Текстуры

Иннокентий заметил, что близкие к нему люди трансформируются и становятся будто "больше", чем заслуживают. Достигают больших успехов, чем должны были бы. Да что там говорить – вокруг Иннокентия будто всё трансформировалось и развивалось. Даже обидно, что всё, кроме Иннокентия. Каким-то неведомым образом они высасывали из Иннокентия энергию созидания, расплачиваясь с Иннокентием поголовной ненавистью. Перекрыть этот источник стало одной из задач Иннокентия, вместе с нахождением "свободы". Именно так Иннокентий и чувствовал – что сама реальность ненавидит Иннокентия. Но это было бы невероятно ведь? Чужая реальность, подмена реальности.

Функция

Почти можно было сказать, что Иннокентий акклиматизировался в новой реальности. Вернее, он с ней свыкся. Не потому, что живёт в ней целую вечность, а именно "новые" её характеристики не повергали больше Иннокентия в пучины отчаяния. Он был исследователем реальности, а это занятие не только могло удивить, но и сильно удивить. Когда такое происходило, Иннокентию нужно было отдохнуть, чтоб он мог с новыми силами исследовать дальше. Если реальность "очень" удивляла его, период внутренней реабилитации становился немного продолжительней. Это было обусловлено тем, что требовалось провести корректировку своих взглядов, на дестабилизирующий феномен. Учесть разницу между ними и какие именно факторы противоречат общей концепции, в свете новых данных. Смело их вычеркнуть оттуда и немного отойти, чтоб окинуть взглядом результаты. Когда все факторы не противоречили друг другу, когда не "нарушали" саму структуру происходящего вокруг Иннокентия, можно было с ними работать дальше.

Сегодня был как раз такой день, когда он отдыхал от "сильного удивления", которое его заставило даже лечь спать вчера пораньше, и проснуться сегодня на пару часов позже. Произошло нечто, выбивающееся из уже "нормального" и привычного течения. Иннокентий даже вспомнил, что в книге должно быть противостояние с конкретным "объектом", исполняющим роль его антагониста. Как интересно, что враждебная реальность помогла таким образом молодому автору – подумал он. В свою очередь это также было отдельной темой для рассуждений, грозящей перевернуть всё с ног на голову. Якобы реальность на самом деле дружественная. Что она преподносит герою "испытания", пройдя через которые герой обретёт "силу". Несомненно, Иннокентий эту силу обретёт и уже обретает прямо сейчас, но в дружественные намерения реальности по отношению к себе, Иннокентий не хотел верить. Аналогично он бы не захотел поверить в то, что какой-то маньяк действует из благих побуждений, а не из своей извращённой тяги к мучениям, например. Пример не очень устраивал Иннокентия. Маньяки то как раз часто думают, что действуют во благо. Но в целом, не зацикливаясь на этом нюансе, пример передавал общий посыл Иннокентия – истязатель истязает из своей аномальной зависимости, а не из желания возвысить жертву.

Но реальность не маньяк? Почему? Самый настоящий маньяк. Иннокентий не чувствовал себя дланью правосудия, но оно свершится автоматически, просто в процессе движения Иннокентия к свободе.

Вчера Иннокентия захлестнула такая волна, после которой он отдыхал и думал. Происходящее подкинуло ему "версию", что он такой тут не единственный и не особенный. Что каждый может оказаться на его месте, просто никому не надо. Или силёнок не хватает. Иннокентий повстречал на пути человека, через которого транслировалась такая мощь, что всё предыдущее показалось детским лепетом. Иннокентий оглянулся на пройденный путь и усмехнулся. То, что с ним происходило вчера, в начале своего пути он бы даже не обнаружил. И был бы таким образом "защищён" от происходящего, просто не видя "проблем". Проблемами это можно было назвать с натяжкой. Скорее трудности. Иннокентия принуждали поверить в то, что всё бессмысленно и бесполезно. Что можно никуда не "идти", что буквально все уже пытались и ни у кого не получилось. Даже, что его "воспоминания", на самом деле не его. Что у этой реальности такая особенность, что тут все помнят свои предыдущие версии и их попытки что-то поменять. Сказать, что это было ударом в самое сердце – почти ничего не сказать. Это ставило под сомнение его исключительность, проверяя на прочность такие аспекты Иннокентия, как "самооценка" или "амбиции". Когда он смотрел на них, на эти свои аспекты, стоило очень больших усилий не скатиться в заниженную самооценку. Трезво смотреть на реальность и взаимодействовать с ней, адекватно её действиям. Не отставать.

Иннокентий решил, что уделять особое внимание человеческому проявлению "своего антагониста" от реальности, будет лишним. Да, конечно, это было бы хорошо для его книги, но Иннокентий больше никогда в жизни не увидит именно того человека. Он теперь смотрел на него, как на обычного "агента матрицы", отпущенного жить дальше свою жизнь и лишь иногда вспоминать встречу с Иннокентием. И как всегда, реальность подстроила всё так, чтоб он вспоминал Иннокентия отнюдь не добрым словом. Навряд ли. По соображениям Иннокентия, он был "функцией". Исполнял "очень важную" работу, под присмотром своей хозяйки. И скорее всего, не осознавал этого в полной мере. А если осознавал, то ещё сильнее ненавидел Иннокентия. По какой причине? А Иннокентий ему прямо об этом сказал, мол ты просто функция, и нет у тебя никакой индивидуальности. Вся твоя индивидуальность – это решить, как именно жить, в отсутствии "заданий" от реальности.

Иннокентию было бы лестно то, что реальность мобилизует такие "мощности", ради его остановки. Было бы, но он был таким уставшим после этой встречи, что удовольствие от этого факта не компенсировало негативные последствия усталости. Но всё равно это означало, что Иннокентий движется в правильном направлении. Это только укрепило его и опять напомнило о том, что он становится сильнее вопреки, а не вследствие всего этого виртуального безобразия. Конечно, его раздражали намёки на то, что это всё вращается не вокруг него одного. Что все эти "обращения" адресуются не конкретно ему, а любому попавшемуся на них. Но попался на эти уловки именно он, именно Иннокентий. И не остановился. Все, кого он знал лично и вообще все, видимо не прошли этот естественный отбор и "успокоились". Так Иннокентий объяснил себе ложность подобных рассуждений и вернулся на ровную дорогу.

Идя по ней, он видел уже множество подобных людей-функций. Они все были как две капли воды похожи друг на друга, в своих функциях, обмануть Иннокентия. Направить его не туда, куда он шёл. Думая над этим, он в который уже раз вспомнил, что читать его книгу будут именно они. Было ли Иннокентию приятно осознавать то, что он таким образом заявляет о своей уникальности во всеуслышание? И да, и нет. Лучше было бы найти среди всех читателей того, для кого это не просто слова. Кто воскликнет – Неужели?! Неужели кто-то смог? Но и слова "неужели он смог" его бы удовлетворили. Именно он, а не кто-то, кто угодно. Люди-функции стояли стройными рядами вдоль дороги, что с неё даже не сойти было бы, надумай это Иннокентий. Сойти с дороги означало пополнить ряды людей-функций. Ещё большее рабство? Рабство с апельсиновым вкусом? Иннокентий принесёт свой факел в земли будущей свободы. И не обернётся на бушующий пожар там, откуда он идёт. Бахвальство? Обернётся конечно, не единожды. Конечно, он обернётся на крики о помощи и помашет пальцем как Роберт Патрик, в самой своей небезызвестной роли. Это было тем более иронично, что "робот" охотился сейчас на него.

Скорость

К удивлению Иннокентия, он невероятно быстро нащупал верный эфирный поток. Скорость, с которой он разгадал секрет лёгкости бытия, поражала Иннокентия. Но никуда не делись насущные вопросы, которые должны были сами по себе рассосаться, по планам Иннокентия. Он считал, что когда секреты реальности открылись бы перед ним, то тут же у него бы нарисовались успех и финансовая независимость. Очевидно ведь, что это так и должно быть. Иннокентий смело пошёл вперёд, знакомясь с новыми обстоятельствами.

Иннокентий не переставал восхищаться текучестью и изменчивостью окружающего мира. Называть его реальностью проще и понятней, но это уже невозможно было назвать реальностью. Реальность, как и мысли Иннокентия, дробилась и её фрагменты наслаивались друг на друга, принимая очертания каких-то смутных и тревожных обрывков, которые уносило ветром. Из тумана проступали очертания "Свободы". Это была уже не абстракция, а ровная тропинка, которая вела к большому сверкающему городу. Что-то вроде современного мегаполиса с архитектурой, стилизованной под средневековый замок. В небе парили дирижабли и проплывали странного вида летательные аппараты, будто сделанные по чертежам да Винчи. Иннокентий поспешил пойти по тропинке. Где-то здесь начнётся его успех и финансовая независимость.

Через некоторое время попыток написать хорошо, Иннокентий заметил, что можно читать других авторов, когда источник его собственного вдохновения начинал угасать и буквы не складывались в слова. Хоть это и нельзя было назвать плагиатом, но Иннокентий использовал некоторые, обнаруженные в процессе чтения, писательские приёмы. Это освежало его собственный слог и открывало дополнительные возможности. Он использовал некоторые речевые приёмы, подсмотренные у "столпов". Иннокентий начинал вести внутренний диалог с автором, как с одной из своих проекций. Получалась занятная формула – Иннокентий читал другого автора, беседовал с ним в своём воображении, а потом отвечал ему в своём письме. Получался некий параноидальный диалог с призраком, в процессе которого Иннокентий раскрывал свой писательский потенциал. Так ему самому это виделось. Иннокентий задумчиво уставился в одну точку и решил, что это хороший писательский метод, с использованием изгибания эфирных потоков.

Независимо от настроения, Иннокентий продолжал всматриваться в неизвестность, а настроение было стержневым фрагментом удачного изгибания потока и не только. Это вообще была ключевая деталь любого осмысленного процесса. Настроение Иннокентия с трудом поддавалось корректировке, и он просто пережидал критически нижние значения в амплитуде своего настроения, а когда оно поднималось примерно до пятидесяти процентов, Иннокентий начинал писать. Пятидесяти процентов по шкале самочувствия Иннокентия от апатии, до лихорадочного желания творить. Ближе к средним значениям самочувствия, Иннокентий уже мог собирать из слов предложения "на автопилоте". По мере приближения к ста процентам, предложения становились всё более осмысленными, и Иннокентий видел волны на эфирном поле. Они теперь начали ему отвечать, а не просто раздражать восприятие Иннокентия. Он не сразу понял, что нашёл. Позже, в процессе редактуры он перечёл написанное и обнаружил эту возможность диалога с эфиром.

Что такое этот "эфир", Иннокентий бы не сразу нашёлся, что сказать. Больше всего это напоминало электромагнитное поле, которое, кроме того, было реально информационным эфиром. Ещё можно было представить себе тот эфир, в котором раньше плавали планеты, по мнению предыдущих астрономов и физиков. Оказывается, они были совсем не далеки от истинного положения вещей, просто законы физики сложней подкорректировать, чем слова о них. А это просто поле. Структура реальности, это и есть это поле. Реальность буквально отзывалась и беседовала с Иннокентием от лица других авторов, из роликов на ютубе, из голливудских фильмов. То, что Иннокентий принимал за эманацию душевных страданий из "непонятно откуда" по началу, теперь кроме страданий обещало вполне реальные дивиденды, к которым нужно протянуть руку.

Иннокентий понимал, что можно сконцентрировать усилия на каком-то одном направлении, но после обнаружения метода, он сразу начал его испытывать по всем рандомным направлениям, за которые цеплялась мысль. Иннокентий отвергал опасения, что что-то не получится. То, что его привело туда, где он находился сейчас, не могло быть случайностью.

Логика

Иннокентий считал, что у него превосходные логические способности. Если возникали какие-то сомнения, Иннокентий окидывал взглядом пройдённый путь и вера Иннокентия крепла. Памятуя о том, что не бывает всегда "ровненького" настроения, что оно всегда колеблется как маятник, Иннокентий размышлял, насколько реально достижение чистого спокойствия, без колебаний. Разве те способности, которые ему открывались, сами не иррациональны по всем канонам? Логика. Есть ли такая вероятность, что "колебания" настроений, это навязанный стереотип, без которого можно обходиться? В общем то, обо всём происходящем теперь можно было утверждать – иррациональность на иррациональности, что делает использование логики несколько нелогичным, но на логику не влияли внешние факторы, в этом её прелесть. Иннокентий допускал, что он использует какую-то "неэвклидову" логику, но это не разрушало общую картину. Пока во всяком случае. Иннокентий не был упёртым в какую-то единственно верную точку зрения и всё время её развивал, используя новые знания. Если бы его логика перестала описывать события, он бы просто проапгрейдил её.

Благодаря логике Иннокентий и пришёл к выводу, что он визионер. Не в том смысле, что Иннокентий видел будущее и логично предположил, что он провидец. Благодаря логике Иннокентий будто подсматривал за будущим, сотканном из информационных потоков. Видел. Он просто складывал две цифры и смотрел что получилось. В своих "путешествиях" в будущее Иннокентий видел отчётливо лет на пять вперёд. Вообще, лет на сто, а если учесть недостаток данных, то может и на всю тысячу. Иннокентий немного поиграл с мыслью про вечность, но пока не заострял на этом внимание. В визионерстве было одно важное отличие от предсказательства. Оно не утверждало однозначно что случится, а только случится ли что-либо, если произойдёт что-либо другое. Скоро Иннокентий узнает принципы более масштабного строения реальности, что цепочки почти не существует, но на той стадии, где сейчас находился Иннокентий, "цепочечная" структура описывала реальность в достаточной мере и её следующее звено откроет её следующую грань. Кроме того, он подумал о своём читателе и что повествование должно развиваться постепенно, как и его взгляд на мир. Наверняка, в процессе он много событий напутает местами и расскажет о чём-то не в хронологическом порядке, но это детали, в свете происходящего и описываемого, глобально. Так успокоил себя Иннокентий, не испытав дискомфорта. Иннокентий "видел" будущее и понимал принцип этого феномена.