Прощание с Литинститутом

Не раздумывая больше ни минуты, разворачиваюсь и снова выезжаю на проезжую часть дороги. Что-то мне это совсем не нравится. И сразу же замечаю, как тёмная машина трогается с места и неторопливо выруливает следом за мной…

2.

Теперь я уже то и дело поглядываю на неотрывно следующую за мной машину. Она не приближается и не отстаёт, словно отслеживает и повторяет мой маршрут. И это мне крайне не нравится. Тут даже будучи человеком совершенно ни в чём не замешанным, на душе становится беспокойно, словно ты во всём подряд виноват и тебя отовсюду ожидают неминуемые неприятности.

Неужели этот неизвестный бандит, от общения с которым мой шеф явно струхнул, не доверился ему и отправил своих хвалёных телохранителей, рядом с которыми я не валялся, проследить, куда я проследую после того, как узнаю о нашей предстоящей встрече. А то, что он серьёзно намерен встретиться со мной и не допустить моего вероятного побега, становилось предельно ясно.

Самое неприятное в моей ситуации – неизвестность и невольный страх, лишающий рассудка и толкающий на самые необдуманные поступки. Ничего другого не остаётся – только удирать от преследователей. Как это делается в детективных сериалах, я в точности не помню, потому что никогда не заострял на этом внимания и даже теоретически не мог представить, что мне когда-то придётся участвовать в таких гонках. Предельные скорости, свист пуль, сирены полиции, вдребезги расколоченные машины – неужели и меня это ждёт?!

Так ничего и не придумав, останавливаюсь на обочине и выхожу из машины. Будь что будет. Если преследователям есть что мне предъявить, то они тоже остановятся и подойдут поближе. Правда, пистолета с собой у меня уже нет, но даже если бы и был, то стрелять из него – упаси бог… Это уже запредельно – что-то мои разгорячённые просмотренными детективами мозги начинают воображать невесть что! Захотелось поиграть в войнушку? Наконец прорезались детские мечты?

Перевожу дыхание и смотрю на медленно приближающуюся машину. На улице только начинает смеркаться, но фонари уже зажглись, и всё хорошо видно. Вокруг полно прохожих и автомобилей на дороге, так что никаких военных действий наверняка не предвидится.

Тёмная машина с моими преследователями медленно проезжает мимо. Никого в ней разглядеть не удаётся, но это меня и не сильно волнует – что бы мне дало, если бы я различил лица? Всё равно знакомых в криминальном мире у меня нет и, надеюсь, не будет.

Поглядев им вслед, облегчённо вздыхаю и, закрыв машину, топаю к ближайшему кафе попить водички и перевести дыхание. А в головне не перестаёт крутиться одна и та же мысль: в передрягах с погонями я ещё не участвовал и, надеюсь, что больше такого не повторится. То, что происходило минуту назад, всего лишь плод больного воображения. Не моё это занятие – участвовать в подобных глупостях.

В кафе присаживаюсь за столик у окна и неотрывно гляжу на улицу. Впору бы успокоиться и прийти в себя – а не получается. Если есть ещё какие-то преследователи, то они непременно должны нарисоваться, и бдительность терять пока рано.

Официант приносит бутылку минеральной воды и чашку кофе. Закуриваю сигарету и перевожу дыхание. Напряжение постепенно спадает, и я даже могу позволить себе раздумывать о чём-то постороннем, а не только о своих преследователях, которым что-то от меня нужно.

Попробуем всё разложить по полочкам и спокойно выработать линию своего поведения. Никогда раньше я об этом не задумывался, а вот теперь настало время.

Выходит, что желание какого-то незнакомого мне бандита – иначе я его уже не называл! – настолько переполошило шефа, что он даже забрал у меня оружие, лишь бы не вышло ничего экстраординарного. Откуда ему знать – вдруг я не так прост, как ему кажусь, и с перепугу, а то и из злого умысла начну палить из казённого ствола и грохну кого-нибудь? Шеф – мужик битый и осторожный. Шкурой почувствовал опасность и сразу просчитал, что в случае чего ему тоже достанется по первое число. В том, что ничего хорошего от нашей беседы с незнакомцем не будет, он был почему-то уверен. В отличие от меня, ведь я даже предположить не могу причину интереса к моей скромной особе. Впрочем, и я, если говорить честно, придерживаюсь того же мнения. Но опять встаёт вопрос: что всё-таки от меня нужно этому высокопоставленному незнакомцу?

Кое-какие отдалённые предположения мыслишки приходят на ум – опять же дурацкие киношные стереотипы, но ни за что конкретное зацепиться пока не могу.

Допив кофе, подхватываю неоткрытую бутылку с водой и отправляюсь к своему автомобилю. Ехать домой я сейчас не могу. Следуя жанру, там наверняка меня обязана поджидать засада. Логика преследователей проста: куда я денусь, попетляв по городу и даже сумев «оторваться» от погони, спрятавшись в придорожном кафе? Значит, и не стоит гонять жертвенного кролика по кругу – всё равно рано или поздно вернётся к себе в норку. Там его и можно взять тёпленьким.

Лишний раз пожалев, что у меня на боку теперь нет ставшего привычным пистолета, завожу машину и разворачиваюсь к выезду из города. При этом периодически поглядываю в зеркало заднего вида – нет ли погони. Но за мной всё чисто. Одно время ехал какой-то продуктовый фургон, но он скоро свернул на боковое ответвление дороги и исчез.

Ехать я сейчас мог только в одно место. Никаких иных вариантов у меня не было. К родственникам, живущим в других городах на Севере и в Центре страны, являться среди ночи не хотелось, да и не дело подставлять их, если мои преследователи всё-таки выслеживают меня. Мало ли какие у них людоедские планы!

В Израиле как-то не получается обзавестись близкими друзьями, если это только не те, с которыми ты начал дружить ещё на прежней родине. Вот и у меня есть тут всего один настоящий друг из прошлого, с которым мы хоть и не живём по соседству, да и приехал он сюда намного позже меня, но это ничего не меняет. Как мы дружили, так и продолжаем дружить.

Зовут моего друга Толиком, и был он на прежней родине полицейским. Правда, звёзд на своей службе простым районным участковым не хватал, но разве это важно было для меня? Дружба наша началась ещё в детском саду, потом продолжалась в школе, и даже в институт мы поступили один и тот же, хоть и на разные специальности. Видно, был он по жизни неудачником, ещё большим, чем я, потому что институт закончил не без помощи своей матери – известного в городе врача-терапевта, а потом, опять же с её помощью, устроился инженером на завод, где у него что-то не заладилось, и тогда он подался, не мудрствуя лукаво, на вольные хлеба в полицию. Вот, пожалуй, и вся его биография, гордиться в которой было особо нечем.

Звёздочки на погоны ему не сыпались, и, насколько помню, за десяток лет он сумел лишь один раз, и то по выслуге лет, перескочить из младших лейтенантов в лейтенанты, тем не менее, не унывал – на своей работе вёл довольно богемный, по милицейским понятиям, образ жизни, выпивал и куролесил, но всё ему сходило с рук, потому что и начальство у него было такое же. В киношных сериалах, вон, снимают каких-то идеальных целлулоидных ментов, которые взяток не берут, закон не преступают, к нарушителям и преступникам относятся именно так, как подобает относиться к преступникам. Или, наоборот, каких-то оборотней в погонах, нарушающих все без исключения принципы нормальных человеческих отношений, плюс к этому все до одного параграфы Уголовного кодекса. Толик не относился ни к тем и ни к другим – он был самым обыкновенным ментом со своими положительными и отрицательными качествами. За руку я его, конечно, не ловил, но деньги у него всегда водились, водка и коньяк лились рекой, да и со всякими тёмными личностями он, похоже, был накоротке. Не раз я замечал это, когда нам доводилось встречаться. Конечно же, это было не всегда приятно, но что тут поделаешь? Издержки профессии…

А потом я уехал в Израиль и долгое время ничего о Толике не знал. Пару раз писал ему письма с рассказами о том, как здесь устроился, немного, конечно, привирая и хвастаясь, но в целом трудностей привыкания к новой стране не скрывал. Получал от него ответные письма, в которых тоже ничего интересного не было. А потом он вдруг позвонил мне и сообщил, что едет в Израиль, притом не туристом, а на постоянное место жительства. Так что, мол, братуха, готовься кореша встречать, загружай морозилку хлебным вином.

Это было для меня неожиданно, потому что, как мне казалось, лучше должности для себя, чем быть провинциальным участковым, ему нигде не найти, и эта служба как раз для него. Он словно рождён для неё и катается в ней как сыр в масле. А выходило, что не всё так просто, если он порывает с полицией и теперь уезжает в Израиль. То есть в полную для него неизвестность. Притом для него не секрет, что здесь его вряд ли возьмут на полицейскую службу, но если даже и возьмут, то такой халявы, как раньше, наверняка уже не будет. Всё это выглядело немного странно, но отговаривать его я не стал, тем более, решение он принял окончательное, да и мне это отчасти нравилось: хоть одна близкая душа будет теперь рядом.

В аэропорт Бен-Гурион я поехал встречать Толика в одиночку. С трапа он спустился с одним рюкзаком, и в багаже у него оказался лишь небольшой чемодан. На фоне других репатриантов с тюками, узлами и многочисленными баулами он казался белой вороной. Да он ею, по сути дела, и был.

Ни в каких танцах с флажками и хоровых песнях, что устраивают прямо в зале прибытия для новых репатриантов, участвовать он не захотел, лишь протиснулся между веселящимися людьми, обнялся со мной, неловко чмокнул в щёку и попросил поскорее увозить его отсюда.

– Устал, понимаешь ли, в дороге, – сказал он, – хочу отдохнуть и… будем продолжать жить!

Сперва мы поехали ко мне, и пару дней он прожил у меня. Ни на какие ознакомительные экскурсии, как все новоприбывшие, ехать не захотел, лишь попросил на полученные в аэропорту деньги помочь купить ноутбук и немного подучить пользоваться Интернетом.

– Не хочу сидеть у тебя на шее, – не раз повторил он за эти два дня, – а Интернет поможет мне найти какую-нибудь работу, ну, и вообще… Короче, не хочу ни от кого зависеть.

Стремление, конечно, похвальное, но, чтобы Толик, этот отвязный и шебутной мент, которого я знал именно в таком качестве, начал серьёзно интересоваться компьютером и работой, не связанной с полицией, было для меня полным шоком. Насколько знаю, он и протоколы, которые обязан был писать на своей прежней службе, всегда делал с великим скрипом, а уж ошибок и несуразностей в его писанине было выше крыши.

Компьютер и учебник по компьютерной грамотности мы купили уже на третий день, а потом Толик неожиданно заявил:

– Помоги найти отдельную небольшую квартирку, чтобы я не мешал тебе. Перееду и не буду морочить голову.

Когда я объяснил, что денег, полученных в аэропорту, плюс квартирных, что он будет получать ежемесячно, ни на что приличное не хватит, то он загрустил. Но грустил недолго.

– Мне бы всё-таки работёнку какую-нибудь подыскать. Я не белоручка – могу и физически поработать.

– В полицию тебя не возьмут, – напомнил я, – ты сперва иврит подучи, а уж потом думай о работе.

– Не нужна мне больше полиция – сыт я ею по горло! – махнул он рукой. – Иврит… не знаю, выучу ли, но не уверен, что он мне понадобится. Без него попробую выкручиваться!

При его последних словах я встал в стойку:

– Как же так?! Собираешься жить в Израиле – и надеешься, что иврит тебе не понадобится?! Не бывает такого… Ты хорошо подумал?

– Я даже ещё не решил, оставаться ли мне здесь или нет…

Этот разговор оставил неприятный осадок, ведь мне очень не нравятся люди, которые стремятся из всего извлечь выгоду и взамен ничего не отдать. Откровенно признаюсь, люди, использующие Израиль как перевалочную базу для последующего отбытия в Америку или Европу, мне крайне неприятны. Не то чтобы я был упёртым патриотом, каковых никто и нигде не любит, просто для меня такая ситуация была чужда и неприемлема. Всё должно быть в меру.

Больше разговоров на эту тему мы не заводили, зато я придумал для Толика интересный, хоть и не очень простой при его безденежье выход. Некоторое время назад я работал в охране школы и детского сада в одном из поселений на Хевронском нагорье, которое считается полузакрытой территорией. Всех подряд туда не пускают даже на экскурсии. Тем более, тем, кто привык к комфортным городским условиям, там и не особо нравилось, хотя всё необходимое для нормальной жизни там есть. Единственное и главное, что не подходило городским жителям, это то, что поселение – всё-таки территория охраняемая, так как вокруг далеко не мирные арабские деревни, поэтому по периметру оно обнесено решёткой с камерами слежения, а на всех въездах расположены КПП, на которых солдатики проверяют документа въезжающих. По дорогам постоянно разъезжают джипы пограничной полиции. Короче, почти Дикий Запад со своими собственными ковбоями и индейцами. Ну, и, конечно, постоянным риском встретиться лицом к лицу с террористами из окружающих деревень.

Ко всему, проблема состояла ещё в том, что поселиться здесь мог не каждый, а только тот, кому дадут разрешение в местном совете. Что же касается работы, то её здесь особо нет, хотя в поселении и работает маленький деревообрабатывающий заводик, а на молочной ферме производят козий сыр и йогурты.

Когда я рассказал об этом Толику, то он сперва ничего не ответил, но некоторое время, чувствовалось, обдумывал моё предложение. Со стороны я наблюдал за приятелем и не узнавал его. Никогда таким серьёзным и задумчивым он не был.

Образумился человек, наивно решил я, погулял да покуролесил в своей полиции, а теперь серьёзно задумался о жизни. А что – парнишка он уже не первой молодости, далеко за тридцать, пора и о семье задуматься. Не заканчивать же существование бобылём и выпивохой!

…Короче говоря, на четвёртый день его пребывания в Израиле мы собрались и поехали в поселение на Хевронском нагорье. По своей прежней работе охранником в тамошней школе я был неплохо знаком с руководителем местного совета и не сомневался, что тот постарается помочь мне в устройстве нового репатрианта, готового на любую работу. Тем более мои рекомендации что-нибудь да весили…

3.

Сегодня пришёл черёд Толика помогать мне, так же, как и я помог ему полгода назад. Погощу у него денёк-другой. Если понадоблюсь шефу, то позвонит. Чего мне как раз не очень-то хотелось бы в сложившейся ситуации. Что будет, когда на меня выйдут, – так далеко я не загадывал.

Мы с Толиком изредка перезваниваемся, и он пару раз заходил ко мне в гости, когда приезжал в город на попутных машинах за покупками. Его и в самом деле приняли в поселении по моей рекомендации, дали пустующую половину домика, и работал он теперь слесарем по оборудованию на молочной ферме. Всё-таки инженерное образование, несмотря на прежнюю работу в полиции, ему пригодилось. Голова варит, а руки помнят, как крутить гайки и латать дырки в трубопроводах. На большее он и не претендовал. Да от него больше и не требовали.

Похоже, что нынешняя скромная жизнь без шумных загулов и прочих излишеств Толика теперь устраивала полностью. Вот бы, загадал я, он ещё подругу себе завёл, чтобы создать семью, настрогать детишек, короче, жить как нормальный человек. Поверьте, это не самый плохой способ существования в нашем непростом мире. Только вот подругу среди тамошнего населения, почти не говорящего по-русски, найти довольно сложно. Впрочем, тут я ему не помощник, пусть сам выкручивается.

…Ехать до поселения почти сорок километров, а это по пересечённой горной местности, да ещё в быстро надвигающихся сумерках, дело непростое. Правда, маршрут мне известен в мельчайших подробностях и пройден не раз, так что я спокоен за рулём и лишь изредка поглядываю в зеркало заднего вида. Но никто меня больше не преследует, а по этой дороге в такое позднее время машин всегда мало. Правда, существует некоторая опасность, что со скал, обступающих новую, недавно отстроенную дорогу, могут кидать камни мальчишки из близлежащих арабских деревень. Но это чаще всего бывает днём, а в такое позднее время тут все сидят по домам. Поселенцы, у которых с собой всегда оружие, в ночное время стреляют без предупреждения и выстрелов в воздух не делают – бьют сразу на поражение, так что арабы прекрасно понимают, когда можно заниматься метанием камней сравнительно безопасно, а когда можно за это схлопотать пулю в лоб. Такова наша жестокая реальность. Есть вероятность, конечно, за необоснованную стрельбу загреметь и за решётку, но, когда с тобой в машине женщины и дети, приходится делать нелёгкий выбор. И бить врага на поражение.

Добираюсь до поселения довольно быстро – за полчаса. Уже издали в кромешной темноте сияют яркие огни, освещающие раздвижные ворота, за которыми бессонно расхаживает солдатик в каске и бронежилете. Пара дежурных вопросов, проверка документов – и вот я уже качу по извилистым улочкам, утопающим в зелени, к одному из крайних домиков, занимаемого Толиком.

А вот и хозяин на пороге. Я предварительно сообщил ему, что еду, и он, естественно, безумно рад старому другу, лишь попросил прихватить с собой сигареты и бутылку водки, потому что в поселковом магазине курева и спиртных напитков не продают. Тут половина жителей религиозные, которые ничего, кроме красного вина по шабатам, не употребляют, но нам-то с Толиком никто не запретит красиво жить!