ОТЧЕТ ОБ УПОТРЕБЛЕНИИ ПОЖЕРТВОВАННЫХ ДЕНЕГ С 12 АПРЕЛЯ ПО 20 ИЮЛЯ 1892 г.
* № 1 (рук. № 4).
Весною во время пахоты крестьяне часто скармливали выдаваемую им муку лошадям и сами с семействами оставались без хлеба. Так что в особенности самые бедные (а таких большинство кормилось в столовых) предпочитали столовые с приварком и хлебом, которые обеспечивали им ежедневную достаточную пищу.
* № 2 (рук. № 4).
Для помощи этой мы поступали так. Приехав в ту деревню, из которой были просители, приглашали 3-х, 4-х стариков из деревни, зажиточных, и прочитывали им по списку всех тех, о нужде которых мы знали и которые обращались к нам за помощью, прося стариков определить, которые из всех более нуждающиеся. Кроме того, сами обходили нуждающихся, расспрашивали их соседей, справлялись с имущественными списками, но, несмотря на все старания, никогда нельзя было избежать упрека в несправедливости и, главное, нельзя было удовлетворить и
/
всей вопиющей нужды.
На этом деле мы опять с особенной ясностью увидали не только трудность, но совершенную невозможность помощи крестьянскому хозяйству.
При устройстве столовых мы ставили целью доставление пищи наиболее нуждающимся крестьянам занятой нами местности. И ведя столовые так, как мы вели их, мы смело могли сказать себе, что цель наша вполне достигалась. Предел в этом деле для нас был пространственный. Мы не шли дальше известного района, но в данном районе мы достигали поставленной себе цели и были уверены, что в захваченных нами деревнях не могло быть голодающих людей. Если и случалось, что люди, которые могли бы прокормиться дома, приходили есть в столовые, то злоупотребление это ограничивалось съеденной этими людьми пищей. Но при деле помощи крестьянскому хозяйству мы никак не могли решить, где должна ограничиться эта наша помощь. Мы даем одному крестьянину овес или картофель на семена, п[отому] ч[то] у него нет их, но почему же мы не поможем другому, кот[орый] купил овес и картофель, но продал на это последнюю корову. Почему же не помочь ему? Мы даем лошадь тому, кто проел ее, но почему же мы [не] помогаем тому, который удержал лошадь, но вошел в неоплатный долг, закабалился в работу, которую он не может выполнить, и т. п. И кроме того,[1 - Зачеркнуто: просить о том, чтобы допустили членов семьи в столовую, придет только нуждающийся, но просить о том, чтобы ему дали овса, конопли, проса, лошадь, придет всякий, и] если мы даем одному две четверти овса и другому лошадь, то нет причины, почему нам не дать третьему денег на телегу, которая у него развалилась, на корм лошади, на корову, на крышу. Во всех этих предметах тоже нужда крайняя.
Можно накормить голодающих людей известной местности. Если тут и могут быть злоупотребления, то тут есть очень близкий предел, дальше которого не могут итти ни требования людей, ни злоупотребления. Но стоит только затронуть область хозяйственную, чтобы увидать совершенную неограниченность требований в этой области и возможность злоупотреблений в ней. И покрыть только вопиющую нужду не только не достало бы всех средств, но не достало бы сотен тысяч.
* № 3 (рук. № 5).
Так это было в прошлом году, несмотря на усиленную помощь от правительства,[2 - Слово: правительства вписано С. А. Толстой.] Красного Креста и частной благотворительности, и при лучшем урожае зерна, чем нынешний год. И потому в нынешнем году должно быть хуже. <Что покажут цифры смертности и рождаемости на следующий год? Вероятно, то же. Что же, умирают или не умирают люди от голода? Вероятно, умирают, но только этого не видно. Всё такие же мужики и бабы. Ребята катаются; девчата, хоть слабо и робко, но поют и песни; бывают и пьяные; нам трудно верить, чтобы это-то самое и было то положение, при к[отором] люди умирают от голода. А между тем это несомненно так. Цифры эти официальные, и, судя по ним, мы должны заключить, что люди мерли от голода и будут мереть в нынешнем году.>
* № 4 (рук. № 6).
Так это было в прошлом году, несмотря на усиленную помощь от Красного Креста и частной благотворительности и при лучших урожаях зерна, чем нынешний год. И потому в нынешнем году должно быть хуже.
Правда, что нынешний год хлеб дешевле на 30%, у нас стоит по 80 к. и картофель родился хорошо. Но зато в нынешнем году корму для скота уже совсем нет, топлива – соломы совсем нет, денег, которые выручались прошлого года за дорогой овес – совсем нет, все средства повытянуты и решено, что голода нет, и подати усердно собираются. Что же, умирали прошлого года от голода и будут ли умирать нынешний год? По статистическим сведениям, да.
* № 5 (рук. № 6).
Было 9 сентября. Прошло более месяца со времени уборки. Убрано было в нынешнем году меньше хлеба, чем в прошлом. Ржи едва достанет у некоторых на месяц. Ярового совсем нет.[3 - Зачеркнуто: Я ехал туда с тем тяжелым чувством, с которым я прожил там год, чувством, подобным тому, какое испытывает приставленный к безнадежно больному фельдшер, который должен трудиться, переворачивать, давать лекарства, зная вместе с тем, что всё, что он сделает, не поможет больному. И вместе с тем чувствует невозможность оставить его.] И это третий год. Положение народа этой местности ужасно. Распродано всё, что можно продать, пищи нет, скота нет, у кого остался – нет корма. В прошлом году отношение рождаемости к смертности изменилось так, что тогда как в прежние года рождаемость относилась к смертности как 4 к 3, в нынешнем году смертность относится к рождаемости как 7 к 5. В том небольшом месте, из которого я имею статистические сведения, среди населения в 40 тысяч население уменьшилось на 10 000. Люди в этой местности мрут от голода.
Комментарии А. И. Опульского
«ОТЧЕТ ОБ УПОТРЕБЛЕНИИ ПОЖЕРТВОВАННЫХ ДЕНЕГ С 12 АПРЕЛЯ ПО 20 ИЮЛЯ 1892 г.»
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ
Через два с половиной месяца после выхода в свет первого отчета Толстой начинает работу над новым отчетом. «Надо писать отчет, за что я теперь и принимаюсь, – сообщает он 16 июля дочери Татьяне. – Пришли мне все отчеты и все документы, которые у тебя есть и могут мне понадобиться».[4 - Т. 66, стр. 237.] В письме к жене от 19 июля Толстой повторяет свою просьбу: «Нынче видел газету, в которой твой отчет. Всё очень хорошо. Мне надо писать свой, и я завтра принимаюсь за него; но боюсь, что много сведений не достанет. Скажи Тане, чтобы она прислала всё, что у нее есть, и тебя прошу прислать, что у тебя есть… Завтра начну отчет и то, что имею сказать про это. Постараюсь сказать цензурное отдельно, чтобы напечатать».[5 - Т. 84, стр. 156—157.]
20 июля Толстой начал писать, но отсутствие материалов тормозило работу. «Занят отчетом, – сообщает он жене, – для которого жду матерьялы и от Тани и от Высотского… Дело всё обозначилось, и надо поскорее написать».[6 - Там же, стр. 158.]
24 июля Толстой решил ехать в Ясную Поляну, но его задержала работа над отчетом, который он начал пересматривать. «Остаюсь здесь только на несколько дней, – дня на 4, 5, может быть, и меньше, пока начну и хоть начерно напишу отчет, для кот[орого] может понадобится справиться на месте»,[7 - Там же.] – писал он жене, а 26 июля сообщал: «Два дня, к[оторые] мы остаемся еще… посвящу на составление отчета вчерне».[8 - Там же, стр. 159.]
29 июля Толстой возвратился в Ясную Поляну, и работа над статьей прервалась. Затем он упоминает о ней только 4 сентября. Отчет к этому времени был уже почти готов, и Толстой торопился окончить его до отъезда в Бегичевку.[9 - См. письмо к П. И. Бирюкову от 4 сентября 1892 г. – т. 66, стр. 256.] Английской переводчице И. Гэпгуд он писал 4 сентября: «Я на днях напишу в газеты отчет, в котором выскажу всё об этом предмете. Напечатанный отчет непременно пришлю вам».[10 - Т. 66, стр. 256.]
До отъезда окончить отчет Толстой не успел, но, приехав в Бегичевку 10 сентября, он обнаружил, что «не захватил сюда бумаг, которые нужны». Однако Толстой предполагал, что «это не помешает… дописать отчет», «за исключением цифр», которые можно было вставить по возвращении в Ясную Поляну.[11 - Письмо к С. А. Толстой от 10 сентября 1892 г. – т. 84, стр. 160.]
11 сентября Толстой подписал отчет и поставил дату. Об окончании отчета он упоминает в дневниковой записи от 15 сентября, а также в письме от 14 сентября Д. А. Хилкову: «Я написал отчет и то, что я передумал и перечувствовал в этот год об этом. Боюсь, что не пропустят…»[12 - Т. 66, стр. 258.]
К этому времени отчет был написан лишь начерно и без цифровых данных. Вернувшись 13 сентября в Ясную Поляну, Толстой продолжал работать над ним. Окончив отчет в середине октября, Толстой переслал его жене для передачи в «Русские ведомости».
24 октября редакция газеты послала Толстому корректуры статьи. В сопроводительном письме редактор газеты В. М. Соболевский писал: «Смерти от голода отрицались и отрицаются. Печать в этом отношении предупреждена была неоднократно… Вот почему, казалось бы, лучше совсем избежать из отчета вопрос о смертях от голода». Исправив корректуру, Толстой писал жене 26 октября: «Посылаю нынче коректуру отчета. Я изменил там всё, что нужно и можно,[13 - Рассуждение об увеличении смертности в связи с голодом Толстой оставил.] и больше изменять не могу. Я пишу Чупрову, который заменяет Соболевского, чтобы они прислали коректуру тебе. Ты посмотри, пожалуйста, с Левой – нет ли каких грубых ошибок».[14 - Т. 84, стр. 163—164.] В письме А. И. Чупрову в тот же день Толстой сообщал : «Посылаю коректуру отчета. Надеюсь, что в таком виде она не прогневит цензуру. Будьте так добры, пошлите коректуры жене. Я боюсь, что мою руку не разберут, а я торопился и не мог привести ее в более чистый вид».[15 - Т. 66, стр. 270.]
На этот раз цензура статью не задержала: статья вышла в свет в № 301 «Русских ведомостей» от 31 октября 1892 г.
Статья вызвала исключительный интерес. 3 ноября С. А. Толстая сообщала из Москвы: «Газету с твоим отчетом раскупили на 5000 номеров больше, и всё еще поступают требованья… Дунаев говорит, что все плачут, когда читают последнюю сцену. Еще бы! это не рассуждения, а художество! Это сила настоящая, золото, а не позолота по меди».[16 - С. А. Толстая, «Письма к Л. Н. Толстому», изд. «Academia», М.—Л. 1936, стр. 544.]
В настоящем издании статья печатается по тексту, опубликованному в «Русских ведомостях», с выверкой по рукописям.
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ
1. Рукопись делится на две части: собственно отчет (5 лл. в 4°), написанный рукой Е. И. Попова, и сопровождающая отчет статья (9 лл. в 4°) – автограф Толстого. Начало: «К 12-ому апреля оставалось…»; конец: «…хочется этому мальчику. Л. Толстой. 11 сентября». Дата и подпись рукой Толстого. На л. 1 рукой Толстого заглавие: «Отчет Л. Н. Толстого об употреблении пожертвованных денег с 12 апреля по 20 июля». Первая часть статьи – собственно отчет – не переписывалась из рукописи в рукопись и была переписана только для набора (см. рукопись № 6).
2. Копия второй половины статьи, сделанная с рукописи № 1 М. Л. Толстой, с поправками и вставками Толстого. 12 лл. в 4°. Первый лист рукописи отсутствует: переложен в наборную рукопись. Начало: «<Деятельность> Дело наш<а>е…»; конец: «…этому <милому жалкому> мальчику. 11 сент.». (Дата рукой М. Л. Толстой.)
3. Копия с рукописи № 2 рукой М. Л. Толстой, с поправками и вставками Л. Н. Толстого. 5 лл. в 4°. Начало: «…им по списку всех тех…»; конец: «…к. она вызвала». Рукопись неполная: недостающие листы были переложены в рукописи №№ 4 и 5.
4. Копия с рукописи № 3, рукой М. Л. Толстой, с поправками и вставками Толстого. 14 лл. в 4°. Начало: «…разницей, что опасаясь…»; конец: «…Да и пора». Рукопись неполная, так как часть листов утеряна, часть переложена в рукописи №№ 5 и 6. Печатаются варианты №№ 1 и 2.
5. Копия с рукописи № 4 рукой С. А. Толстой, с поправками и вставками Толстого. 11 лл. (9 лл. в 4°, 2 лл. – обрезки). Начало: «На этом деле мы опять увидали…»; конец: «…хочется и этому мальчику. 11 сентября 1892 г. Л. Толстой». (Дата проставлена рукой С. А. Толстой, подпись – Толстого.) Рукопись неполная, так как часть листов переложена в рукопись № 6. Печатается вариант № 3.
6. Копия статьи, сделанная с первой половины рукописи № 1 и с рукописи № 5 М. Л. и С. А. Толстыми и В. А. Кузминской, с поправками и вставками Толстого. В рукописи типографские пометки и помарки (рукопись наборная). 22 лл. в 4°. Заглавие статьи рукой М. Л. Толстой: «Отчет Л. Н. Толстого об употреблении пожертвованных денег с 12 апреля по 20-ое июля». Начало: «К 12-ому апрелю оставалось…»; конец: «…этому мальчику. 11 сентября 1892 г.». (Дата рукой М. Л. Толстой.)
От опубликованного впервые в «Русских ведомостях» текста рукопись отличается. Повидимому, была правка в корректурах (несохранившихся). Печатаются варианты №№ 4 и 5.
Кроме указанных рукописей, рукописный фонд статьи включает черновой материал: копия рукой М. Л. Толстой (3 лл. в 4°) и Т. Л. Толстой (обрезок), с поправками Толстого.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОМУ ТОМУ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ.
В настоящем томе печатаются художественные и публицистические произведения Л. Н. Толстого за 1891—1894 годы. Среди них – рассказы «Хозяин и работник», статьи о голоде, «Предисловие к «Крестьянским рассказам» С. Т. Семенова», неоконченные художественные произведения: «Кто прав?», «Мать», «Петр Хлебник» и др. Идейная проблематика большинства вошедших в этот том работ Л. Толстого непосредственно связана с вопросами, возникшими в жизни России в связи с охватившим страну в 1891—1893 годы голодом.
Голод был одним из проявлений крайнего обострения социальных противоречий, особенно резко обозначившихся в России в 90-е годы. В. И. Ленин писал в 1902 году в статье «Признаки банкротства»: «Хищническое хозяйство самодержавия покоилось на чудовищной эксплуатации крестьянства. Это хозяйство предполагало, как неизбежное последствие, повторяющиеся от времени до времени голодовки крестьян той или иной местности… С 1891 года голодовки стали гигантскими по количеству жертв, а с 1897 г. почти непрерывно следующими одна за другой… Государственный строй, искони державшийся на пассивной поддержке миллионов крестьянства, привел последнее к такому состоянию, при котором оно из года в год оказывается не в состоянии прокормиться»[17 - В. И. Ленин, Сочинения, т. 6, стр. 66—67.].
1891—1894 годы явились значительным этапом в жизни и творчестве Л. Толстого. Именно в эти годы он особенно ясно осознал социальные причины тяжелого положения трудового народа. В эти годы он пришел к несомненному выводу, что долго строй насилия и угнетения продержаться не может, что «дело подходит к развязке». «Какая будет развязка, – писал он 31 мая 1892 года Г. А. Русанову, – не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, – я уверен»[18 - Т. 66, стр. 224.].
Толстой не увидел пути, который должен был привести к этой «развязке». Не революционная борьба масс за свои права, а добровольный отказ господствующих классов от привилегированного положения представлялся ему средством спасения от всех социальных зол. В этом сказалась слабость Толстого, выразителя взглядов политически отсталого патриархального крестьянства. Но величайшей заслугой писателя остается то, что «он сумел с замечательной силой передать настроение широких масс, угнетенных современным порядком, обрисовать их положение, выразить их стихийное чувство протеста и негодования»[19 - В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 293—294.]. Это стихийное чувство протеста многомиллионных масс крестьянства против помещичье-капиталистического гнета, малоземелья, податной зависимости, против темноты и забитости, экономического и политического бесправия с огромной силой и искренностью выразил Толстой в произведениях, созданных им в период 1891—1894 годов.
I
В творчестве Толстого 1891—1894 годов центральное место принадлежит публицистике. К этому времени относятся широко известные статьи о голоде, которые явились горячим откликом писателя на всенародное бедствие.
Чтобы вполне понять и оценить все значение общественной и писательской деятельности Толстого этого времени, необходимо иметь ясное представление о той обстановке, в какой ему приходилось писать и действовать.
Уже летом 1891 года в газетах стали появляться тревожные известия из различных губерний России о надвигающемся голоде. Однако ни правительство, ни земства, ни официальная печать не проявляли беспокойства. В одной из статей августовской книжки консервативного журнала «Русский вестник» сообщалось: «Теперь недород хлебов поразил более десяти губерний, и никому не приходит в голову мысль о непосильности для государства борьбы с голодом… Печать исполняет свою обязанность, спокойно обсуждая меры необходимой помощи». Либерально-народническая «Русская мысль» так же «спокойно обсуждала меры необходимой помощи» и все свои упования и надежды возлагая на «чуткость» правительства. «Русские ведомости», в свойственном им тоне «умеренности и аккуратности», тоже старались не «пугать» общественное мнение надвигающимся голодом и горячо протестовали против запрещения вывоза хлеба за границу. Даже в ноябре 1891 года, когда многие губернии охватил жесточайший голод, «Русская мысль» оптимистически утверждала: «Итак, нет причины отчаиваться и опускать руки; пусть только пойдут широким руслом частные пожертвования – и наиболее острый кризис без особого труда будет осилен».
Земства, взявшиеся за организацию помощи голодающим, возглавлялись помещиками и интеллигентами, настроенными либерально, а часто и консервативно. Они не только не требовали от правительства серьезной помощи, но в своих статистических сведениях всеми способами «сокращали едоков» – число крестьян, нуждающихся в продовольственной или денежной ссуде. А губернская администрация находила обычно преувеличенными или излишними и эти урезанные требования и часто уменьшала размеры помощи, а то и вовсе отказывала в ней.