Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

* Б.

Б?ГЛЕЦЪ.

Iеръ. 1 Сентября. 1860.

Глава.

Господа, вернувшись съ охоты, сид?ли въ своей хат? и не посылали за Ерошкой. Даже Ванюш? было приказано не говорить съ старикомъ и не отв?чать ему, ежели онъ станетъ что-нибудь спрашивать. Первый выстр?лъ сд?лалъ Ол?нинъ, и съ того м?ста по всему сл?ду была кровь. Второй выстр?лъ, когда свинья уже остановилась, сд?лалъ Ерошка. Правда, что она упала, но ползла еще, и посл?днiй выстр?лъ изъ двухъ стволовъ сд?лалъ новопрi?зжiй гость. Стало быть, ни въ какомъ случа? свинья не принадлежала одному Ерошк? и онъ не им?лъ никакого права, никому не сказавши, привязать ее хрюкомъ за хвостъ маштачку, прежде другихъ увезть ее въ станицу, опалить и св?жевать, не давъ времени охотникамъ вернуться и полюбоваться на раны и поспорить. По предложенiю Оленина вс? решились наказать Ерошку за такой поступокъ совершеннымъ равнодушiемъ и невниманiемъ. Когда охотники прошли по двору, въ то время какъ дядя св?жевалъ зв?ря, ихъ молчанiе не поразило его. Онъ объяснилъ его себ? сознанiемъ его правоты съ ихъ стороны. Но когда онъ, соскучившись быть одинъ, съ окровавленными еще руками и растопыренными толстыми пальцами, вошелъ въ хату и, показывая расплюснутую въ лепешку свою пулю, которую онъ вынулъ изъ грудины, попросилъ выпить, его озадачило, что никто ему не отв?тилъ. Онъ хот?лъ разсм?шить ихъ кол?нцомъ, но вс? присутствующiе выдержали характеръ, онъ засм?ялся одинъ, и ему больно стало.

– «Что жъ, свинью ты убилъ, дядя», сказалъ Ол?нинъ: «твое счастье».

– «Что жъ чихирю не поднесешь?» сказалъ старикъ хмурясь. —

– «Ванюша, дай ему бутылку чихирю. Только ты пей въ своей хат?, а мы въ своей. В?дь ты убилъ свинью. Небось бабы какъ на тебя радовались, какъ ты по улиц? проволокъ ее. – Ты самъ по себ?, а мы сами по себ?».

И онъ тотчасъ же заговорилъ съ офицерами о другомъ предмет?. —

Ерошка постоялъ еще немного, попробовалъ улыбнуться, но никто не смотр?лъ на него.

«Что жъ такъ то?» Онъ помолчалъ. Никто не отв?тилъ. – «Ну, Богъ съ тобой. Я на тебя не серчаю. Прощай, отецъ мой!» сказалъ онъ съ невиннымъ вздохомъ и вышелъ.

Какъ только онъ вышелъ, Марьяна, которая тутъ же сид?ла подл? печки, разразилась своимъ звучнымъ увлекающимъ хохотомъ, и вс?, кто были въ комнат?, захохотали также. – «Невозможно удержаться, когда она засм?ется», говорилъ прапорщикъ сквозь судорожные припадки см?ха.

Дядя Ерошка слышалъ этотъ хохотъ даже въ своей хат?. Онъ сердито шваркнулъ на земь сумку, которая лежала на его нарахъ, и развалился на нарахъ въ своемъ любимомъ положеньи, задравъ ноги на печку и облокотивъ голову затылкомъ на ружейный ящикъ. Когда онъ бывалъ не въ дух?, онъ всегда колупалъ струпья, не сходившiе съ его рукъ, и теперь онъ принялся за это д?ло.

Кто сказалъ, что только молодость мечтаетъ? Я уб?жденъ, что старики точно также мечтаютъ, какъ молодые люди. Ерошка былъ очень разстроенъ теперь, навзничь лежа на своемъ логовищ?. Онъ на охот? выпилъ несколько стаканьчиковъ водки и въ станиц?, проходя мимо Бурлаковыхъ, остановился, чтобы дать толп? мальчишекъ и бабъ собраться около добычи, и выпилъ еще одинъ ц?лую осьмуху, об?щая зa это св?жины. Такъ что въ настоящую минуту онъ былъ достаточно пьянъ, чтобы воображенiе его работало съ быстротой и живостью. Все ему вдругъ опротив?ло въ этихъ русскихъ, съ которыми онъ прежде такъ любилъ водиться. Особенно постоялецъ его казался теперь невыносимымъ. Ему казалось, что онъ «занимается», что значило гордится, и занимается особенно съ т?хъ поръ, какъ Марьяна открыто стала жить съ нимъ. Т?мъ бол?е ему это казалось досадно, что онъ только себ? одному приписывалъ ихъ отношенiя. Ему досадно было на этихъ солдатъ (вс? русскiе были солдаты въ его глазахъ), которые, ничего не зная, не видавъ, прi?дутъ, привезутъ денегъ (и откуда они деньги берутъ?) и все лучшее забираютъ себ?, отъ д?вокъ и до винтовокъ и кинжаловъ. Досадно, что дурачье казаки терпятъ это. Въ его время не такъ бы было, думалъ онъ. И онъ началъ думать по-татарски. Позвалъ бы его на охоту, Гирей-Хану далъ бы знать. Сняли бы оружье, платье, коня бы съ Гирей-Хана взялъ бы. И – «на теб?, возьми, посади въ яму, пока не выкупится!» И ему приходили въ голову мысли о мщеньи теперь и онъ одинъ посм?ивался, думая о томъ, какъ бы онъ обработалъ голубчика, коли бы захот?лъ.

Отвращенiе, которое онъ испытывалъ нынче къ Русскимъ, навело его на мысль о своихъ, съ которыми онъ мало водился посл?днее время. Все свои; какъ издохнешь, никто кром? своихъ не похоронитъ. И онъ придумывалъ, какъ онъ завтра пойдетъ къ другу Зв?рчику, поставитъ ему осьмуху, и къ старух? нянюк? Лизк? въ скитъ и какъ онъ ее ув?ритъ, что онъ теперь старъ, спасаться хочетъ, и каймаку выпроситъ. И вспомнилъ, какъ онъ жилъ съ этой нянюкой въ молодыхъ годахъ, и своего отца Широкаго, и весь этотъ эпической старинный мiръ воспоминанiй своего д?тства возсталъ передъ нимъ. Онъ закрылъ глаза и перебиралъ эти воспоминанiя. Онъ не спалъ, но и не слыхалъ, какъ ушли офицеры отъ его постояльца, какъ Ванюша приходилъ и выходилъ изъ хаты и какъ потушилъ огарокъ и улегся на противуположной лавк?. —

Онъ ужъ засыпалъ, какъ вдругъ ему какъ будто гд?-то далеко послышался слабый, нер?шительный голосъ, творящiй староверческую молитву: «Господи Іисусе Христе, сыне Божiй, помилуй насъ!» – Онъ прислушался: кто-то слегка стукнулъ въ стекло окошка. Ерошка откашлялся.

«Кому быть? Въ старые годы такъ то д?вки по ночамъ ходили. А може Пакунька?»

«Господи Іисусе Христе»… повторилъ голосъ, но вдругъ зaмолкъ. Ванюша повернулся на кровати.

Дядя Ерошка сейчасъ догадался, что кто бы это ни былъ, кто-то хот?лъ вид?ть его однаго.

«Аминь», сказалъ онъ тихо, всталъ въ одной рубах? и, осторожно ступая по половицамъ, которыя подымались съ однаго конца, подошелъ къ окну, поднялъ и своей широкой спиной, въ которую вжималась его голова, загородилъ все окно.

Вдругъ его голова съ необыкновенной быстротой вернулась въ хату и лицо его выражало серьезную озабоченность и почти страхъ. Онъ взглянулъ на Ванюшу (Ванюша не шевелился), однимъ шагомъ подошелъ къ постели, взялъ ключь отъ кл?ти, лежавшiй подъ подушкой, и опять высунулся въ окно. На двор? была темная ветряная ночь. Когда онъ высунулся, онъ сначала ничего не разгляд?лъ, кроме своего забора, но тотчасъ же его привычнымъ глазамъ представились фигуры двухъ Татаръ, изъ которыхъ одинъ стоялъ у угла, а другой подошелъ къ самому окну, такъ близко, что дядя слышалъ и чувствовалъ его быстрое дыханье. Татаринъ этотъ молчалъ и безпокойно оглядывался. Это быстрое движенiе черныхъ глазъ напомнило что-то странное дяде Ерошк?.

«Кимъ сенъ? кто ты»? сказалъ онъ по-татарски, для чего то рукой стараясь дотронуться до этаго челов?ка.

– «Дядя», дрожащимъ казацкимъ голосомъ замолилъ Татаринъ.

Тутъ то Ерошка высунулся назадъ, изм?нившись въ лиц?, и оглянулъ Ванюшу. Онъ узналъ въ Татарин? своего любимца Кирку, котораго онъ уже 6 л?тъ считалъ мертвымъ.

– «Ступай въ избушку», сказалъ онъ, подавая ему ключъ.

«Этотъ со мной – изъ горъ», сказалъ Кирка, указывая на черную т?нь Татарина, неподвижно стоявшаго у угла, Киркинъ голосъ дрожалъ и глаза ни одно мгновенье не оставались на одномъ м?ст?. Онъ все оглядывался.

«Иди съ нимъ», сказалъ Ерошка по-татарски Татарину; «ясейчасъ приду».

Первый испугъ и недоум?нiе старика изч?зли, онъ опред?лилъ себ? положенiе Кирки и свой образъ действiй, его звуки голоса и движенья опять стали решительны и спокойны. Онъ живо, но тихо, чтобы не разбудить Ванюшу, над?лъ чамбары и бешметъ и подпоясался кинжаломъ. Но онъ над?лъ не старые, а новые бешметъ и чамбары. По его мн?нiю, въ такомъ случа? надо было показать себя. Онъ пошарилъ еще руками по полк? и взялъ дв? спички и Ванюшины м?дныя деньги, которыя лежали на окн?, потомъ нагнулся и изъ подъ Ванюши досталъ изъ погребца флягу съ водкой. Все это быстро и неслышно. Въ с?няхъ онъ нашелъ подъ лавкой постояльцеву одну полную бутылку съ виномъ, одну отпитую; онъ ихъ взялъ съ собой. Лепешка у него была въ избушк?.

Нагруженный такимъ образомъ, онъ сошелъ, стараясь меньше скрипеть, съ сходцевъ и в?рными шагами, нагнувъ голову отъ в?тра, который дулъ ему навстр?чу и такъ и трепалъ его бешметъ, онъ подошелъ къ кл?ти, толкнулъ плечомъ дверь и перешагнулъ черезъ порогъ. Чеченецъ, облокотясь плечомъ о притолку, стоялъ у двери и смотр?лъ въ дверь глазами, которые, казалось, и въ темнот? видели. – Увидавъ старика, онъ взялся было за пистолетъ, но по слову Кирки опустилъ руку и опять также спокойно сталъ смотр?ть въ открытую дверь. Какъ будто онъ былъ дома. Кирки не видать было у входа. Дядя Ерошка ощупью поставилъ посуду на полъ, нашелъ св?чку, притворилъ дверь и зажегъ св?чу.

Когда осв?тилась кл?ть съ своей с?тью, ястребомъ, хламомъ и своими гнилыми ст?нами, чеченецъ взглянулъ на мгновенье на старика и, опять заплетя ногу за ногу и положивъ сухую руку на ручку шашки, сталъ смотр?ть въ отверстiе двери. Кирка сид?лъ на бревн? у ст?ны и закрывалъ лицо руками.

Старикъ р?шилъ самъ съ собою, что прежде надо обойтись съ чеченцомъ, знатокомъ оц?нивъ сразу стройную фигуру, гордый видъ, и красную бороду и закинутую назадъ оборванную папаху чеченца. Онъ понялъ, съ к?мъ им?етъ д?ло.

«Кошкильды!» сказалъ онъ ему обычное прив?тствiе.

– «Алла разы бо сунъ!» отв?чалъ обычнымъ благодаренiемъ чеченецъ.

Старикъ снялъ изъ угла охотничью черкеску, разстелилъ ее, попросилъ гостя с?сть и началъ его спрашивать. Чеченецъ с?лъ и отв?чалъ сначала отрывисто, потомъ старикъ поставилъ передъ нимъ водку и лепешку. Чеченецъ выпилъ, они пожали другъ другу руки и сказали слово: кунакъ – другъ, гость. Старикъ просилъ чеченца снять оружье; чеченецъ отказался, но долго и скоро сталъ говорить что-то Ерошк?, указывая на Кирку и часто говоря: «Киркя, Киркя» и «Ерошкя», на что Ерошка утвердительно кивалъ головой.

Въ середин? его р?чи Кирка, выпившiй тоже водки и все молчавшiй, вдругъ вм?шался и тоже по-татарски сталъ о чемъ-то горячо спорить. Чеченецъ наконецъ вскочилъ, подошелъ къ двери; Кирка, видимо испуганный, замолчалъ, но старикъ удержалъ его и уговорилъ, и Чеченецъ с?лъ опять на свое м?сто и молча сталъ ?сть хл?бъ, сухаго сазана и каймакъ, который досталъ старикъ.

Кирка ?лъ и пилъ много и все молчалъ, только его блестящiе черные глаза безпрестанно вопросительно смотр?ли то на Ерошку, то на Чеченца. Старикъ только теперь разсмотр?лъ его хорошо. Первое, что его поразило, была голова, обритая по татарски и голубоватой щетиной выставлявшаяся надъ лбомъ подъ заломленной папахой. Борода, которой еще почти не было у него тогда, была пальца въ два длины, черная и подбрита по-татарски, усы подстрижены. Но не эти перем?ны поражали въ немъ; полныя румяныя щеки втянулись и потемн?ли, сд?лались такими же бурыми, какъ лобъ и руки, на лбу между бровей была кривая морщина, которой прежде вовсе не было, и все лицо его было такое страшное и невеселое, что нельзя бы было узнать его, ежели бы не т? же почти слитыя черныя брови и эти Киркины большiе глаза, безпрестанно б?гающiе по голубовато б?лымъ б?лкамъ. —

Они оба были усталы, это было видно. Чеченецъ легъ въ углу, гд? ему постелилъ Ерошка, а самъ дядя то......

* В.ЧАСТЬ 3-я.

15 Февраля 1862 г.

Глава 1-я.

Прошло три года съ т?хъ поръ, какъ Кирка пропалъ изъ станицы. Ол?нинъ служилъ все еще въ томъ же полку и стоялъ съ ротой въ той же станиц?. – Онъ и жилъ даже на старой квартир? у дяди Ерошки. Марьянка жила рядомъ одна въ хат? своего мужа, только хата эта была заново покрыта камышемъ, подправлена; и никто уже не удивлялся въ станице, что Ол?нинъ ц?лые дни проводилъ въ Марьяниной хат? и что, входя къ Ол?нину, заставали Марьяну, которая сид?ла у печки.

Впрочемъ все въ станиц? было по старому. Дядя Ерошка жилъ на старомъ м?ст? въ избушк?, также, какъ и три года тому назадъ, дни и ночи проводилъ въ пол? съ ружьемъ, кобылкой и Лямомъ, также по вечерамъ приходилъ сид?ть на полу съ постояльцемъ.

Марьянка, какъ и отъ мужа, такъ и теперь, любила по вечерамъ и особенно по праздникамъ ходить къ мамук? помогать ей убирать скотину и съ ногами вл?зать на печку на старое д?вическое м?сто и молча въ темномъ углу щелкать с?мечки.

Бабука Улита еще больше, ч?мъ прежде, жал?ла и ласкала дочь, но также, какъ и прежде, неутомимо и бодро трудилась и домохозяйничала.

Михаилъ Алекс?евичъ также изр?дка прi?зжалъ въ станицу, разрушалъ спокойствiе бабуки Улитки, всякой разъ мучалъ Оленина своимъ пос?щенiемъ и выпрашиваньями то вещей, то денегъ. Онъ ничего никогда не говорилъ Оленину о своей дочери, но какъ будто съ т?хъ поръ, какъ Кирка б?жалъ, признавалъ за собою какiя-то права на Оленина.

Устинька была замужемъ и кормила уже второго ребенка. Теперь была ея очередь по праздникамъ сид?ть на бревнахъ, приготовленныхъ и все еще не употребленныхъ для станичнаго правленiя, и гляд?ть на молодыхъ д?вокъ и казаковъ, водящихъ хороводы. Когда ея милое, теперь похуд?вшее лицо оживлялось той н?жной улыбкой, это уже была не улыбка настоящаго, а улыбка воспоминанiя.

Дампiони уже не было въ станиц?, онъ былъ назначенъ годъ тому назадъ, ежели не ошибаюсь, въ помощники 2-го адъютанта товарища начальника штаба 2-го отд?льнаго Закучукъ-Койсынскаго отряда. Милый Дампiони прiезжалъ иногда изъ штаба въ старую стоянку. Останавливался всегда у Устиньки, которая принимала его почти также, какъ бабука Улитка Михаила Алекс?евича, и выносила ему на столъ и каймаку, и печеную тыкву, и моченаго винограда. Мужъ ея былъ в?стовымъ при Дампiони. Все казалось хорошо, но видно было, что она была больше ув?рена въ любви Дампiони тогда, когда она не подносила ему ни каймаку, ни винограду. Дампiони уже всегда былъ въ перчаткахъ на улиц?, шашка у него была серебряная, часы были ц?лы, сертукъ на барашикахъ особенного штабнаго покроя. Онъ пилъ чихирь по прежнему и говорилъ Оленину, что его противъ воли взяли въ штабъ, но наивная улыбка самодовольства выдавала его. Видно было, что онъ въ заслугу себ? считаетъ то, что, не смотря на свое новое назначенiе, онъ остается т?мъ же для старыхъ друзей.

Батальонный командиръ былъ уже произведенъ въ подполковники, получилъ какую то саблю и съ т?хъ поръ еще странн?е д?лалъ стратегическiе планы, говорилъ о литератур? и электричеств? и сделался видимо небрежн?е въ обращенiи къ Оленину. Старый капитанъ по прежнему жилъ у Степки, въ имянины задавалъ балъ и разъ въ три м?сяца запиралъ на весь день ставни и писалъ домой письма. Съ Ол?нинымъ онъ въ эти три года сошелся еще ближе. Изъ казаковъ станичниковъ трое было убито зa это время, – одинъ на тревог? и двое въ походахъ, одинъ былъ раненъ, одинъ старикъ умеръ, кто поженился, кто вышелъ замужъ; но вообще все было по старому. Та же была уютная живописная станица съ растянувшимися садами, плетеными воротами, камышевыми крышами, съ т?мъ же мычаньемъ сытой скотины и запахомъ кизика и съ той же невысыхающей лужей по середин?. – Тотъ же пестрый, красивый народъ двигался по улицамъ; хоть не т? же, но такiя же молодыя обвязанныя д?вки съ звонкимъ см?хомъ стояли по вечерамъ на углахъ улицъ и казачата гоняли кубари по площади. Въ молодыхъ толпахъ не видно было уже царицы д?вокъ Марьянки, не слышно было Устиньки, Лукашка съ Киркой не подходили заигрывать съ ними. Дампiони съ Ол?нинымъ не выходили изъ-за угла съ м?шкомъ пряниковъ, но та же молодая жизнь жилась другими лицами; была и новая Марьянка, и новая Устинька и новый Кирка, и новый прапорщикъ, только что выпущенный изъ 2-го кадетскаго корпуса, который, тщательно причесавшись, въ черкеск?, рука объ руку съ молодымъ казацкимъ офицеромъ выходилъ въ хороводы.

Размер подлинника.

Первая страница рукописи одного из "продолжений" "Казаки"