Егерь

Плёнка с его снимком засветилась, и папка Митяй ещё раз сфотографировал Иннокентия по его же просьбе. Как оказалось, у него никогда не было своей личной фотокарточки, и он очень гордился тем фото.

Глава 4. Тайник

Село Калачи, Украина, лето 1979 года.

Наши родители тоже выросли в этом селе. Вовкин отец и мой папка Митяй дружили с первого класса школы. Когда тётя Гала вышла замуж за Вовкиного папку, а моя мамка – за моего, они построили дома по соседству. Через год появились мы с Вовкой. Мамки наши стали медсёстрами в малюсеньком фельдшерском сельском пункте, расположенном на краю села. До ближайшей городской больницы километра три, поэтому все приходят за помощью к ним. Лечебные травы мы выращиваем на нашем огороде, а потом отварами и настоями мамки лечат всё село. Их так и называют, сестрицы-травницы.

Потом не стало Вовкиного папы. Он был местным рыбаком. Говорили, что в рыбной ловле не было ему равных во всей округе. Рыба, говорят, сама просилась в его сети, послушно в них запрыгивая. Тётя Гала рассказывает, что когда Петро (так его звали) возвращался с рыбалки, то лодку его было видно уже издалека. На закате она отсвечивала как золотой слиток из-за набитых в неё доверху красных карасей.

А ещё Петро мечтал поймать сома, такого гигантского, пятиметрового. Старожилы поговаривают, что такой сом может запросто потянуть кило на триста. Вовкин папа верил в свою мечту, прямо как старик у моря у Хемингуэя. Тётя Гала, когда его хоронили, даже положила с ним рядом его любимую книжку.

Однажды в обычный июньский день Вовкин папка встретил своего сома. Огромных размеров рыба зацепилась за крючок и потащила старую лодку с рыбаком по реке всё дальше и дальше от родного берега. Рыба таскала лодку несколько дней, и, говорят, Петро умер от жажды. Он не выпускал леску до последнего, ведь он держал в руках свою детскую мечту, свою большую рыбу, которая стала его последним уловом. Так и утащила та рыба Вовкиного папку в водные глубины. Тело нашли через месяц, когда обнаружили лодку. Она кружила, застряв в водовороте, одинокая, без хозяина. В лодке лежали снасти, старая куртка и пилотка, с которой рыбак никогда не расставался.

По рассказам тёти Галы Вовкин папа очень любил свою реку, жить не мог без неё. Каждый день перед сном он отправлялся на берег к старой лодке якобы проверить снасти, а сам усаживался на берегу и молча смотрел, как река медленно утекает, оставляя позади тайны прошлого. О чём он тогда думал? Тётя Гала каждый раз, вспоминая его, плачет и приговаривает: «Рiчка його i погубила».

Мы с Вовкой совсем его не помним и не понимаем, почему Вовку в селе называют «безбатченки», а старушки, завидев его, обязательно норовят погладить по голове. Вовсе он не «безбатченки», ведь у нас есть мой папка Митяй. Ну и пусть, что один на двоих, зато у нас две мамки, кот Барсик и наш огород! А ещё у нас есть глубокий земляной погреб, в котором хранятся банки с заготовками.

Банки закатывает обычно тётя Гала. Сначала в ход идут толстенные розовые помидоры, которые сельчане почему-то называют «бычьим сердцем». Впечатлительный Вовка всегда думает, что и внутри соседской коровы вместо сердца булькает огромный розовый помидор, точь-в-точь такой же, как на нашем огороде. Потом в банки отправляются огурчики, кабачки, «синенькие» (так называют в селе баклажаны), болгарские перцы, морковка. Даже арбузы не остаются без дела и томятся в бочках с солью.

Когда наступает лето, огород требует к себе особого внимания, моего и Вовкиного. Полоть его теперь надо ежедневно, и каждый раз мы спорим до хрипоты, чья теперь очередь. Вовка всегда отлынивает и придумывает тысячи причин, чтобы отвертеться. Если спор затягивается, он обычно предлагает переплыть речку на спор. Кто переплывёт быстрее, тот и выиграет. Но я же не дурак, я знаю, что победить Вовку на реке трудно. То ли утонувший отец даёт ему силы, то ли река его любит и жалеет. Плавает Вовка как рыба.

Как я уже говорил, с Вовки начинается каждый мой день. Ещё засветло мы несёмся на речку, пока село ещё не проснулось. Вокруг тишина, заводь тихая, только кувшинки торчат из воды жёлтыми носиками. Вовка быстро переплывает на противоположный берег, пока я упражняюсь в кидании «блинчиков» из камней. Равных мне в этом занятии во всём селе нет. Потом мы бежим домой на мамин завтрак. Это для Вовки святое.

Мамка всегда нас кормит сытно с самого утра, знает, что потом уж до позднего вечера нас не поймать. Вовка сразу же усаживается на высокий деревянный стул, сооружённый папкой Митяем, и терпеливо ждёт, когда мама наконец достанет чугунок из печки и выложит запечённые в топлёном масле картофелины на большое керамическое блюдо.

Я вообще-то больше люблю жареную картошку. Никто как не жарит картошку как мама. Даже у тёти Галы так не получается. Сначала она подтапливает сало на тяжёлой чугунной сковороде, потом добавляет немного сливочного масла и тут же подбрасывает в сковороду тоненькие ломтики картошки. Такие тонюсенькие, что запросто можно разглядывать через них друг друга, как через стёклышко. Что мы с Вовкой обычно и делаем.

Мама тогда непременно ворчит:

– Бач, негiднiки! Чого надумали! З iжею грати!

Но мы-то знаем, что она понарошку. По-настоящему она сердится только когда Вовка прикармливает домашнего кота. Барсик – кот ненасытный, он может есть беспрерывно. И днём, и ночью. Как только мы садимся за стол, он уже тут как тут, затаится под столом и выжидает, когда Вовка наконец-то вспомнит про него и «нечаянно» опрокинет кружку со сметаной. Когда же жирная сметана растекается по полу, Барсик ловко управляется со своей долгожданной трапезой. И даже вопли мамки, гоняющейся за нами по кухне с намотанным на руку льняным полотенцем, ему не помеха.

Иногда мама, если настроение хорошее, на завтрак готовит галушки. Сначала она заваривает тесто на кипящем масле. А когда тесто остывает, мы с Вовкой помогаем лепить галушки в форме звёздочек, ракушек, шаров и шишек. Потом мамка закидывает их в большую кастрюлю с кипящей водой. Галушки сначала массово тонут, а потом весело всплывают одна за другой. Однажды Вовка даже слепил самый настоящий танк! Правда, его дуло моментально потонуло в кастрюле, но всё равно Вовка очень гордился своей оригинальной поделкой.

Накормив нас, мамка собирает обед папке Митяю. Он работает в городе, на стройке, и его не бывает дома иногда по несколько дней подряд. Пока мама укладывает аккуратными ломтиками сало на горячий хлеб, мы бежим на задний двор проверить сохранность нашего с Вовкой тайника. Это наш почти что военный секрет. В тайнике хранится самое настоящее табельное оружие, военный самозарядный пистолет ТТ. Этот пистолет мы нашли в лесу, случайно, когда собрали грибы. В наших краях велись бои за Днепр, и такие находки тут не редкость. Убедившись, что тайник на месте, мы хватаем тяжеленную сумку с папкиным обедом и наперегонки бежим в город.

Глава 5. Пеппи

– Семилетний план электрификации страны выполним досрочно! – орём мы на бегу в два горла.

На въезде в город висят огромные плакаты, пестрящие патриотичными призывами.

Мы с Вовкой несёмся по главной улице города на стройку, где работает папка Митяй. Город сильно отличается от нашего села, где самая большая достопримечательность – церковное привидение да одноухий карлик Кеша. А в городе кинотеатры, широкие асфальтированные улицы, фонари, а ещё цветные автоматы с газировкой на каждом шагу.

Мы можем часами стоять у автомата и пить сладкую воду, пока в нас влезает. Вовка обычно пьёт залпом, одним глотком, а потом чихает от газиков, набившихся в носу.

По дороге на стройку нас ждёт Таня, молоденькая продавщица мороженого. Она всегда нарядная, в белом колпаке и фартучке. Завидев нас, она радостно машет, а потом угощает сливочным мороженым в вафельных стаканчиках. Мы же в ответ достаём из загашников папиного обеда мамины пирожки с повидлом. Таня, я и Вовка размещаемся на свежеокрашенной скамейке и дружно расправляемся с мороженым и пирожками.

– А к нам новую фильму завезли! – Таня глазами показывает на киноафишу.

Её тележка с мороженым располагается прямо у городского кинотеатра «Заря». На большом плакате изображена девочка в синем берете.

– «В моей смерти прошу винить Клаву К», – читаю я вслух. – Вовка, как думаешь, кого убила эта Клава К.?

– Парня свово, ково ж ишо… – важно отвечает за Вовку Таня, дожёвывая пирожок. От пирожка остался только скучный хвостик без начинки, и Таня его внимательно рассматривает, раздумывая, доедать или нет.

– Як це вбила? – удивлённо спрашивает Вовка, разглядывая безобидную девочку на плакате.

– Знамо, как, из любви! Токма вам ишо рано об том знать! – отвечает Таня, решив всё-таки доесть пирожок.

Рядом с нами останавливается автобус. Новенький «Икарус», похожий на огромного синего кита, с шипеньем открывает свои створчатые дверцы-жабры и выплёвывает из чрева галдящих школьников в пионерских галстуках. Они держат в руках цветные шарики, что делает их похожими на стайку мальков.

Мы стоим, разинув рты. Тут вдруг из автобуса вылетает бумажный самолётик, сооружённый из местной газеты, и, совершив манёвр, приземляется прямо у моих ног. Автобус шумно трогается с места, а из окна мне машет девочка с косичками разной длины, торчащими в разные стороны. На ней синий берет, точно такой же, как на Клаве К. с афиши.

Впечатлённые увиденным, мы бежим дальше. Всё ж нельзя забывать, что в сумке у нас обед для папки Митяя. Мамка строго наказывала, чтобы мы донесли еду горячей. По правде говоря, обед давно уже остыл, но мы-то знаем, что папка наш непривередливый. Ест всё, что ни попадя. Мне иногда кажется, что он вообще может и не есть даже. Надуется чаю и работает себе целый день. А когда мамка ругает его за то, что он пьёт воду прямо из-под крана, то только отмахивается и говорит, что от кипячённой воды у него крутит в животе.

Папка работает на городской стройке с самого первого дня. Недавно его назначили начальником смены. С той поры он стал очень важным, пропадает тут днями и ночами. Нам с Вовкой это только на руку, теперь мы можем сбегать в город хоть каждый день.

Папки на месте не оказалось. Не теряя времени даром, мы залезли на крышу подсобного трехэтажного здания, в котором ведутся строительные работы. Отсюда удобно наблюдать за тем, что происходит вокруг. Туда-сюда снуют рабочие и важные дяденьки с чертежами под мышкой. Мы усаживаемся на бетонной балке, достаём из сумки оставшиеся пирожки и, подъедая папкин обед, заворожённо смотрим на стройку сверху.

Вдруг на противоположной стороне крыши появляется та самая девочка из автобуса. Я её сразу узнал по синему берету и косичкам. Она, раскинув руки, беспечно разгуливает по самой кромке, как по гимнастическому брусу, громко распевая при этом «Взвейтесь кострами». Одета она несуразно: разноцветные гольфики, сползшие с худых ног до растоптанных сандалий, из-под старой порядком растянутой трикотажной кофты выглядывает подол застиранного розового платья. Увидев нас, девочка вдруг встаёт на голову. И через пару секунд, потеряв равновесие, на наших глазах исчезает из виду.

Мы в страхе бежим вниз.

– Померла, мабуть! – вопит Вовка на ходу.

Внизу уже собрались рабочие. Мы еле пробираемся через толпу и вот что видим. Девочка, свалившись с крыши, угодила прямо в кузов грузовика, доверху наполненного стекловатой. Поправляя синий берет, она рассказывает рабочим, как оказалась наверху.

– Я котёнка спасала! Он как запрыгнет на крышу, я за ним! А его и след простыл!

Увидев нас, она смущается. Мы-то знаем, что никакого котёнка и в помине не было.

– Ну ладно, некогда мне тут с вами разговоры разговаривать, – деловито произносит она, спрыгивая с грузовика и отряхивая испачканную кофту.

– Ася!!! Ты цела? – какой-то мужчина в каске подбегает к девочке и трясёт ее за плечи.

– Сколько можно говорить, что я Пеееееппииииии! – закатывает глаза девочка и бежит в сторону вагончиков.

Потом останавливается, оглядывается на нас с Вовкой и показывает длиннющий язык.

– Имя какое-то чудное… – задумчиво произносит Вовка.

Позже от папки Митяя мы узнали, что девочка, упавшая с крыши, на самом деле дочка инженера турбинного цеха. Ей примерно столько же лет, сколько нам с Вовкой. Они недавно приехали из Сибири. Присматривать за девочкой некому, вот она и болтается целыми днями на стройке.

– Шкодная дуже, око та око за нею потрiбен, – вздыхает папка, дожёвывая бутерброд с салом и помидорами.

– А де ж ii мама? – спрашивает Вовка.