В объятиях мести

Теперь мне нужно учиться холить в темноте.

Ты была моим солнцем.

И навсегда останешься им…».

В праздничную ночь я предпочла остаться наедине с Ниной. Сидя в её квартире напротив белого сосуда. Комнату освещала лишь одна свечка. За окном слышны были смех, фейерверки и музыка. Я пила красное вино, которое всегда обожала Нина, и никогда не любила я. Но не сегодня. Это было своеобразное прощание с ней, хотя вся моя душа яростно протестовала против этого.

– А помнишь, как мы устраивали гонки на самокатах? … Меня тогда занесло в твою сторону, и мы вместе провезлись по асфальту? … Сколько кровищи-то было, но мы были счастливы.…

– А помнишь Генри? … У меня до сих пор мурашки от той ночи. … И от нас с тобой….

Я поднесла бокал к урне и легонько ударила об неё.

– Знаешь, … я так и не придумала, что с тобой делать, Нина. Рука не поднимается. … Я оказалась совершенно не готова к такой потере. … Как я теперь без тебя, а?…

Золотой рисунок поблёскивал, свечной огонёк плясал над фитилём. А мне всё ещё хотелось ущипнуть себя так сильно, чтобы смогла проснуться в нашей постели, увидеть рядом длинные стройные ноги Нины, как всегда запрокинутые на меня.

Этой ночью мне снились белые медведи.

Они были повсюду. И вокруг такой мороз. Мы с Ниной бежали к дому, трясясь от холода. Вокруг только белоснежный снег и голубое-голубое небо. И она была в лёгком летящем платье в пол цвета молока. Его подол развевался на ветру, я видела её нежно-розовые пятки, слышала родной звонкий смех. Яркие солнечные лучи освещали светлые волосы и скрывали от меня её лицо.

А по бокам мишки, мишки семьями, мишки поодиночке, много. Они довольно далеко, но я их хорошо вижу.

А я бегу вслед за Ниной, пытаясь догнать и ухватиться за её протянутую руку, но она не даётся, всё время отстраняясь. Я пытаюсь бежать быстрее, спотыкаюсь и падаю. Под ногами почему-то лёд. Я вижу там человека. В панике зову на помощь, но никого нет. Я со всех сил бью по твёрдому льду, пытаясь его расколоть. После нескольких попыток он мне поддаётся. Маленькие трещины постепенно увеличиваются в размере, я продолжаю попытки его разбить.

Наконец, ладонь погружается в ледяную воду. Я хватаюсь за его пальто и тяну на себя. Нина мне помогает. С трудом достав парня, мы укладываем его на снег. Мокрые чёрные волосы закрывают его глаза. Моё любопытство вынуждает убрать их и посмотреть. Осторожно, двумя пальчиками я отодвигаю пряди одну за одной.

Тело пронзает молния: ЭТО ОН!!!

Мгновенный ступор….

Мои глаза начинают беспорядочно метаться по сторонам в поисках Нины. Я поднимаю лицо вверх.

Её силуэт парит в воздухе, плавно удаляясь от меня. Я поднимаюсь на ноги, подпрыгиваю, пытаясь дотянуться до неё:

– СТОЙ! Не оставляй меня! Нина! Нина! Слышишь?! Я серьёзно!!! Вернись, умоляю тебя!…

Она нежно улыбается и отрицательно машет головой. Я падаю на колени и в слезах шепчу:

– Как же я без тебя….

Глава 3

10 месяцев спустя

Я в очередной раз застреваю в жуткой пробке по пути на работу. В последнее время для меня, к сожалению, это стандартная и практически ежедневная практика.

Этот год пролетел незаметно, но оглядываясь назад, я начинаю понимать, что очень много всего произошло.

Я несколько месяцев упорно откладывала наше прощание. Рука не поднималась. Да и с судами не стоило затягивать. Я всеми силами пыталась добиться наказания для Шайна, но, к сожалению, на камерах всё отчётливо было видно, кроме лица велосипедиста. Расследование продолжили, но в суде дело встало.

Когда закончилась моя беготня по судам и начались будни, то меня стало душить моё одиночество. В какой-то момент произошёл перегруз, и я решилась. Решилась попытаться жить дальше.

Простившись с Ниной в Гренландии, среди белоснежных перин и белых медведей, я, неожиданно для себя, вернулась не домой, а в Японию и посетила 88 храмов. Мистер Роуллзи не был рад продлению моего отпуска, но всё же пошёл на уступки.

И я окунулась в умиротворяющую экскурсию.

В храме Анракудзи, пройдя уже несколько храмов и стоя на милом мостике, глядя в прозрачную водную гладь пруда, в котором чётко просматривались яркие рыбёшки, я совершенно осознанно вдруг приняла решение отключить телефон, плеер и прочие источники «внешнего мира». Для меня это стало первым шажком к возвращению себя и своего внутреннего равновесия.

После поднятия к храму Сёсандзи по бесконечным ступеням я поняла, сколько тяжести приносят ненужные вещи. И прямо там избавилась от половины своего гардероба и прочей ерунды.

Пройдя около двадцати храмов, я начала скучать от однообразия и всё-таки довольно тяжёлых подъёмов. К тридцатому, меня уже окончательно покинула надежда хоть на какое-то просветление. Но спасла положение старушка, которая просто проходила мимо. В какой-то момент наши взгляды пересеклись. Она положила руку мне на сердце и что-то проговорила на-японском. Мой гид перевёл:

– Необузданный нрав не даёт покоя. Смирение, дитя – вот, кто истинный владелец души и создатель гармонии.

Я не понимала, как статус терпимого может мне помочь. Но эти неясные тогда слова, сбившие меня с толку, отодвинули мысль о том, чтобы всё бросить и уехать домой.

Позже, конечно, я поняла, что смирение – это не терпение. Это принятие ситуации, полностью, всей душой.

Не скажу, что я приняла для себя восточную культуру, но уезжала с лёгкостью на душе. Это путешествие помогло мне принять смерть Нины и заглушить кровоточащую боль потери. Во многом благодаря именно преодолению природных препятствий и постоянному нахождению среди живой природы, такой, какая она есть, в первозданном виде. С беспорядочным расположением деревьев, свободным перемещением ветра и журчащими прозрачными озёрами и речушками.

К сожалению, возвращение в реальность оказалось полным фиаско. Я вернулась домой. И спустя буквально неделю поняла, что в душе у меня не легко и не светло, там пусто. Да, ушло ощущение полного разрушения, отрицания и боли, но теперь не осталось ничего.

Не скажу, что зря потратила эти два месяца. Не скажу, что перестала любить Нину. В конце концов, всё это время её сосуд с остатками праха был со мной. И я не собиралась от него избавляться. Но дело в том, что очистив душу от горя и злобы, оказалось так, что возвращаться-то мне некуда. И перспектива всю жизнь прожить маменькиной дочей не дарила мне огромного счастья.

Эти размышления привели меня к тому, что я собрала свои вещи и переехала на съёмную квартиру, как взрослая 25-летняя особа. Арендовала я не что иное, как Нинино жильё.

Пока путешествовала и очищалась от озлобленности и горя, завершилось её дело. Наличие велосипедиста доказывали камеры, но вот кто он и куда подевался, так и не выяснилось. Водитель машины был официально признан невиновным, а дело залегло в пыльный архив.

На работе же меня ждал ещё больший сюрприз. Всего несколько месяцев назад я твёрдо решила уволиться, всё-таки мы работали там с Ниной бок о бок и каждая вещь била в грудь воспоминаниями, но отложила всё на время своей поездки. Вернувшись же, передумала.

И вот иду я такая в знакомую лабораторию, а меня оттуда разворачивают и отправляют в кабинет главного. Оказывается, что у нас сменилась голова, и новый начальник не одобрил мой отпуск длиной в три месяца. Но меня-то уже тут не было, поэтому он не смог ничего сделать.

Я остановилась перед массивной и угрюмой тёмной дубовой дверью. Помедлила. Глубоко вобрав воздух в лёгкие, медленно выдохнула через рот и уверенно постучала.

– Войдите.

Я открываю эту тяжеленую дверь и снова резко закрываю.

Не может быть! Точно привиделось.

Повторяю свой ритуал с вдохом-выдохом, зажмуриваю глаза и вхожу, так сказать на одном дыхании.

Надо же. Не привиделось.

В роскошном кожаном кресле сидел не менее роскошный брюнет, ухоженный и крайне симпатичной наружности. Чёрный каскад волос, густые прямые брови, огромные пронзительные глаза, идеально прямой нос, небольшие, слегка припухлые губы и острый подбородок….

Мистер Шайн! Собственной персоной. Тот самый человек, автомобиль которого забрал у меня Нину.