Проблемы культуры. Культура переходного периода

Эта великая работа еще вся впереди. Государство, армию, хозяйство мы до сих пор строили в сущности начерно. Впереди предстоит работа набело.

Будет вполне уместным, если мы, к восьмой годовщине Октябрьской революции, еще раз крепко напомним себе, что историческая ценность и, вместе, устойчивость каждого общественного строя определяется, в последнем счете, той производительностью труда, какую он обеспечивает. Это самый высокий критерий, и притом объективный. Мы, разумеется, начисто отвергаем телеологию, т.-е. идеалистическое представление, будто человечество движется к заранее намеченной цели. Но факт таков, что человеческое общество – отчасти стихийно, отчасти сознательно – идет по пути повышения производительности труда: эта «цель» поставлена не извне, а вырастает из материальных условий существования общества. Именно в этом главное отличие, выделяющее человека из животного мира. В этом же основной и, в последнем счете, безошибочный критерий всего исторического развития.

«Прогресс», как постоянное будто бы восхождение человечества, есть идеалистическая химера, по крайней мере по отношению к прошлым тысячелетиям. Развитие шло зигзагообразно. Снижение и долгие провалы следовали за подъемами. Капитализм придал прогрессу большую устойчивость именно потому, что в центре внимания поставил развитие производительных сил. Но и капиталистическое общество знает не только быстротечные смены промышленных подъемов и кризисов, но и длительные эпохи упадка. Об этом опять серьезно напомнила мировая война. Капитализм подготовил технические предпосылки планомерного и всестороннего прогресса, но сам он неспособен его осуществить. Прежде всего он оказался неспособным поднять сельское хозяйство хотя бы на тот уровень, на который поднял промышленность. Капитализм сбрасывал главную тяжесть земледелия и скотоводства на более отсталые народы, предпочитая эксплуатировать их преимуществами своего индустриального первородства. Преодолеть мировое противоречие между городом и деревней – то же, что преодолеть противоречие между Западом и Востоком, между эксплуататорскими нациями и угнетенными колониями. На это способен только социализм. Не случайно первая пролетарская революция разразилась в России, на великом стыке капиталистического Запада и колониального Востока.

Связь наша с Востоком есть один из важнейших залогов нашей победы. Но технически и культурно равняться нам, как и всему Востоку, необходимо по Западу. Наши хозяйственные успехи настолько велики, что ввели нас – при яростном сопротивлении врагов – в систему мирового хозяйства. Но именно растущая связь с капиталистической системой обнаруживает перед нами самими нашу чрезвычайную техническую и культурную отсталость. Социализм есть более высокий общественный строй, чем капиталистический, на смену которому он идет, не потому только, что устраняет эксплуатацию и подготовляет социальное равенство. Этот критерий, изолированно взятый, не решающий. Равенства в нищете и невежестве мы не хотим, да оно и неосуществимо. Различия вырастают из нужды. На жизненном опыте наших крестьян, хотя бы только за последние годы, мы видим, что рабство у природы не менее тяжко, чем классовое рабство. Мы устремляемся к социализму потому, что он подготовляет равенство на основе технического могущества, материального довольства, общей высокой культурности.

С законным удовлетворением оглядываясь на достижения восьми лет, мы обязаны, однако, дать точную оценку этих достижений в масштабах мирового хозяйства. Мы еще не достигли довоенного уровня по количеству производимых товаров; еще менее – по качеству. У нас есть все основания рассчитывать на то, что в течение ближайшего года мы вплотную подойдем к довоенному уровню по количеству и, отчасти, по качеству. Но ведь довоенный уровень потому и именуется «довоенным», что нашел свою проверку в войне. Результаты мы знаем слишком хорошо. В то время как Германия, окруженная неисчислимыми врагами, продержалась в течение четырех лет благодаря мощи своей индустрии, российская промышленность с каждым днем войны обнаруживала все более свою несостоятельность, несмотря на поддержку могущественных союзников. Война дала убийственную оценку экономической отсталости старой России. Не забудем же, что в новых общественных формах мы пока еще лишь восстанавливаем старый хозяйственный уровень.

Правда, соотношение сил чрезвычайно изменилось к нашей выгоде. Нынешняя Европа несравненно слабее, чем была до войны. С другой стороны, советская организация дает возможность неизмеримо более целесообразного использования наличных материальных ресурсов. А сверх того у нас, как у международной партии, имеются огромные политические ресурсы. Только благодаря этому Россия не стала за истекшее восьмилетие колонией, к чему она фатально шла в течение 1914 – 1917 г.г. Но факты остаются фактами. Технически мы самая отсталая страна Европы. Производительность труда у нас ниже, чем в любой из передовых капиталистических стран. Наши товары дороже. Их качество хуже. Все это может и должно быть измерено точными сравнительными коэффициентами, которые станут самыми надежными «индексами» (указателями) нашей дальнейшей работы, не только хозяйственной, но и культурной.

Наше строительство, особенно хозяйственное, опиралось до сих пор, главным образом, на старые технические навыки. Мы пользовались во всех областях тем уровнем культуры, который достигнут был старым режимом. В политике, в общественном строе мы сделали скачок огромного исторического значения. В других областях продвижка несравненно меньше. В хозяйстве, в смысле производства материальных ценностей, мы не достигли и старого. Развитие общества – это тоже одно из его противоречий – не идет равномерно по всем колеям. Но теперь мы достигаем того этапа, когда надо выравнивать производственный и культурный фронт с общественно-политическим. Те производственные и культурные знания, приемы и навыки, какие достались нам в наследство от прошлого, мы исчерпали. Дальше – накатанных капитализмом не только дорог, но и тропинок почти нет. Чтобы продвигаться, нужно пролагать новые пути, закладывать новые технические основы, вырабатывать новые навыки, искоренять безграмотность, повышать квалификацию, учиться и учиться у врагов, поднимать культуру. Нам нужно одновременное повышение культурного «качества» во всех областях. Дело идет о переводе руководимой пролетариатом нации – точнее, семьи наций – в более высокий исторический класс. Это осуществимо лишь путем напряженной подготовки по всем предметам человеческой культуры.

Закон Гегеля[145 - Гегель (1770 – 1831) – великий немецкий философ-идеалист, оказавший исключительное влияние на развитие западно-европейской философии и русской общественной мысли в 40 – 60-х годах прошлого века (Белинский, Герцен, Чернышевский, Бакунин). В противоположность метафизическому образу мышления, господствовавшему в научной мысли в XVIII столетии и рассматривавшему объективный мир и его отражение в человеческой психике как систему неизменных и замкнутых в себе элементов, Гегель выдвинул диалектический метод, который, наоборот, требует изучения окружающей природы и человеческой истории в их движении и взаимной связи. С точки зрения Гегеля нет ничего неизменного и постоянного. Все течет, все изменяется, все находится в беспрерывном движении, но это движение совершается не эволюционно, а диалектически, т.-е. путем противоречий. По Гегелю, абсолютное понятие или абсолютный дух есть основа всего существующего. Развитие этого абсолютного духа по имманентным законам и составляет диалектический процесс. «С этой точки зрения процесс развития, совершаемый природой и человечеством, есть лишь копия самостоятельного развития понятия, совершающегося вечно, но неизвестно где, независимо от человеческого сознания, так как сама природа и человек рассматриваются Гегелем как инобытие духа» (Энгельс, «Анти-Дюринг»). Маркс и Энгельс, ученики Гегеля, после основательной критики всей гегелевской философии, в корне видоизменили идеалистическую диалектику. Коренное изменение, которое было ими внесено в гегелевскую диалектику, заключалось в переходе на материалистическую точку зрения. Абсолютный дух Гегеля был отброшен, его место заняла материя.«Диалектика, которая, таким образом, была сведена к науке об общих законах движения как во внешней природе, так и в человеческом мышлении, получила существенно иное содержание. Именно материальный мир рассматривался не как комплекс готовых вещей, а как комплекс процессов, в которых вещи, кажущиеся нам неизменными, равно как и их мысленное отражение в нашей голове, т.-е. понятия, проходят беспрерывно смену возникновения и уничтожения» (Энгельс, «Анти-Дюринг»).] о переходе количества в качество правилен и с другого конца: качество превращается в количество. Охватывая нашу хозяйственную жизнь в целом, мы можем проверить силу этого закона всем нашим опытом. Последний год гражданской войны и первый год нэпа был тем временем, когда все запасы вышли и страна перебивалась поскребышами. Никто не смел справляться о качестве. Побольше продуктов, хоть каких-нибудь! Но по мере того как в каналах обращения появлялось дополнительное количество продуктов, само производство автоматически становилось лучше. Лишняя кипа плохого хлопка улучшала работу на полубездыханной текстильной фабрике. Лишний пуд прелой муки или дюжина плохих карандашей улучшали постановку преподавания в совсем было замиравшей школе. И так по всей линии. Качество работы само собою повышалось вследствие возрастания количества. Но только до известного уровня.

После того как нестерпимый голод во всех областях хозяйственной и культурной жизни был хоть несколько ослаблен, создалась возможность более критической самооценки. Устами передовых своих элементов страна сказала, что мы работаем неумело, неряшливо, плохо, дорого. Вопросы научной организации труда начинают интересовать все более широкие круги. Создаются производственные совещания. Вопрос о качестве продукции, материальной и духовной, в том числе и канцелярской, все более выдвигается на передний план. Задача увеличения количества материальных благ ни на минуту не отступает на задний план. Наоборот, никогда еще она не ощущалась с такой остротой, как сейчас. У нас всего мало. Всего не хватает. Но сама борьба за количество на каждом шагу упирается в вопросы качества. Для повышения производительности труда необходимы лучшая техника, более научная организация производства, лучшее сырье, более высокая выучка. Чем полнее мы пускаем в оборот последние унаследованные ресурсы, тем больше обнаруживается, что путь к количеству лежит через качество.

Программа электрификации строилась на старых резервах, прежде всего – старых инженерах. Но этот ресурс на исходе. Осуществление электрификации прямо упирается в вопрос о том, как наши школы готовят новых инженеров, техников и рабочих. Мало того. Развитие электросиловой сети прямиком приводит к вопросу о таком сельском учителе, который умеет разъяснить детям и родителям значение электропроводов и тем обеспечить их охрану. Сельская школа, в свою очередь, ставит вопрос о дешевом и прочном учебнике, о бумаге, о карандаше, поднимая снова все еще далекие от разрешения вопросы издательства и полиграфической промышленности. Смычка города с деревней по-новому ставит вопрос о путях сообщения, о шоссе, проселках и мостах.

Повышение качества сельскохозяйственных машин – их прочности, легкости, заменяемости частей – повысит доверие крестьян к внутреннему машиностроению и расширит спрос. Повышение качества зерна, льняного волокна и пр. естественно увеличит объем экспорта. Повышение техники газет – более прочная бумага, более четкий шрифт – увеличит число читателей на каждый экземпляр газеты. Улучшение литературно-политического содержания прессы – больше живости, разносторонности, внутренней связи с аудиторией – родит новый набор читателей. Простое повышение качества пищи в общественных столовых ускорит перестройку нынешнего замкнутого семейно-хозяйственного быта. Коренная борьба с некоторыми отрицательными чертами молодежи, прежде всего с распущенностью всех видов, идет через повышение качества личности. А средства к этому: наука, техника, литература – настоящая, не маргариновая, – спорт и пр. Так во всех областях и в разных видах проблема «качества» становится ключом новой культуры.

Основные задачи социалистической организации общества встают перед нами на новом этапе по-новому и, главное, с возросшей конкретностью. Вопрос всех вопросов таков: как избегнуть бюрократизма, мертвящего безразличия, удушающей казенщины? Государственное хозяйство захватывает огромный круг предметов, людей и процессов. Этим оно чрезвычайно удаляет основное руководство от непосредственного исполнения. Социализм хочет победить производственно-торговую конкуренцию, параллелизм, лишние трения, встречные товарные потоки, словом – анархию в хозяйстве, как и во всем жизненно-культурном обиходе, посредством руководства, основанного на плановом учете и предвидении. Но социалистические методы лечения таят в себе свои собственные болезни, которые с полным основанием можно назвать болезнями детства, нисколько не умаляя при этом их злокачественности. Вся трудность состоит в том, чтобы достигнуть сочетания личной активной заинтересованности с общественно-плановым характером хозяйства. На этом пути мы сделали серьезные успехи, прежде всего уже тем одним, что поставили заработную плату в известную, далеко еще несовершенную зависимость от производительности труда. Но мы еще очень далеки от разрешения задачи в целом.

Гнилость бюрократизма в том, что он проходит мимо дела, скользит по касательной к существу. А между тем, никакое время не повелевало так, как наше, в каждом отдельном случае, большом и малом, добираться до материи, до живого, до ядра. Циркуляр, едущий на циркуляре и циркуляром погоняющий, не решает вопроса, хотя без циркуляров и не обойтись. Нужно, чтобы зубчатые колеса заинтересованности и ответственности, личной и коллективной, плотно цеплялись друг за друга. Такой законченной системы сразу создать нельзя, – ее нужно выработать и ее должно вырабатывать изо дня в день. Строительство социалистического хозяйства есть в то же время постоянное общественное творчество. В состав творчества столь широкого масштаба, как наше, входит необходимой частью экспериментирование, т.-е. производство опытов, испытание на деле разных систем контроля, побуждения, материального и морального премирования, кары, взаимной страховки и пр. Не давать рутине оседать и уплотняться. Пробивать в ней повседневно просветы к более совершенным методам и творческим возможностям. Во всей этой работе опираться на пробужденное стремление масс к лучшей жизни, к материальной обеспеченности, к более высокому духовному уровню, ко всему тому, что укрепляет тело, обогащает сознание, поднимает и окрыляет мысль – к культуре.

В отношении крестьянина, как мелкого товаропроизводителя, задача состоит в том, чтобы, опираясь на его собственническую заинтересованность в количестве своей продукции и в ее качестве, вводить его постепенно, через ряд посредствующих ступеней, в систему обобществленного хозяйства.

Основной рычаг к этому – социалистическая промышленность. Ее дальнейшие успехи позволят поставить перед нею задачу: взять сельское хозяйство на буксир. Это – новый этап смычки. В первые годы промышленность почти ничего не давала крестьянину, требуя и получая от него взаймы. Мужицкие авансы шли на растопку фабричного котла. Когда, наконец, колеса завертелись, промышленность на первых порах снабжала кое-как крестьянина как потребителя, почти не вторгаясь в крестьянское хозяйство. Последнее оттаивало и жило силой – или бессилием – прошлого. Смычка имела преимущественно потребительский характер: хлеб рабочему, ситец крестьянину. Но этого ныне уже недостаточно для обеих сторон. Город требует от деревни во все возрастающих массах промышленного сырья. Деревня требует от города орудий, машин, электрической энергии. Промышленность хоть и медленно, но продвигается к величайшей своей задаче: взять на буксир сельское хозяйство, чтобы вытащить его из тех ужасающих условий, которые некогда Маркс и Энгельс назвали идиотизмом деревенской жизни. Буксир соединяется с баржей канатом. Канат должен быть крепок, чтобы не оборвался. Машинизация сельского хозяйства, внедрение смычки в самый процесс производства, означает туго натянутый стальной тросс между тяжелой промышленностью и сельским хозяйством.

Каждый трактор есть малый буксир промышленности, которому поручено вытаскивать крестьянское хозяйство из болота чересполосицы и бессмысленной трудовой расточительности. Около 20.000 тракторов должна, по намечающемуся плану, получить деревня в нынешнем хозяйственному году. Это немного, но это уже кое-что. Это значит, отметим тут же, – 20.000 трактористов и тысячи ремонтных пунктов с квалифицированными рабочими. Трактор – не только технический, но и культурный буксир. Коммунист на тракторе – лучший руководитель деревни завтрашнего дня. Индустриализация сельского хозяйства создает наиболее естественную базу для внедрения пролетарского руководства в жизнь деревни. «Шефство», осуществляемое через пролетарский корпус трактористов, монтеров, механиков, которых город даст деревне по тщательному отбору, будет куда выше тех нередко искусственных и не всегда удачных форм шефства, к каким город вынужден прибегать ныне.

Но не забудем, что из 20.000 тракторов львиная доля должна быть ввезена из-за границы. Советская промышленность даст в ближайшем году менее 2.000 штук. В этом нет ничего страшного. Наша промышленность должна дать деревне в первую голову более простые машины. Придет черед и для массового производства тракторов. Но все же приведенные числа – около 2.000 своих тракторов и около 18.000 ввозных – измеряют грандиозность стоящих перед нами и еще не разрешенных задач. Буксир ведь должен быть не капиталистический, а наш, советский, с маркой серпа и молота.

Поднять эту гигантскую задачу можно, только качественно подняв нашу технику, производственную организацию, административную и культурную работу. Дело идет о новом этапе, который требует более высокой квалификации от всех и во всем. Этого нельзя достигнуть иначе, как сочетав личную заинтересованность и ответственность с организованным общественным контролем. Выделка хороших сапог, плугов и карандашей, как и воспитание пригодных инженеров, техников, квалифицированных рабочих, учителей, командиров, чиновников будут обеспечены лишь в том случае, если будут совершаться под давлением активного общественного контроля, твердого спроса, умелого отбора. Борьба с казенщиной и бюрократической фальшью должна быть заложена во внутреннюю механику отношений. Нужно, чтобы по-настоящему организованный кооперацией потребитель контролировал производственника. Промышленность должна контролировать подготовку техников в специальных учебных заведениях. Крестьянин должен учинять последний и решающий экзамен агроному, воспитанному Тимирязевской Академией. Каждая отрасль промышленности выступает как приемщик и потребитель по отношению к другим отраслям. Эту цепь взаимозависимостей надо изучать и извлекать из нее в ней же самой заложенные элементы взаимного контроля. Организовать этот контроль, вооружая его наиболее действительными методами; умерщвляя конкуренцию, укреплять соревнование; побуждая изобретательство, премируя и стимулируя его, вести беспощадную борьбу с секретничеством; воспитывать социалистическую трудовую мораль не голой проповедью и не административными предписаниями, а продуманным сочетанием интересов и, где нужно, их противопоставлением друг другу в узловых пунктах производства и общественного строительства, – таковы наметившиеся методы и пути. Работать на потребителя, а потребитель – это все. Профессиональные союзы являются организациями не только производителей, но и потребителей. В основной своей борьбе за лучшие условия жизни для объединяемых им рабочих, союз металлистов должен требовать более дешевых тканей, лучшей кожи сапог, лучшей школы, более компетентной медицинской помощи. Только в сочетании и противопоставлении различных организаций и общественных группировок лежит путь действительного, жизненного, не бюрократического контроля.

Каждый человек может сделать одно и то же дело и лучше и хуже. Это зависит от многих причин. Одна из них, сейчас еще наиболее действительная, это личная заинтересованность. Другая, более высокая, – внутреннее чувство ответственности. Об этом последнем военные уставы говорят: действовать за глазами начальника так же, как и на его глазах. Внутренняя дисциплина не падает с неба. Она есть кристалл общественного мнения в отдельном сознании. Лучше делает человек тогда, когда знает, что с него спросят лучшей работы, и когда сам склонен спрашивать того же с других. Дело – в общественном мнении, в его критической требовательности, в его бдительном контроле, в его культурной активности.

Частный предприниматель действует личной заинтересованностью и «хозяйским глазом». Личную заинтересованность мы можем и должны организовать гораздо совершеннее, чем частный предприниматель, ибо у нас для этого неизмеримо больше источников и возможностей в смысле повышения лучшего – способного, деятельного, добросовестного. С так называемым хозяйским глазом дело на первых порах труднее. Его-то и должен заменить общественный контроль. Активность, своевременность и гибкость контроля зависят от культурности контролирующих и контролируемых.

Но ведь для поднятия культуры потребуется ряд поколений? Конечно, до социалистической культуры нам далеко. Мы проходим только через приготовительный и потому именно самый тяжкий класс. Дело идет об усвоении простейших сведений, знаний, приемов и навыков. Когда они станут общим достоянием, развитие к социализму пойдет как по рельсам. Как и в хозяйстве, здесь труднее всего период первоначального культурного накопления. Но не нужно думать, что плодов придется дожидаться десятилетиями. Усилия, как и успехи, пойдут концентрическими кругами: от тысяч – к миллионам, от миллионов – к десяткам миллионов.

На наших глазах потребность в лучшем становится тем более острой и всеобщей, чем яснее обнаруживается возможность его достижения. На этом можно строить. Инициатива и пример передового меньшинства могут, как и в других областях, совершать чудеса, если методы меньшинства идут в ногу с опытом массы. Борьба за культуру означает повседневный, упорный, настойчивый, непримиримый отпор бескультурности во всех ее проявлениях: нечистоплотности, неграмотности, неряшливости, неаккуратности, невниманию к делу или к чужой личности. Не просто агитировать за культуру – голой агитацией не возьмешь, – а в своей собственной хозяйственной и культурно-бытовой сфере вести борьбу за «качество». Ничего не упускать. Ни на что не закрывать глаз. Не попустительствовать. Предъявлять наивысшие в данных условиях требования к себе и к другим. Каждое куриное яичко – на сквозной свет. Каждую сорную травинку – из грядки вон. Чувство личной ответственности и профессиональной чести будет расти параллельно с формированием социалистического общественного мнения, которое есть не пассивная надстройка над хозяйственным базисом, а важнейшее его орудие.

Нам нужна будет в гораздо большей степени, чем до сих пор, культурно-техническая помощь наших европейских и американских друзей. Иностранные делегации, приезжающие, чтобы посмотреть, как мы живем, и противопоставляющие затем у себя на родине правду лжи, совершают огромное политическое дело, укрепляя одновременно международное положение нашего Союза и позиции рабочего класса у себя. Но наряду с этими политическими делегациями нам нужны будут в возрастающем числе «делегации» технического, производственного характера. Пусть приезжают к нам, одиночками или группами, высоко-квалифицированные рабочие, техники, инженеры, пусть приглядываются к тому, как мы работаем, и пусть помогают нам работать лучше. Такого рода иностранные «интервенции» прекрасно дополнят учебные поездки за границу наших собственных инженеров, техников и рабочих. К стволу и ветвям нашего хозяйства надо прививать одновременно в разных местах черенки передовой технической и производственной культуры. Ствол достаточно прочен уже, чтобы выдержать такую прививку.

Во всех без изъятия областях перед нами годы напряженных улучшений и суровой выучки. С законным возмущением говорим мы о чересполосице крестьянского хозяйства. Но и в промышленности мы страдаем, в сущности, жесточайшей чересполосицей, унаследованной от капиталистического хозяйства. Мы беспощадно осуждаем архаическое трехполье, которое истощает землю и держит крестьянина в нищете. Но и во многих отраслях нашей промышленности царят методы, которые сродни трехполью. Неоднородность материала или несогласованность частей в наших промышленных изделиях происходит по той же причине, по которой кончающий среднюю школу плохо знает русский язык; по той самой причине, по которой в наших канцеляриях царит подчас волокита, а на лестницах и в коридорах общественных учреждений наткнешься нередко на окурки и плевки. Это все явления разного масштаба, но одного порядка. Мы малокультурны. Нам еще только предстоит провести подавляющее большинство населения через школу простейших навыков, которая давно вошла в обиход передовых капиталистических стран. Тут, как и в других областях, не нужно – по выражению Ленина – «ни тени фальшивой идеализации». Нам нужно перестроить хозяйство снизу доверху. Нам надо переучиваться, доучиваться, выучиваться. Надо повышать качество оборудования, руководства, исполнения. Надо учиться у капиталистической Европы и Америки. Ни тени фальшивой идеализации! Но и ни тени уныния!

Исторические наши задачи не измеряются календарными годами или юбилейными датами. Девятый советский год будет продолжать работу восьмого. Но в то же время есть основания сказать, что восьмая годовщина совпадает с намечающимся глубоким переломом во всей нашей хозяйственной и культурной деятельности. Восемь лет мы работали наспех и начерно. Конечно, это не сразу переменится; еще слишком многие области дожидаются у нас первого, хотя бы «чернового» удара заступа. Но в то же время в головных отраслях хозяйства и культуры пора уже переходить к работе набело.

Одним энтузиазмом этого достигнуть нельзя. Энтузиазм масс – драгоценная сила, которая показала себя в прошлом, и на которую будет еще великий спрос в будущем. Но то, что нам ныне нужно больше всего, это – выдержка, система, сознательно регулированное упорство. Эти качества не отрицают энтузиазма, наоборот, в сочетании с ним обещают исторические результаты небывалого масштаба.

Два года остается до первого советского десятилетия. Они должны стать годами дальнейшего крутого подъема. Экономический, если не военный, нажим наших врагов будет возрастать. Ответом на него – наряду с ростом революционного движения на Западе – может явиться только высокий темп нашего хозяйственного и культурного подъема. Вопрос темпа есть вопрос нашей обороны, нашего самоутверждения, нашей победы.

«Правда» N 255, 7 ноября 1925 г.

Л. Троцкий. ЗАДАЧИ РАБОТНИКОВ КУЛЬТУРНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

(Речь на Всесоюзном съезде участковых врачей 8 декабря 1925 г.)

Товарищи, время наше таково, что каждый съезд, особенно такой крупный, имеющий такое общее значение, как ваш, является вехой, отмечающей новый отрезок нашего общественного и культурного развития. Ваш съезд – съезд низовых работников здравоохранения – вызывает в памяти книгу, которая около двух десятилетий тому назад волновала умы вашей корпорации. Я имею в виду книгу писателя-врача, тов. Вересаева,[146 - О Вересаеве – см. том IV, прим. 13.] сорокалетний юбилей писательской деятельности которого недавно отмечался прессой.

И невольно, товарищи, приходит в голову, что если бы даровитый врач молодого поколения написал нам новые «Записки врача», охватывающие период с 1914 года до наших дней, – это была бы очень поучительная, очень выразительная и в высшей степени воспитательная книга. Жизнь била по врачу за эти двенадцать лет и тупым и острым концом, и била тяжко… Мне довелось ближе наблюдать работу врача в условиях нашей гражданской войны, – может быть, в тягчайших условиях, какие когда-либо выпадали на долю врача. Это был период напряженного и острого раскола в рядах старой русской интеллигенции. Часть врачей была увлечена общим потоком господствующих классов за пределы нашей страны. Те, что остались, может быть, не имели времени тогда рассуждать и обобщать, ибо страна задыхалась в тисках голода и бедствий гражданской войны, и врач шел, как врач, за Красной Армией в тифозные поезда, перевозившие через тифозные губернии молодых красноармейцев, из которых в каждом поезде единицы и десятки, а то и более того, нередко превращались по пути в замерзшие трупы. И врач, скованный бессилием разрухи, делал, что мог, и сделал многое, – и если рабочие и крестьяне отбились в тот период от врагов, если они вырвались из огненного кольца интервенции и последовавшей за ней блокады, то немалая доля заслуги в этом по праву принадлежит низовому врачу нашей страны.

Ваш съезд, товарищи, собирается в момент, который намечает новый перелом в нашем общественном развитии. У нас уже вошел в обиход термин, определяющий истекшие годы нашей хозяйственной и культурной работы, как восстановительный период. Этот термин неточен. Если его продумать, то он и неправилен, ибо мы вовсе не восстанавливаем то, что было, хотя условная правда в этом определении есть. В области хозяйственной мы сейчас приближаемся к тому уровню промышленного и сельскохозяйственного производства, на каком стояла наша страна накануне 1914 года, когда она стала быстро скатываться и падать вниз. В этом смысле истекшие годы и особливо четыре последних года после завершения гражданской войны были восстановительными годами, но восстановление довоенного хозяйственного уровня шло в новых общественных и, тем самым, в новых культурных формах. И если мы хотим мысленным взором окинуть то, что было, и то, что есть, и понять, куда мы идем, то мы должны всегда мысленно отделять вопрос о развитии нашей техники, наших производительных сил, т.-е. об уровне нашего материального богатства, от вопроса об общественных формах использования этого богатства. Одно зависит от другого, но в то же время это, так сказать, два этажа общественного здания. Чтобы сразу выразить свою мысль резко и отчетливо, я скажу вам, что если бы нам дать накопленные богатства передовых капиталистических стран, то при нашем общественном строе они получили бы иное применение, иное распределение, иное культурно-бытовое использование. Советская рабоче-крестьянская трудовая форма общественности при более высоком уровне развития хозяйства, разумеется, дала бы массам во всех областях, в том числе и в области здравоохранения (а это не последняя область по важности, и чем дальше, тем больше она будет выдвигаться на передний план), несравненно более высокие результаты. Но и сейчас – в этом каждый обязан отдать себе отчет – мы можем сказать, что мы стали богаче, чем были год тому назад, значительно богаче, чем были два года назад, и несравненно богаче, чем были три года тому назад, что не мешает нам признать, что мы все еще чудовищно бедны… Я останавливаюсь на этом, в сущности само собой разумеющемся констатировании факта, потому что как раз сегодня на глаза мне попались 2 – 3 экземпляра зарубежной эмигрантской белой печати. Я не являюсь ее ревностным читателем, но бывают в жизни случайности, не всегда приятные. В берлинской газете «Руль»[147 - Газета «Руль» – издается в Берлине с 16 ноября 1920 г.; орган группы правых кадетов, возглавляемой И. В. Гессеном (бывш. редактор «Речи»), профессором А. И. Каминкой и В. И. Набоковым (был управляющим делами Временного правительства, позднее министром юстиции Крымского краевого правительства). Газета «Руль» ведет энергичную борьбу против политической линии левой группы кадетов, группы так наз. «новой тактики» (см. прим. 137), настаивая на необходимости интервенции европейских держав и не допуская никаких соглашений с социалистами.] я наткнулся на утверждение, которое показалось мне поучительным.

«Руль» – газета образованнейшая, как вы знаете, – в ней принимают участие кадеты, инженеры, адвокаты, вероятно там есть и врачи. (Смех.) И вот передовица этой газеты – свежая, от 22 ноября – говорит следующее: «Громадные капиталы, попавшие в руки Советской власти (т.-е. те, которых они не успели увезти), приносят систематические убытки, которые постепенно съедают самый капитал». Вот уж совершенно фантастическое утверждение и для просвещенных и образованных людей прямо-таки компрометирующее. Если остатки капиталов, которые мы расходовали и хищнически расходовали во время гражданской войны, дают после гражданской войны одни убытки, то спрашивается: каким образом увеличивается наш государственный бюджет? За 3 года государственный бюджет увеличился втрое, он подошел к 4 миллиардам рублей. А наш экспорт и импорт вырос до 1 миллиарда рублей. Продукция нашей промышленности за 3 года выросла в три раза. Сельское хозяйство подошло к довоенному уровню, – и вот оказывается, что мы продолжаем проживать остатки того капитала, который нам соблаговолили оставить и который мы не окончательно израсходовали во время гражданской войны. Тут что-то концы не сведены с концами. Это не объективная оценка положения, это – борьба с нами, товарищи. Они хотят опрокинуть строй, который им ненавистен. И мы бывали в таком положении и боролись с буржуазным строем, желая его опрокинуть, – говорят даже, что мы имели в этом направлении кое-какой успех. (Смех и аплодисменты.) Но, товарищи, когда мы боролись, то боролись серьезно и добросовестно, – не по отношению к врагу, – ибо что такое добросовестность по отношению к врагу? – но по отношению к своей собственной цели. Мы знали, что нельзя обманывать себя, что нужно учитывать все, что есть у врага, и учитывать – становится ли он крепче или слабее. Мы писали книги. Есть книга о развитии капитализма в России Владимира Ильича, который писал тогда под псевдонимом «Владимир Ильин». Он подводил баланс прихода и расхода царизма и буржуазии, и к каждой цифре он относился – марксистская школа обязывает так относиться – к высшей степени серьезно, добросовестно и внимательно. И только потому что мы внимательно следили за фактическим ходом хозяйственного развития страны и за процессом обогащения нашего врага, только потому мы и сумели его опрокинуть. А вот класс, который господствовал, который имеет в своих руках науку прошлого, оценивая через свой руководящий орган наше развитие, заявляет, что мы работаем в убыток и проживаем остатки капитала, съедаем самый капитал. Но статистика говорит, что капитализм развивался до войны на 7 %, т.-е. динамический коэффициент его развития равнялся 7 %. Мы же сейчас, восстанавливая хозяйство на основах старого капитала (само собой разумеется, эта оговорка необходима), имеем динамический коэффициент развития, который равняется 40 – 50 %. Я бы сказал, если говорить грубо, – не знаю, является ли этот термин медицинским, – что в этих утверждениях белой печати сказывается собачья старость. (Смех и аплодисменты.)

Я мог бы привести еще несколько примеров, если бы не боялся отнять у вас попусту время… (Голоса: просим, просим!..) Нет, товарищи, незачем. Ведь я хотел сказать о газете «Дни», – вы конечно этого не знали, а потому и просили привести цитату. Я хотел сказать об эсеровской газете «Дни», которая пустилась на еще более пошлое зубоскальство в оценке наших ошибок и недостатков. А само собой разумеется, что наряду с успехами у нас есть ряд крупных ошибок и недочетов, которые мы исправляем и идем вперед. И вот того, что мы идем вперед, оспаривать нельзя. Мы подходим к грани восстановительного процесса, но в новых общественных формах, и весь вопрос впервые в истории поставлен так: как эти новые общественные советские формы, как эта новая организация присвоения, распределения и использования того, что дает техника, – отразится на жизни масс, на просвещении масс, на здоровьи масс города и деревни. Это есть высшая и последняя проверка.

Под этим углом зрения я обратил большое внимание – просто, может быть, потому, что раньше этого не знал, – на одну небольшую таблицу, которую я впервые встретил в тезисах тов. Лебедевой на всесоюзном совещании по охране материнства и младенчества. Цифры этой таблицы касаются смертности младенцев до годового возраста. Вероятно, большинству из вас они известны, но приведу все-таки небольшую справку. Эта таблица говорит, что во Владимирской губернии в 1913 году умерло 29 % младенцев до годового возраста, в 1923 году – 17,5 %; в Московской губернии – 27,5 % в 1913 году, в 1923 году – 13,5 %; в Нижегородской губернии в 1913 году – 34 %, в 1923 году – 17,3 %. Таким образом из этой таблицы вытекает, что смертность младенцев до годового возраста упала почти вдвое по ряду губерний, расположенных в разных местах. Я лично, просто потому, что мало осведомлен, не хочу и не смею утверждать, что эти цифры являются совершенно бесспорными. Компетентные товарищи сказали мне, что эти цифры проверены и вполне серьезны. Во всяком случае, я бы сказал, что они заслуживают величайшего общественного внимания и тщательнейшей не только специальной, но и общественной проверки, чтобы стать бесспорными для всех. Что эти цифры означают? Они означают, что в 1923 году, когда мы были значительно беднее, чем сейчас, и несравненно беднее, чем были до войны в 1913 году, (а 1913 год, насколько помню, не был каким-нибудь исключительным годом в отношении эпидемий, болезней и прочего), общественные формы организации, известный подъем культурности масс и связанные с этим последствия обеспечили чрезвычайное падение смертности младенцев.

Опять-таки эти цифры подлежат тщательнейшей проверке, тщательнейшей мотивировке, для того чтобы они получили весь свой общественный вес. Если этот факт падения смертности бесспорен, – а я хочу надеяться, что это так, – то это заключает в себе исключительно благоприятное предзнаменование для дальнейших успехов и завоеваний культурных работников, и не последнее место будет принадлежать здесь работникам здравоохранения, ибо ясно, что рост техники, рост производительных сил будет передавать в распоряжение данной трудовой общественной организации все более высокие культурные накопления для применения их в интересах трудящихся масс. Это означает, что в области здравоохранения, чем дальше, тем больше перед нами будут открываться совершенно необозримые перспективы.

Исходя из этого, мы можем поставить вопрос так: где, в какой области, по какой линии проходит сейчас та черта, которая ограничивает наши успехи в области здравоохранения и культуры, по линии ли общественных рамок или по линии материальных ресурсов? Я лично полагаю – и надеюсь, что большинство из вас на опыте убедилось в том же, – что наш предел – не в области общественной формы, а в области наличных материальных ресурсов. Наша общественная форма гибка и целиком направлена на обслуживание интересов трудящихся масс. Тут могут быть ошибки, просчеты, но здесь нет враждебной этим массам классовой воли. Эта общественная форма есть выражение проясненной воли этих масс, воли, обращенной на себя, на свои интересы. Весь вопрос заключается в том, в какой мере эта общественная форма вооружена ресурсами, или, выражаясь на языке нынешней эпохи нэпа, в какой мере она снабжена деньгами. Это есть первый и основной предел. Но есть другой, и очень существенный, который также обозначился за прошлый год. Это – внутренние противоречия в нашем общественном строе, которых мы еще не изжили. Этими основными противоречиями являются противоречия условий жизни и культурного уровня города и деревни. Эти противоречия ликвидировать и похоронить раз навсегда является труднейшей из задач социалистического развития. Противоречия города и деревни накоплялись и слагались в течение веков. Капитализм в последней стадии обострил эти противоречия до последней степени. Наша страна сочетала в себе еще до революции черты Европы и отчасти Америки в своей промышленности и металлургии с чертами средневековья и азиатчины, и нигде противоречия не были так остры, как у нас. Эти противоречия, к устранению которых мы только делаем теперь первые шаги, выступят наиболее ярко, если мы сопоставим, напр., Москву и подмосковную деревню. Москва является большим культурным городом, она ночью окружена куполом света, который поднимается до небес, а тут в 10 – 15 верстах – бревенчатая деревня, похожая на склад старых ящиков, – во тьме, в сугробах и в вековых предрассудках. Преодолеть противоречия города и деревни, поднявши деревню до того, что есть лучшего в городе, является основной задачей социализма. Вы, работники деревни, встречаетесь на каждом шагу с ее отсталостью, с ее некультурностью, бедностью, с ее распыленностью, с ее бездорожьем. Но этот второй предел не абсолютный, он отодвигается по мере хозяйственного и культурного роста деревни. В этой книге, которая, как мне сообщали, роздана делегатам, я нашел цифры о районах вашей работы. Тут, под Москвой радиус района равняется 7 верстам, по промышленным губерниям – 12, по земледельческим губерниям – 22, на Сев. Кавказе – 14,5, в Уральской области – 46, в автономных областях и республиках – 22 и в Сибири – 48,5. Вот каковы российские масштабы, при нашем бездорожьи, при наших проселках, непроезжих в течение месяцев. Этот радиус есть единица измерения нашей бедности, нашей культурной отсталости, и вместе с тем этот радиус призывает вас, врачей, подойти к задачам здравоохранения под углом общехозяйственных и культурных задач страны. Кажется, у Бальзака[148 - Бальзак, Оноре де (1799 – 1850) – знаменитый французский романист, родоначальник натуралистического романа. Первое его произведение, обратившее на него внимание публики, роман «Шуаны», появилось в 1829 г. Последовавшие за ним многочисленные романы и повести быстро завоевали Бальзаку одно из первых мест среди французских писателей. Задуманную серию романов под общим заглавием «Человеческая комедия» Бальзак не успел закончить. В своих романах Бальзак изображает жизнь французской буржуазии, крупной и мелкой, столичной и провинциальной, и особенно тех финансовых кругов, которые заняли господствующее положение во Франции в 30-х и 40-х годах прошлого века. Мистик по натуре, Бальзак является в своем художественном творчестве одним из наиболее ярких представителей натурализма. Человек в его изображении есть всецело продукт окружающей среды, которую Бальзак и описывает поэтому чрезвычайно детально, иногда даже в ущерб художественному развитию рассказа; в основу своего литературного творчества он кладет наблюдение и опыт, являясь в этом отношении непосредственным предшественником Золя с его «экспериментальным романом». В созданной Бальзаком огромной картине французского буржуазного общества первой половины XIX века преобладают самые мрачные краски: жажда власти, наживы и наслаждений, стремление подняться какой-угодно ценой на верхнюю ступеньку общественной лестницы – таковы единственные помыслы большинства его героев.] рассказывается о престарелом враче-идеалисте, который в каком-то районе Франции посвящает остаток своих дней проведению дорог. Я думаю, что в этом вопросе врачи, оставаясь врачами и исходя из нужд и интересов здравоохранения, должны поднять свой голос, пробуждая местную инициативу, сочетая эту инициативу с инициативою центра. Я думаю, что одним из лозунгов ближайшего периода будет требование мостов и дорог. Мы говорим о смычке города с деревней, о смычке промышленности с сельским хозяйством, но без смычки городской культуры и цивилизации с крестьянским бытом мы этой смычки не добьемся, ибо смычка имеет в виду не отвлеченную идею, а конкретные жизненные факты, и основным путем смычки является дорога между городом и деревней.

Борьба за дорогу есть борьба за культуру, борьба за культуру есть борьба за лучшую постановку здравоохранения.

Есть еще третье объективное условие, которое до известной степени может явиться преградой для культурных творческих усилий низового врача. Это факт расслоения нашего крестьянства. Мы находимся на той стадии хозяйственного развития по пути к социализму, на той стадии культуры народных масс, когда не может быть еще и речи о том, чтобы строительство шло, опираясь только на сознание собственного долга каждого гражданина. Нужна еще и личная заинтересованность. Личная заинтересованность есть отражение факта общей нужды. Строить социализм только на чувстве долга и личной ответственности можно будет тогда, когда нужда отойдет в прошлое, а культура будет неизмеримо выше, чем сейчас. В области заработной платы городских рабочих промышленность сочла себя вынужденной от первых, поспешных, чисто уравнительных попыток перейти к различным формам сдельной зарплаты, т.-е. такой, при которой оплата труда определяется непосредственно производительностью труда, а в том числе и его интенсивностью. В отношении распыленной деревни, которая состоит из 20 миллионов отдельных хозяйств, личная заинтересованность каждого хозяйства выражается через рынок. Рынок же ведет свою автоматическую работу, он поднимает одних и снижает других. Дифференциация в крестьянстве есть факт, а темп этой дифференциации составляет вопрос будущего. Здесь нужен учет, тщательный анализ и тщательная регистрация. В своей работе врач низовой, – участковый, сельский врач будет, конечно, встречаться с фактом большего или меньшего расчленения, расслоения крестьянства на каждом шагу. Разумеется, кулаку врачебная помощь доступнее, ибо у него больше свободного времени и у него вообще имеются средства, бедняк же сплошь и рядом безлошадный хозяин, если он вообще хозяин. И вот специфические особенности работы сельского врача в том и состоят, что он видит всю изнанку хозяйственного процесса деревни, подходит к нему с самой жизненной его стороны. Участковый низовой врач даст, несомненно, свою общественную медицинскую оценку всем хозяйственным процессам в современной деревне и поможет государственной власти найти в деревне те пути, которые обеспечат медицинскою помощью подлинные массы крестьянства, т.-е. подавляющее большинство среднего крестьянства и наиболее угрожаемую в смысле болезней и в смысле недостатка медицинской помощи бедноту.

Недостачи у нас есть во всем. И я думаю, что здесь можно вероятно найти не одного врача с мест, который думает с некоторым оттенком скептицизма: «Да, все это хорошо, широкие общественные культурные задачи, социалистические перспективы, но вот послать бы тебя в мой участок с радиусом в 40 верст, попрыгал бы ты по сугробам, посмотрел бы крестьян в грязи, во всех тяжких болезнях, в невежестве, во тьме». Разумеется, о перспективах можно говорить и для того, чтобы замазывать то, что есть. Но тот строй, который замазывает факты, есть строй обреченный. А мы строим новый «всерьез и надолго» и ничего замалчивать не собираемся. Несомненно, у нас и в области медицины, как во всех других областях, требований, я не говорю уже про потребности, неизмеримо больше, чем возможностей и предложений. У нас сейчас в Москве возродились хвосты перед мануфактурными лавками. В провинции их еще больше. Я уже не говорю про те хвосты, которые стоят у сорокаградусной, и не случайно в своей приветственной речи тов. Смидович[149 - Смидович, П. Г. (род. в 1874 г.) – член партии ВКП (б) с 1898 г. Кроме университетского образования, которое он получил в России, окончил специальную электротехническую школу в Париже. В тюрьме и ссылке пробыл около 6 лет. С 1917 до 1920 г. работал в Москве по хозяйственной линии, с 1920 г. заведывал Московским отделом народного образования. Тов. Смидович – член Московского Совета с 1917 по 1921 г. и член Президиума ВЦИК с IV Съезда Советов. В настоящее время он – член ЦИК СССР и председатель Комитета по земельному устройству трудящихся евреев при президиуме Совета Национальностей ЦИК СССР.] указывал, что здесь большое поле работы для врача, но я не хочу уклоняться в эту сторону. Да, возродились хвосты, и что же, можно с уверенностью ждать, что в какой-либо белой газете, в том же «Руле» появится передовица, которая попытается наши хвосты сегодняшнего дня приравнивать к тем хвостам, которые мы наблюдали в конце империалистической войны и в первые годы революции. В переносном смысле можно говорить о «хвостах» и в области медицины, врачебной помощи. В статье сборника, который вам роздан, я встретил указания, что требования со стороны крестьян на медицинскую помощь растут, а возможность удовлетворить их мала по-прежнему. Точно также в тезисах по охране материнства и младенчества я нашел указание, что требования крестьянок на летние ясли в деревне растут, а возможность удовлетворить их тоже пока еще мала. Но, товарищи, если появление в наши дни таких же хвостов, какие были 7 – 8 лет тому назад (конечно, наблюдать хвосты у лавок тяжело, что и говорить), знаменует какое-то несоответствие между потребностью и возможностью, между спросом и предложением, то за этим сходством не следует упускать из виду существенного различия. Тогда, 7 – 8 лет тому назад, хвосты у нас образовывались на почве хозяйственного упадка страны, тогда всякий хотел получить хоть что-нибудь на сегодняшний день, всякий урезывал свои потребности до минимума, который на завтра оказывался уже недостижимым максимумом. Те хвосты были хвостами хозяйственного и культурного упадка. А сейчас? Возьмите статистику, цифры, возьмите крестьянскую семью, рабочую семью, – и по линии мануфактуры и по линии кожи и гвоздя и всего прочего мы все же богаче, неизмеримо богаче, чем были 5 – 6 лет тому назад. Но потребность выросла неизмеримо больше, чем возможность ее удовлетворения. Этот рост потребностей сказывается во всех областях и давит по всем линиям. Вы знаете мысли старого крестьянина о медицине, о лекаре, о враче, – я не хочу эти мысли приводить, кто интересуется, пусть заглянет в словарь Даля, там собраны на этот счет поучительнейшие пословицы. А что мы видим сейчас? Есть ли сейчас огульное недоверие крестьянина к медицине, к врачу? Нет, нет. Разумеется, здесь много сделали и старые земские врачи, было бы смешно и нелепо это отрицать, но многое, очень многое сделано новой советской медициной и общим культурным подъемом крестьянства.

А если взять ясли 6 лет тому назад? К ним крестьянка относилась как к какому-то басурманскому измышлению, направленному на то, чтобы отнять у нее ребенка. А теперь она, наоборот, просит и требует – возьмите моего младенца в ясли. И вот требует одна, другая, третья, – образуется хвост, и этот хвост – есть хвост нашего хозяйственного и культурного подъема. Третьего дня председатель одного из трестов, электротехнического треста, жаловался на председателя другого треста, тоже электротехнического, что тот не выполняет вовремя заказов. Правильно. Если взглянуть в портфель заказов, то будет видно, что заказов набрано больше, чем можно выполнить. Я ему сказал: «Милый человек, ты стоишь в хвосте, все равно как хозяйка с кошелкой у мануфактурной лавки в Москве или Саратове». Есть хвосты видимые и невидимые, есть хвосты медицинские, в том числе и по сельской медицине.

Откуда этот рост потребностей? Этот рост возникает не на почве общего упадка, а, наоборот, на почве подъема. Он обгоняет возможности и порождает большие противоречия. Естественны неудовлетворенность и недовольство в связи с этим, но вместе с тем этот рост является важнейшим движущим началом нашего дальнейшего развития. Когда-то большой революционер, Фердинанд Лассаль,[150 - Лассаль, Фердинанд (1825 – 1864) – один из основателей немецкой социал-демократии (см. т. XX, прим. 126).Приведем здесь несколько выдержек из найденных в архиве тов. Троцкого набросков о Лассале:"В своих речах, как и в политическом движении вообще, Лассаль – классик революционного действия. (Из каждой данной ситуации Лассаль всегда хочет извлечь maximum того, что она может дать.) В то время как для Маркса первой задачей и первой обязанностью является объяснить событие во всех его подсознательных социальных причинах, Лассаль прежде всего стремится вскрыть ту живую силу, через которую можно сейчас двинуть событие вперед…Его философские интересы, его теории никогда не были для него самоцелью. Он занимается своими исследованиями не в интересах развития нации, даже не в интересах рабочего движения в его целом, но каждый раз в интересах определенных политических действий. «Как охотно оставил бы я ненаписанным то, что я знаю, – писал он впоследствии Энгельсу, – если б взамен этого я мог сделать часть того, что я умею». Если о Марксе можно сказать, что он был воплощенным сознанием неизбежности победы рабочего класса, то о Лассале можно сказать, что он был его напряженной волей к победе…Было бы слишком односторонне сказать без оговорок, что Лассаль – практик, не только потому, что Лассаль блестящий теоретик, но и главным образом потому, что основным преимуществом практика часто считается презрение к теоретическим принципам. Наоборот, если о Лассале можно сказать, что он практик, то лишь в том высшем смысле, что он не только теоретически, но и практически примирял противоречие между принципом и повседневной практикой, между целью и средством. Лассаль был социалист. Общественный строй, во имя которого он боролся, означал, по терминологии Лассаля, провозглашение и воплощение нового социального принципа. А между тем бороться за этот строй приходилось в условиях старого строя, его силами, его средствами. В этом философское противоречие и в то же время колоссальная задача революционного действия…Деятельность Лассаля, великого классика революционной тактики, неизбежно вся развертывается в рамках противоречия между ограниченностью средств и безграничностью цели. В этой деятельности большого масштаба были ошибки большого масштаба…Не только его богатые знания, но даже его теоретические ошибки, которые теперь может подсчитать каждая академическая посредственность, были в его руках орудием революционной тактики. Железный закон заработной платы неверен, но когда Лассаль с железной настойчивостью выдвигал свой железный закон против мелкобуржуазных барабанщиков самопомощи, он тем самым ставил рабочих лицом к лицу с железным фактом капиталистической эксплоатации. Этот закон был тараном против крепости мещанских социологических предрассудков, суеверий, панацей и рецептов. Этот закон неверно выражал объективные отношения, но против Шульце-Деличей он был тысячу раз прав…Средство, которое намечал Лассаль – производительные ассоциации с помощью от государства, – не могло устранить железного закона капиталистической эксплоатации, против которого оно выдвигалось. Но этот теоретически неправильный лозунг тактически оправдал себя, так как поставил рабочих лицом к лицу с вопросом государственной власти. Во имя «идеи» государства, во имя государства как колоссальной ассоциации трудящихся классов, Лассаль столкнул рабочих с реальным прусским государством, с этой ассоциацией бюрократии, аристократии и плутократии, и сделал для них необходимым завоевание всеобщего, равного и прямого избирательного права. Тот же самый практический лозунг – производительные ассоциации, кооперации, – если б его перенести, хотя бы под знаком коллективизма, в среду крестьянства, выродился бы неизбежно в дюжинное мелкобуржуазное социал-реформаторство. Брошенный в среду пролетариата, этот лозунг не дал непосредственных практических результатов, но послужил развитию самостоятельного рабочего движения, которое скоро переросло лозунги, вызвавшие его к жизни…Лассаль практически разрешил великую задачу, которую можно назвать задачей революционного действия…Вся тактика есть в сущности ряд качаний между этими двумя опасностями, качаний вокруг идеальной тактической линии, которой нельзя заранее начертить, которая вырабатывается практически – путем постоянных уклонений от нее…Когда анархист во имя своего самодовлеющего революционного идеала «отрицает» государство, он лишь констатирует, что государство, как известная система отношений, «отрицает» его самого – с его идеалом и с его революционным отрицанием. Когда реформист «признает» государство, он тем самым показывает, что государство признало его как свой составной элемент и что оно ассимилирует все его учения…Идея свободы и солидарности – чтоб говорить торжественными словами Лассаля – обнялась со своим материальным носителем – четвертым сословием, – и в этих железных объятиях прежде всего было раздавлено то малокровное, но живучее и цепкое создание, которое называлось немецким либерализмом…".] сказал про немецких рабочих, что они бедны не только материально, но они бедны еще сознанием своей бедности, т.-е. что у них нет потребности в лучшем. А вот основное завоевание Октябрьской революции как раз в том и заключается, что она раз навсегда отучила наши трудящиеся массы мириться с нищетой, тьмой, бесправием и этим вызвала напор новых и новых, все более растущих потребностей; и мы еще долго будем наблюдать несоответствие потребностей и возможностей и вытекающие отсюда хвосты, – хвосты нашего культурного роста.

Не для того чтобы успокаивать медицинскую совесть сознательно, критически относящихся к своей работе врачей, привожу я эти общие соображения. Врачи ближе всего стоят к населению, врачи видят плюсы и минусы, видят изнанку, врачу отвести глаза официальной и официозной панорамой благополучия нельзя, и хорошо, что нельзя, и никто этого не собирается делать. Но нужно, чтобы врач, как всякий сознательный, общественный, культурный работник, видел не только противоречия нашего сегодняшнего дня, но и понимал их вчерашние причины и завтрашние способы преодоления. Мы подходим с каждым днем все ближе к такому положению, когда наш приход и расход будет становиться все более ясным и отчетливым для всех граждан. Ведь вся суть нашего общественного строя в том, что он стремится и постепенно осуществляет полную ясность и прозрачность всех общественных отношений.

Капиталистический строй, не говорю уже про строй феодальный, монархический, целиком основан на маскировке, а мы хотим, чтобы весь наш общественный строй, – и мы к этому подошли и сделали в этом направлении много крупных шагов (я отсылаю всех хотя бы к так называемым контрольным цифрам Госплана), – чтобы все наши общественные отношения, наш приход и наш расход, были открытой книгой перед каждым рабочим, работницей, крестьянином, крестьянкой, перед каждым культурным работником.

Нам необходимо накопление уже не для того, чтобы восстанавливать довоенный уровень, а для того, чтобы обновить весь основной капитал страны, обновить его и расширить на новых началах. Нам нужно накопление, и из этого накопления народного труда, чем дальше, тем больше ценностей будет направляться по руслу культурных нужд и, в частности, здравоохранения.

Нам нужно обновить материальный инвентарь народа, страны. Это значит – обновить заводы, фабрики и их машины. Это значит – дать крестьянину соху, борону, трактор. Материальный инвентарь – это значит, прежде всего, сам рабочий и сам крестьянин. Обновляя капитал нации, капитал народа, капитал страны, мы должны обновить и основной капитал народного здравия, ибо нигде судьба народа не зависит в такой степени от его здоровья, как у нас, именно потому, что мы – народ отсталый. У нас механический рабочий, т.-е. машина, играет по отношению к живому рабочему несравненно меньшую роль, чем в других странах. В Америке за каждым гражданином, хотя бы он сосал еще материнскую грудь, стоит 40 механических рабочих, а у нас за спиной советского гражданина стоит едва ли один механический рабочий.

Вот пока что узкий предел наших материальных ресурсов. Стало быть, наша страна будет подниматься вверх еще в значительной мере опираясь на физическую силу живого рабочего. Эту физическую силу надо охранить, поднять, развить, укрепить. Надо обновить основной человеческий инвентарь Союза Советских Республик. (Аплодисменты.)

Товарищи, я не сомневаюсь, в этой работе врачи выполнят свою роль, выполнят свой долг. Я не делаю себе никаких иллюзий на счет того, что будто в среде врачей нет скептиков, нет сомневающихся. Это неизбежно, и так будет еще в течение значительного периода, но я думаю, что эти 8 лет страданий, совместно с трудящимися массами, 8 лет работы, борьбы связали тот кадр врачей, который представлен здесь, с строительством трудящихся масс навсегда. Как раз в числе тех газет нашей эмиграции, которые я цитировал вначале, мне попалась (все в один день) газета Милюкова[151 - «Последние Новости» – ежедневный орган кадетов, издающийся в Париже с 27 апреля 1920 г. «под редакцией присяжного поверенного Гольдштейна». Полная ложных сообщений и нападок на Советскую Россию, газета вначале не имела определенной политической физиономии. С февраля 1921 г. газета перешла в руки Милюкова, а с осени того же года, в связи с крушением надежд эмиграции на интервенцию, стала органом левого крыла кадетской партии, возглавленного Милюковым. Левые кадеты считают, что свержение Советской власти может произойти не в результате интервенции, а только путем длительного развития контр-революционных сил внутри Советской России; для содействия этому развитию они признают допустимым блок с социалистами.] от 21 ноября из Парижа, которая посвящает передовую статью нашей интеллигенции, в частности врачам. Статья называется: «Лик внутрирусской интеллигенции». Есть интеллигенция внутрирусская, в отличие от внерусской. Значит ли «внутрирусская» только то, что она находится в России, или это интеллигенция, живущая в одно с русским народом, – этого автор не поясняет. Здесь проведены тончайшие, сложнейшие разграничения внутрирусской интеллигенции. Здесь говорится, что в ней есть группа отживающая, правеющая, есть группа нервно-реагирующая, говорится о том, что есть группа энтузиастов – профессиональных работников, группа, эволюционирующая в сторону коммунизма, группа, увлекающаяся религиозными вопросами, целый ряд категорий (там так и сказано: «перебирая эти категории…» и т. д.). Каждый волосок расщепляется в этой статье на 4 части, подвергается микроскопическому и химическому анализу, для того чтобы прийти к следующему утешительному выводу: «Очевидно, после этого обзора, приходится сделать приятный вывод, что между внутрирусской и внерусской интеллигенцией нет решительно никаких непереходимых граней». Там, у внерусской интеллигенции, тоже имеются отживающие, правеющие, эволюционирующие и т. п. группы. Стало быть, заключает автор, между тамошней и нашей интеллигенцией нет непереходимых граней. А я думаю, что мы имеем полное право отбросить эту филигранную психологическую работу, эту политико-психологическую трескотню или, вернее, это газетное вранье, и сказать, – а что вы, голубчики, внерусская интеллигенция, там делаете? Вы ушли из страны, когда страна отстаивала свое существование в тягчайшей борьбе, в войне и блокаде. Вы издаете газеты, на которые собираете подачки у всех магнатов капитала, во всех буржуазных государствах. Вы говорите, что нет непереходимых психологических граней. Да кто же у нас, в деревне Московской или Саратовской губернии, или в Азербайджане, или в Туркменистане, кто среди рабочих и крестьян станет спрашивать, – и не только темный крестьянин, но и историк, серьезный историк завтрашнего дня, а не болтун, – кто станет спрашивать, к какой психологической категории относится русский врач имярек? Нет, он спросит: где он был, что он делал в эти годы?

Мы говорим, что грань есть и эта грань – непереходима. В то время как внерусская интеллигенция остается в качестве приживальщицы европейского капитала и играет роль лизоблюдов, попрошаек при европейской буржуазии и на ее подачки издает газеты, – в это время внутрирусская интеллигенция, несмотря на различие оттенков, симпатий и воспоминаний прошлого, осталась с народом, с рабочими и крестьянами нашей страны, нашего Союза. Там – лизоблюды, приживалы, завистники, содержанцы. А здесь – строители, здесь герои, здесь работники культурного строительства. (Бурные аплодисменты.)