Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал

Но вот мы подходим к России? Тут Жан Лонге, с отличающим его тактом, отвешивает для начала низкий поклон в сторону самого Клемансо. «Разве мы здесь единодушно не аплодировали Клемансо, когда он с трибуны этой палаты прочел нам параграф относительно упразднения позорного Брест-Литовского мира?» При упоминании о Брест-Литовском мире Жан Лонге выходит из себя. «Брест-Литовский мир – это памятник зверства и бесчестия прусского милитаризма». Лонге мечет громы и молнии. Не мудрено: парламентские молнии против давно сметенного революцией Брест-Литовского мира составляют такой благоприятный, такой счастливый фон для деликатных критических операций депутата над миром Версальским.

Жан Лонге за мир с Советской Россией. Но, разумеется, не в каком либо компрометирующем смысле. Нет, Лонге твердо знает хороший путь к миру. Это путь самого Вильсона, который посылал в Советскую Россию своего уполномоченного Буллита[147 - Буллит – в начале 1919 г. приехал в Советскую Россию в качестве представителя американского президента Вильсона и предложил от его имени проект мирного договора между всеми правительствами, существовавшими тогда на территории бывшей Российской Империи. Основные положения проекта были таковы: война между враждующими сторонами прекращается, фактически существующие правительства сохраняются в завоеванных ими границах, объявляется взаимная амнистия, армии пропорционально демобилизуются, блокада и интервенция иностранных держав прекращаются. Несмотря на эти тяжелые условия, советское правительство, в целях достижения мира, дало принципиальное согласие на ведение переговоров. Буллит уехал в Америку за инструкциями, но в Советскую Россию уже больше не вернулся, так как начавшееся в то время широкое наступление Колчака усилило надежды правительств стран Антанты на скорое падение Советской власти.]. Смысл и содержание миссии Буллита теперь достаточно известны. Его условия представляли собой усугубленное воспроизведение Брест-Литовских параграфов Кюльмана и Чернина[148 - Фон-Кюльман – политический деятель дореволюционной Германии, в 1915 г. был германским послом в Гааге. С осени 1916 г. – министр иностранных дел германского правительства. В 1918 г. подписал от лица Германии Бухарестский мир с Румынией и был членом германской делегации на мирной конференции в Брест-Литовске.Чернин – министр иностранных дел Австро-Венгрии в дни Брест-Литовских переговоров.]. Тут было и расчленение России и ее жестокое экономическое ограбление. Но… выберем другую тему для разговора. Вильсон, как известно, за самоопределение наций, а Буллит… «Я рассматриваю господина Буллита, как одного из наиболее прямых, наиболее честных, наиболее благонамеренных людей, каких я когда-либо встречал». Как отрадно узнать у Лонге, что праведники еще не перевелись на содержании американской биржи, и что во французском парламенте еще существуют депутаты, которые знают истинную цену американской добродетели.

Отдав дань признательности Клемансо и Буллиту за их доброту к России, Лонге не отказывает в поощрении и республике Советов. «Никто не поверит тому, – говорит он, – чтобы советский режим держался в течение двух лет, если бы он не имел за собой глубоких масс русского народа. Он не мог бы построить армию в 1.200.000 солдат, руководимых лучшими офицерами старой России и сражающихся с энтузиазмом волонтеров 1793 г.»[149 - Волонтеры 1793 г. – Великая Французская Революция произвела полный переворот в строении французской армии. В 1792 г. была распущена старая королевская армия, состоявшая из наемных солдат. Когда в 1792 г. встала опасность иностранного нашествия на революционную страну, энтузиазм народа создал национальную гвардию, вербовавшуюся из крестьян, рабочих и ремесленников. В этой армии вместо казарменной, палочной дисциплины господствовало демократическое устройство: командиры избирались солдатами, граждане одной местности организовывали совместные батальоны, содержание семей солдат обеспечивалось государством. Солдат, чувствовавший себя гражданином, знал, за что он сражается. Революция, освободившая крестьян и мелкую буржуазию от пут феодализма, давшая им гражданские свободы и избавившая страну от власти деспотического короля, вдохновляла своих солдат на героические подвиги. Плохо организованные и необученные, но исполненные революционного энтузиазма, они шли в бой с пением марсельезы (созданной именно в то время) и одерживали одну победу за другой.]. Этот момент речи есть кульминация Лонгэ. Упоминая об армиях Конвента, он утопает в национальной традиции, покрывает ею все классовые противоречия, объединяется с Клемансо в героических воспоминаниях и в то же время дает историческую формулу косвенного усыновления советского государства и советской армии.

Таков Лонге. Таков официальный французский социализм. Таков парламентаризм Третьей Республики в своем наиболее «демократическом» выражении. Условность и фраза, дряблость и уклончивость, куртуазная ложь, доводы и приемы мелкого адвоката, который, однако, подмостки своей трибуны всерьез принимает за арену истории. Теперь, когда класс открыто идет на класс, когда исторические идеи вооружены до зубов и решают свою тяжбу сталью, каким оскорбительным издевательством над нашей эпохой являются «социалисты» типа Лонге. Мы его только что видели: он кланяется направо, расшаркивается налево, молится великому Гладстону, который обманывал Ирландию, склоняется перед своим физическим дедом Марксом, который презирал и ненавидел лицемера Гладстона, восхваляет царского наперсника Вивиани, первого министра-президента империалистской войны, сочетает Ренана с русской революцией, Вильсона с Лениным, Вандервельде с Либкнехтом, подводит под «право народов» фундамент из рурского угля и тунисских костей, и, проделывая все эти невероятные чудеса, перед которыми глотание зажженной пакли является детской забавой, Лонге остается самим собой, куртуазным воплощением официального социализма и увенчанием французского парламентаризма.

Дорогой друг! с этим затянувшимся недоразумением пора кончить. Перед французским рабочим классом стоят слишком большие вопросы, слишком великие задачи, и стоят они слишком остро, чтобы можно было дольше терпеть сочетание презренного лонгетизма с великой реальностью пролетарской борьбы за власть. Нам больше всего нужны ясность и правда. Нужно, чтобы каждый рабочий ясно понимал, где друг, где враг, где надежный соратник, а где подлый изменник. Либкнехт и Люксембург – наши, а Лонге и Вандервельде должны быть беспощадно отброшены в ту грязную буржуазную кучу, из которой они тщетно пытаются выкарабкаться на социалистическую дорогу. Наша эпоха требует полновесных мыслей и слов, как предпосылки полновесных действий. Нам не нужны более обветшалые декорации парламентаризма, его светотени, его оптический обман. Пролетариату Франции нужен ясный и мужественный воздух пролетарской улицы, отчетливая мысль в голове, твердая воля в сердце и – винтовка в руке.

Покончить с лонгетизмом есть неотложнейшее требование политической гигиены. И если я откликался на речь Лонге с чувством, для которого нет подходящего названия на куртуазном языке парламентаризма, то теперь, в конце моего письма, я с радостью думаю о той великолепной очистительной работе, которую произведет в насквозь проплеванном здании буржуазной республики пламенный французский пролетариат, когда он, наконец, приступит к разрешению своей последней исторической задачи.

    Москва. 18 декабря 1919 г.

Л. Троцкий. О ФРАНЦУЗСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

I. Условия вступления в III Интернационал

I

Социал-патриоты и их буржуазные вдохновители указывают на то, что руководители III Интернационала (иногда: «Москва», «большевики») предъявляют диктаторские требования другим партиям об исключении своих членов, изменении тактики и прочее – в качестве условий для вступления в состав III Интернационала.

Социалисты центра (каутскианцы, лонгетисты) повторяют эти обвинения в слегка ослабленном и разжиженном виде, пытаясь задеть за живое национальные чувства рабочих отдельных стран путем возбуждения в них подозрения, будто кто-то пытается командовать ими «извне».

На самом деле в такого рода обвинениях и инсинуациях выражается буржуазно-злостное искажение или мещански-тупоумное непонимание самой сущности Коммунистического Интернационала, который не является простой совокупностью существующих в разных странах рабочих и социалистических объединений, но представляет собою целостную и самостоятельную международную организацию, преследующую определенные, точно формулированные цели определенными революционными средствами.

Организация каждой страны, входя в состав III Интернационала, не только подчиняет себя его общему, бдительному и требовательному руководству, но и сама приобретает право принимать активное участие в руководстве над всеми остальными частями Коммунистического Интернационала.

Вхождение в Интернационал преследует не цели международного этикета, а революционно-боевые задачи. Оно ни в коем случае не может поэтому основываться на недомолвках, недоразумениях или неясностях. Коммунистический Интернационал с презрением отбрасывает те условности, которые сверху донизу опутывали отношения внутри II Интернационала и покоились на том, что вожди каждой национальной партии притворялись, будто не замечают оппортунистических и шовинистических заявлений и действий вождей других национальных партий – в расчете на то, что последние отплатят им той же монетой. Взаимоотношения национальных «социалистических» партий являлись только жалким отражением взаимоотношений буржуазных дипломатий в эпоху вооруженного мира. Именно поэтому в тот момент, когда капиталистические генералы отбросили капиталистическую дипломатию, условно-дипломатическая ложь «братских» партий II Интернационала сменилась открытым милитаризмом его вождей.

III Интернационал является организацией революционного действия, международного пролетарского восстания. Те элементы, которые заявляют о своей готовности вступить в III Интернационал, но в то же время восстают против навязывания им «извне» условий, тем самым показывают свою полную непригодность и несостоятельность с точки зрения принципов и методов действия III Интернационала. Создание международной организации борьбы за диктатуру пролетариата возможно лишь при том условии, если в состав Коммунистического Интернационала будут допускаться только такие коллективы, которые проникнуты действительным духом пролетарского восстания против господства буржуазии и которые поэтому сами заинтересованы в том, чтобы в их среде и в среде других сотрудничающих с ними политических и профессиональных коллективов не находили себе места не только изменники и предатели, но и безвольные скептики, элементы вечных колебаний, сеятели паники и идейной смуты. Достигнуть этого нельзя без постоянного и упорного очищения своих рядов от ложных идей, ложных методов действия и от их носителей. Те условия, которые III Интернационал ставит и будет ставить каждой вступающей в его ряды организации, служат этой именно цели.

Повторяем: Коммунистический Интернационал не есть совокупность национальных рабочих партий, он есть коммунистическая партия международного пролетариата. Немецкие коммунисты имеют право и обязаны ребром поставить вопрос о том, на каком основании Туратти входит в их партию. Русские коммунисты имеют право и обязаны при рассмотрении вопроса о вступлении независимых германских социал-демократов и французской социалистической партии в III Интернационал ставить такие условия, которые, с их точки зрения, обеспечат нашу международную партию от разжижения и распада. Всякая вступающая в состав Коммунистического Интернационала организация получает, в свою очередь, право и возможность активного воздействия на теорию и практику русских большевиков, германских спартаковцев и пр., и пр.

II

В своем исчерпывающем обращении к германской независимой партии Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала принципиально отождествляет немецких независимцев с французскими лонгетистами. Это безусловно правильно. Но сейчас, когда вопрос о французской социалистической партии ставится более практически, необходимо наряду с основными чертами сходства установить и различия.

Тот факт, что французская социалистическая партия, как целое, обнаружила стремление к III Интернационалу, сам по себе возбуждает совершенно естественные опасения с самого начала. Опасения эти могут только усилиться, если конкретнее сопоставить положение социализма во Франции с его положением в Германии.

Старая немецкая социал-демократия раскололась сейчас на три части: 1) открытую правительственную шовинистическую социал-демократию Эберта-Шейдемана; 2) «независимую» партию, официальные вожди которой пытаются держаться в рамках парламентской оппозиции, в то время как массы рвутся в открытое восстание против буржуазного общества, и 3) коммунистическую партию, как составную часть III Интернационала.

При вопросе о вступлении независимой партии в III Интернационал мы, прежде всего, устанавливаем указанное выше несоответствие между линией официальных вождей и стремлениями масс. Это несоответствие есть точка приложения нашего рычага. Что касается социал-демократии Шейдемана, которая ныне, с образованием чисто-буржуазного правительства, переходит на полуоппозиционное положение, то у нас не может даже возникнуть вопроса о принятии этой партии в III Интернационал или о каких-либо переговорах с нею. Между тем, французская социалистическая партия отнюдь не является организацией, равноценной немецкой независимой рабочей партии в ее нынешнем состоянии, так как никакого раскола во французской социалистической партии не произошло, и французские Эберты, Шейдеманы и Носке сохраняют все свои ответственные посты.

Во время войны поведение вождей французской социалистической партии не было ни на иоту выше поведения наиболее патентованных немецких социал-предателей. Классовая измена здесь, как и там, имела одну и ту же глубину. Что касается форм ее выражения, то на стороне французской партии они были еще крикливее и пошлее, чем в лагере Шейдемана. Но в то время как германская независимая социал-демократия под давлением масс порвала со своими Шейдеманами, – господа Тома, Ренодель, Варрен[150 - Варрен – видный французский социалист правого крыла, занявший во время войны шовинистическую позицию. Типичный реформист, один из ярых проповедников «левого блока» буржуазии и социалистов. С 1919 г. член палаты депутатов. Услуги «социалиста» Варрена были по достоинству оценены французской буржуазией: в 1925 г. он был назначен французским наместником в Индо-Китай. Его согласие занять этот пост вызвало возмущение даже в рядах французской социалистической партии, из которой он принужден был выступить.], Самба[151 - Самба – до войны один из самых видных парламентариев французской социалистической партии. Талантливый публицист и оратор. В 1904 г. выдвинулся, как один из руководителей социалистической партии. Самба в своей деятельности уделял внимание профдвижению и рабочему законодательству, причем в этой области его работа носила публицистический дилетантский характер. Незадолго до войны 1914 г. выступил с пацифистской брошюрой, написанной в духе Жореса. Однако, с начала войны стал социал-патриотом. В августе 1914 г. вошел в кабинет Вивиани в качестве министра труда. Во французской социалистической партии последних лет Самба стоит на правом фланге, защищая идеи левого блока и правительственной коалиции.] и пр. по-прежнему остаются в рядах французской социалистической партии.

Правда, в отличие от партии Шейдемана, французская социалистическая партия вышла из состава II Интернационала. Но если принять во внимание, что этот выход был предпринят без вреда для единства с Реноделем, Тома и всеми прочими прислужниками империалистической войны, то станет совершенно очевидным, что для очень значительной части официального французского социализма выход из II Интернационала не имеет ничего общего с отречением от его методов, а является простым маневром с целью дальнейшего обмана трудящихся масс.

За время войны французская социалистическая партия с таким упорством противопоставляла себя «кайзерскому» социализму Шейдемана, что сейчас не только для Лонге, Мистраля[152 - Мистраль – французский социалист, был сторонником Жюля Геда. Во время войны возглавлял вместе с Лонге умеренную оппозицию. После раскола французской социалистической партии на Турском конгрессе 1920 г. Мистраль остался в рядах французских социалистов и энергично боролся с влиянием компартии на рабочий класс.], Пресмана[153 - Пресман – французский социалистический депутат. Во время мировой войны участник умеренной оппозиции, руководимой Лонге. В настоящее время занимает промежуточную позицию внутри социалистической партии.] и других сторонников центра, но и для Реноделя, Тома, Варрена оказалось чрезвычайно неудобно оставаться в кругу II Интернационала с глазу на глаз с Эбертом, Шейдеманом и Носке, как со своими ближайшими единомышленниками. Таким образом, выход из кухни Гюисманса[154 - Гюисманс, Поль (род. в 1865 г.) – бельгийский социалист; один из видных деятелей II Интернационала. Вместе с Вандервельде во время мировой войны занял патриотическую позицию. В 1917 г. Гюисманс входит в бельгийский кабинет министром иностранных дел. Участвовал в Версальской конференции. В настоящее время Гюисманс – секретарь Международного Социалистического Бюро II Интернационала.] диктовался официальному французскому социализму преемственностью его патриотической позиции. Правда, он сделал все, чтобы своему патриотическому отказу от немедленного сотрудничества с Носке и Шейдеманом придать вид жеста, продиктованного также и интернационализмом. Но фразеология страсбургских резолюций[155 - Страсбургский съезд французской социалистической партии – происходил в конце февраля 1920 г., в период, когда волна рабочего движения поднялась после войны до наивысшего уровня. Под давлением рабочих масс социалистическая партия и ее вожди были вынуждены повернуть влево. Внутри социалистических партий складывается сильное течение, примыкающее по своим взглядам к Коминтерну. Основным пунктом работ Страсбургского съезда был вопрос о принадлежности ко II или III Интернационалу. Здесь определились три направления: «Комитет III Интернационала», возглавлявшийся Лорио, Росмером, Сомоно и др. и решительно стоявший за выход из II Интернационала и безоговорочное присоединение к III; насквозь реформистская часть партии во главе с Реноделем, столь же решительно отстаивавшая необходимость оставаться во II Интернационале, и, наконец, большинство партии, шедшее за Лонге и колебавшееся между первым и вторым. За резолюцию о присоединении к III Интернационалу было подано 1.600 голосов против 3.000. Большинством 4.300 голосов против 337 голосов группы Реноделя победило предложение Лонге о выходе из II Интернационала, но без немедленного присоединения к Коминтерну. Съезд постановил начать переговоры с III Интернационалом, которые и велись представителями французской социалистической партии Кашеном и Фроссаром во время II Конгресса Коминтерна. Несмотря на сближение большинства партии с Коминтерном, партия в целом не раскололась, сохранив в себе не только центристов типа Лонге, но и таких социал-соглашателей, как Ренодель, Альбер Тома и др. Однако, движение развивалось дальше, левое крыло приобретало все большее влияние на массы, и в декабре 1920 г. на съезде в Туре большинство партии откололось и образовало французскую коммунистическую партию. Меньшинство сохранило старое название социалистической партии и, пройдя через 2 1/2 Интернационал, вновь вернулось в лоно II Интернационала.] не может не только отменить, но и смягчить значение того факта, что в состав страсбургского партийного большинства не входят французские коммунисты, зато входят все отъявленные шовинисты.

Независимая рабочая партия Германии, противостоящая, как организация, патриотической социал-демократии, вынуждена вести с ней открытую идейную и политическую борьбу в печати и на собраниях, и тем самым, несмотря на архи-оппортунистический характер своих газет и вождей, содействует революционизированию рабочих масс; во Франции, наоборот, мы наблюдаем за последнее время возрастающее сближение бывшего большинства с бывшим лонгетистским меньшинством и устранение между ними всякой серьезной идейно-политической и организационной борьбы.

Самым существенным, однако, является действительное, фактическое, практическое отношение руководителей официальной французской социалистической партии к вопросу о революционной борьбе за захват власти. Руководимая лонгетистами, социалистическая партия не только не готовится к ней всеми мерами агитации и организации открыто или тайно, но, наоборот, в лице своих представителей внушает массам ту мысль, что настоящая эпоха экономического расстройства и разорения неблагоприятна для господства рабочего класса. Другими словами, французская социалистическая партия, руководимая лонгетистами, навязывает рабочим массам пассивную и выжидательную тактику, внушает им ту мысль, будто бы буржуазия эпохи империалистских катастроф способна вывести страну из состояния хозяйственного хаоса и нищеты и тем подготовить «благоприятные» условия для диктатуры пролетариата. Незачем говорить, что если бы буржуазии удалось то, что ей ни в каком случае не может удаться, т.-е. хозяйственное возрождение Франции и Европы, то у французской социалистической партии оказалось бы еще меньше поводов, возможности и интереса, чем теперь, призывать пролетариат к революционному ниспровержению буржуазного господства.

Другими словами, в основном вопросе руководимая лонгетистами французская социалистическая партия играет контрреволюционную роль.

При этих условиях вопрос о вступлении французской социалистической партии в III Интернационал представляет еще больше трудностей и опасностей, чем вступление немецкой независимой социал-демократии.

III

Французской социалистической партии, поскольку она ныне практически ставит вопрос о своем вхождении в III Интернационал, мы должны поставить совершенно ясные и отчетливые вопросы, определяемые изложенными выше соображениями. Только прямые и отчетливые ответы, подтвержденные «партией», т.-е. на деле соответственной ее частью, смогут придать реальное содержание вопросу о вхождении партии французских социалистов в международную коммунистическую организацию.

Эти вопросы примерно таковы:

1. Признаете ли вы по-прежнему для социалистической партии долг национальной защиты в отношении к буржуазному государству? Считаете ли вы допустимым прямо или косвенно поддерживать французскую буржуазную республику в ее возможных военных столкновениях с другими государствами? Считаете ли вы допустимым вотирование военных кредитов как в нынешнее время, так и в случае новой мировой войны? Отказываетесь ли вы категорически от предательского лозунга национальной обороны? Да или нет?

2. Считаете ли вы допустимым участие социалистов как в мирное, так и в военное время в буржуазном правительстве? Считаете ли допустимой прямую или косвенную поддержку буржуазного правительства социалистической фракцией парламента? Считаете ли вы возможным далее терпеть в рядах вашей партии негодяев, которые продают свои политические услуги капиталистическим правительствам, организациям капитала, капиталистической прессе – в качестве ответственных агентов разбойничьей Лиги Наций (Альбер Тома), редакторов буржуазной прессы (А. Варрен), адвокатов или парламентских защитников капиталистических интересов (Поль Бонкур)[156 - Бонкур, Поль – один из лидеров французской социалистической партии, в которую вошел в 1916 г. Депутат парламента. Будучи членом французской социалистической партии, Бонкур в то же время сотрудничал в газетах так называемого «левого блока», который он энергично поддерживал. В области профессионального движения поддерживает предательскую политику Жуо (см. прим. 126), ведущую профсоюзы на путь соглашательства с буржуазией.] и пр. и пр.? Да или нет?

3. Ввиду грабительского и разбойничьего насилия французского империализма над рядом слабых народов и в особенности над отсталыми колониальными народами Африки и Азии, считаете ли вы вашей обязанностью непримиримую борьбу с французской буржуазией, ее парламентом, ее правительством, ее армией в вопросах мирового грабежа? Обязуетесь ли всеми доступными вам средствами поддерживать эту борьбу везде, где она возникает, и прежде всего в форме открытого восстания угнетенных колониальных народов против французского империализма? Да или нет?

4. Считаете ли вы необходимым немедленно открыть систематическую и беспощадную борьбу против официального французского синдикализма, который ориентировался целиком в сторону экономического соглашательства, сотрудничества классов, патриотизма и пр. и систематически подменяет борьбу за революционное экспроприирование капиталистов путем диктатуры пролетариата программой национализации железных дорог и шахт капиталистическим государством? Считаете ли вы долгом социалистической партии рука об руку с Лорио, Монаттом, Росмером и др. поднять в рабочих массах энергичную агитацию за очищение французского профессионального движения от Жуо, Дюмулена, Мерргейма и других изменников рабочего класса? Да или нет?

5. Считаете ли вы возможным терпеть в рядах социалистической партии проповедников пассивности, которые парализуют и разлагают революционную волю пролетариата, внушая ему мысль, будто бы «настоящий момент» неблагоприятен для его диктатуры? Считаете ли вы своим долгом, наоборот, раскрыть перед рабочими массами тот обман, в силу которого «настоящий момент» в истолковании агентов буржуазии всегда оказывается пригодным только для господства буржуазии; третьего дня – потому, что Европа переживала период могущественного промышленного подъема, который уменьшал число недовольных; вчера – потому, что дело шло о национальной обороне; сегодня – потому, что приходится залечивать раны, нанесенные подвигами национальной обороны; завтра – потому, что восстановительная работа буржуазии вызвала новую войну, а вместе с ней и долг национальной обороны? Считаете ли вы, что социалистическая партия должна немедленно приступить к действительной идейной и организационной подготовке революционного натиска на буржуазное общество с целью овладения в кратчайший срок государственной властью? Да или нет?

II. Группировки во французском рабочем движении и задачи французского коммунизма

I

В эпоху, предшествовавшую войне, французская социалистическая партия являлась на своих руководящих верхах наиболее полным и законченным выражением всех отрицательных сторон II Интернационала: постоянного стремления к сотрудничеству классов (национализм, участие в буржуазной прессе, в буржуазных министерствах и пр. и пр.); пренебрежительного или безразличного отношения к социалистической теории, т.-е. к основным социально-революционным задачам рабочего класса; суеверного преклонения перед идолами буржуазной демократии (республика, парламент, всеобщее избирательное право, ответственность министерства и пр. и пр.); показного, чисто декоративного интернационализма при чрезвычайной национальной ограниченности, мещанском патриотизме и, нередко, грубом шовинизме.

II

Наиболее яркой формой протеста против этих сторон социалистической партии являлся революционный французский синдикализм. Ввиду того, что практика парламентского реформизма и патриотизма прикрывалась обрывками лже-марксистской теории, синдикализм пытался свою оппозицию парламентскому реформизму подкрепить анархической теорией, приспособленной к методам и формам профессионального движения рабочего класса.

Борьба против парламентского реформизма превратилась в борьбу не только против парламентаризма, но и против «политики» вообще, в голое отрицание государства, как такового. Синдикаты (профсоюзы) были провозглашены единственной законной и подлинной революционной формой рабочего движения. Парламентскому представительству и закулисному заместительству рабочего класса противопоставлялось прямое действие рабочих масс, причем неоформленному, инициативному меньшинству, как органу этого прямого действия, отводилась решающая роль.

Эта краткая характеристика синдикализма свидетельствует, что он стремился дать выражение потребностям надвигавшейся революционной эпохи. Но основные теоретические ошибки (ошибки анархизма) делали невозможным создание прочного, идейно-спаянного революционного ядра, способного на деле противостоять патриотическим и реформистским тенденциям.

Социал-патриотическое падение французского социализма шло параллельно с падением социалистической партии. Если на крайнем левом фланге партии знамя восстания против социал-патриотизма подняла небольшая группа во главе с Лорио, то на крайнем левом фланге социализма та же роль выпала на долю небольшой вначале группы Монатта-Росмера. Между обеими этими группами вскоре установилась необходимая идейная и организационная связь.

III

Выше мы указали, что бесформенное и бесхребетное лонгетистское большинство партии сливается с ее реноделевским меньшинством.

Что касается так называемого синдикалистского меньшинства, которое на последнем конгрессе синдикатов в Лионе[157 - Лионский конгресс Всеобщей Конфедерации Труда – состоялся в середине сентября 1919 г. Главными вопросами повестки дня съезда были: 1) доклад об экономическом и политическом положении, 2) о рабочем законодательстве и 3) о школьной реформе. С докладом по первому пункту выступил Жуо. Его доклад подвергся резкой критике со стороны левой части съезда. Однако, большинство было на стороне реформистской тактики, которую отстаивал Жуо. Предложенная им резолюция собрала 1.393 голоса против 588 голосов левого крыла, при 42 воздержавшихся. Лионский съезд, не давший, правда, победы революционной части французского профдвижения, явился, однако, показателем роста и укрепления оппозиционных сил.] достигало по некоторым вопросам третьей части общего числа делегатов, то оно представляет собой еще крайне неоформленное течение, в котором революционные коммунисты стоят рядом с анархистами, не порвавшими со старыми предрассудками, и с «лонгетистами» французского синдикализма (соглашателями). В этом меньшинстве еще весьма сильны анархические суеверия против захвата государственной власти, причем у многих под такими суевериями укрываются простой страх перед революционной инициативой и отсутствие воли к действию. Из среды этого синдикалистского меньшинства была выдвинута идея всеобщей стачки, как средства для осуществления национализации железных дорог. Программа национализации, выдвинутая совместно с реформистами, как лозунг соглашения с буржуазными классами, по существу противопоставляется, как обще-национальная задача, чисто классовой программе, т.-е. революционной экспроприации железнодорожного и иного капитала рабочим классом. Но именно соглашательски-оппортунистический характер лозунга, навязанного всеобщей стачке, парализует революционный порыв пролетариата, вносит неуверенность и шатания в его среду и заставляет его отступать в нерешительности перед применением одного из крайних средств, как всеобщая стачка, которая требует от него величайших жертв во имя чисто-реформистских, радикально-буржуазных целей.

Только ясная и отчетливая постановка революционных задач коммунистами может внести необходимую ясность в само синдикалистское меньшинство, очистить его от предрассудков и случайных попутчиков, а главное – дать отчетливую программу действия революционным пролетарским массам.

IV