ума – Неаполитанский король и почему – не я Неаполитанский король? Но почему бы это ни было, все верили, что Мюрат – Неаполитанский король, хотя в душе и знали, что это только на короткое время, верили и его подданные и чужие и называли его «ваше величество». И больше всех сам Мюрат верил, что он – действительно Неаполитанский король. Он верил в это так сильно, что Вместо зач. надписано, кончая словами: Мюрату, который был теперь король,], в знак согласия и уважения, слегка наклонил голову и поехал навстречу Мюрату, который был теперь король,[103 - Зач.: в чем никто не сомневался. Дальнейший текст, кончая словами: Это был тот Мюрат, который вписан позднее.] величавее и представительнее, чем он был в 1805 году на Венском мосту, где они с Бельяром эскамотировали[104 - Галлицизм от франц. слова excommunier – отлучать.] другую половину Вены. Это был уже тот Мюрат, который назывался Неаполитанским королем, во что все совершенно искренне верили. Это был тот Мюрат, который[105 - Зачеркнуто: уезжая] накануне того дня, когда, по требованию Наполеона присоединиться к его армии, он выезжал из Неаполя, прохаживаясь под руку с своей супругой и придворными по улицам Неаполя и когда два пирожника-итальянца вскочили от своих мест и прокричали[106 - Зач.: ему в] для того, чтобы развлечься от скучных занятий дня: Viva il re;[107 - Да здравствует король;] Мюрат с грустной улыбкой, которая тотчас же, как и всякая царская улыбка, отразилась на лицах придворных, сказал:

– Les malheureux! Je les plains… ils ne savent pas que je les quitte demain.[108 - Несчастные! Мне их жаль… они не знают, что завтра я их покидаю. Далее зач.: Этот самый и вписаны след. одиннадцать слов, причем осталось незачеркнутым слово: был]

Он, как немного разъехавшийся, но всё готовый на службу старый конь, ехал на арабском жеребце, chamarrе d’or et des pierreries,[109 - [разукрашенный золотом и драгоценными каменьями,]] веселый, сияющий, оживленный прежним привычным делом войны, подъехал навстречу Балашеву, притронулся рукой к своей обшитой золотом и с страусовыми перьями шляпе и весело приветствовал генерал-адъютанта императора Александра.[110 - Следующая фраза вписана на полях позднее.] Он подъехал близко и положил руку на холку лошади Балашева. Его добродушное усатое лицо сияло самодовольством, когда Балашев, разговаривая с ним, поддавал ему: ? Votre Majestе, de Votre Majestе[111 - [Вашему Величеству, о Вашем Величестве]] во всех падежах, с неизбежной аффектацией учащения титула обращаясь к лицу, для которого титул этот еще нов.

Понравилось ли Мюрату лицо Балашева, или вообще он был хорошо, весело расположен прекрасным утром и верховой прогулкой, но он, слезши с лошади и взяв под руку Балашева, вступил в тон разговора вовсе не королевского и не вражеского, а в тон добродушных, веселых[112 - Зач.: лакеев] слуг ссорящихся господ, которые останутся добрыми приятелями, несмотря ни на какие отношения между принципалами.

– Eh bien, gеnеral! Tout est ? la guerre, ? ce qu’ il para?t,[113 - Ну, что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал Мюрат.

Балашев сознался, что это действительно так, но заметил, что государь Александр не желал войны и что его посылка служит доказательством этого.

– Так вы считаете зачинщиком войны не императора Александра? – сказал Мюрат с добродушной улыбкой из-под своих усов.

Поговорив о причинах войны, Мюрат сказал, вероятно, то, что он и не желал сказать, но сказал под влиянием развеселения:

– [114 - Зачеркнуто: Душевно желаю, что]Je dеsire de tout mon coeur que les empereurs s’arrangent entre eux, et que la guerre commencеe malgrе moi se termine le plus t?t possible.

– Je ne vous retiens plus. Charmе d’avoir fait votre connaissance, gеnеral,[115 - Я желаю от всей души, чтоб императоры покончили дело между собой и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.Я вас не задерживаю более. [Рад был познакомиться с нами, генерал,]] – прибавил Мюрат, и Балашев, откланявшись его величеству, поехал дальше, по словам Мюрата, предполагая весьма скоро встретить самого Наполеона.

Но вместо скорой встречи с Наполеоном часовые пехотного корпуса Даву опять задержали Балашева, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его к маршалу Даву.

Сумрачный солдат Даву был совершенная противоположность Мюрату.

[Далее со слов: Это был Аракчеев императора Наполеона кончая: когда к нему ввели Балашева близко к печатному тексту. Т. III, ч. 1, гл. V.]

[116 - На полях запись для памяти, относящаяся к другому месту: Князь Андрей говорит, что он мучитель, и с прокл[ятием] его уезжает.]Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув[117 - След. два слова вписаны позднее.] через очки на веселое и представительное под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом лицо Балашева, еще больше нахмурился и зло усмехнулся.[118 - Зач.: продолжая карандашом отмечать кресты на полях бумаги.]

«Вот мы, французы с любезностями, – подумал он, – теперь не до любезностей. Я был против этой войны, но ежели раз уж война начата, то надо не любезничать, а работать».[119 - Зач.: Поставив в неловкое положение Балашева тем, что он не сразу обратился к нему, и искосясь] Заметив на лице Балашева неприятное впечатление, Даву строго, холодно обратился к нему с грубым вопросом: что ему нужно. Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал-адъютант императора Александра и[120 - Зач.: подавив и надписано: даже] даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение.