Два невроза – один выход

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Э. Тимофеева, Я. Ли-Хан, текст, 2025

Предисловие

Здравствуй, дорогой друг!

Если эта книга оказалась в твоих руках, значит, ты, как и мы когда-то, прошел долгий и изматывающий путь. Путь через бесчисленные обследования, консультации врачей, психологов и, возможно, даже целителей – путь, который так и не привел к пониманию того, что же с тобой происходит. Мы знаем, как тяжело жить в постоянном тумане неопределенности, когда каждый новый специалист обещает помощь, а облегчение так и не наступает.

Ты не одинок в своем поиске. Тысячи людей проходят через те же испытания, что и ты. И мы готовы поделиться с тобой нашей историей – историей о том, как мы столкнулись с неврозом, как пытались справиться с ним и, самое главное, как обрели свободу от его оков.

Но почему именно «мы»? Потому что за этой книгой стоят два голоса, два опыта, слившихся в одну историю победы.

Один из нас всегда считал, что просто любит держать все под контролем и быстро решать задачи. «Я не могу успокоиться, пока проблема не решена до конца» – это было не просто чертой характера, а настоящим кредо. Казалось, что быстрый ум, умение просчитывать риски и думать на шаг вперед – это преимущество. Сложно было понять тех, кто относился к жизни спокойнее и невозмутимее. Казалось, что мы просто сделаны из разного теста.

Но одного лишь тревожного характера недостаточно, чтобы невроз захватил всю жизнь. Нужны и другие факторы:

• врожденные особенности нервной системы, делающие психику более уязвимой;

• предрасполагающие обстоятельства – тот самый набор событий и стрессов, который переполняет чашу терпения;

• убеждения и ригидные установки, заставляющие постоянно конфликтовать с реальностью и испытывать хроническое напряжение.

В нашем случае совпало все. Долгое время психика справлялась, периодически давая сбои, которые мы старались игнорировать. «Подумаешь, нервный характер, у всех нервы», – убеждали мы себя, далекие от какой-либо психологии.

Наш опыт может стать твоим путеводителем в мире, где каждый шаг наполнен надеждой на изменения. Мы откровенно расскажем о своих ошибках, победах и прорывах, чтобы ты увидел: выход есть, и ты способен его найти!

Эта книга – не просто рассказ. Это практическое руководство к действию, которое может изменить твою жизнь. Мы не обещаем быстрых решений, но гарантируем: каждый шаг, сделанный вместе с нами, будет приближать тебя к цели.

Готов ли ты к переменам? Если да, то пришло время действовать. Наша история – это инструкция к тому, как вернуть себе радость жизни, уверенность в себе и контроль над своим состоянием.

Сделай первый шаг – присоединяйся к нашему путешествию. Вместе мы найдем ответы на твои вопросы и откроем новые горизонты возможностей.

Твоя история выздоровления начинается прямо сейчас.

Глава 1

Корни: детство и маски невроза

Не стану утверждать, что все проблемы – из детства. И не буду выкладывать на ладони все свои психологические травмы, полученные в разные периоды становления. У каждого найдётся, что рассказать об этом психоаналитику. К тому же это всё не так важно для моего повествования. Важно другое – как самые первые звоночки моего будущего невротического расстройства начали проявляться уже в раннем возрасте.

Тревожный, мнительный и всё на свете контролирующий характер невротика проявлялся уже тогда. В детстве я была эмоциональной и решительной девочкой. Учёба давалась мне легко, и я не прилагала особых усилий, чтобы получать хорошие оценки. Однако я уделяла много внимания другим вещам, которые, как мне казалось, требовали контроля. Мне было важно, чтобы всё шло по плану, а любое отклонение вызывало тревогу. Причём это проявлялось даже в мелочах: я могла долго переживать из-за испачканной одежды, сломанной ручки для письма, маленьких дефектов на моих игрушках.

В те времена всем, кто жаловался на необъяснимые симптомы в теле, причину которых не могли выяснить на обследованиях, ставили диагноз – вегетососудистая дистония, или сокращенно ВСД. Сейчас уже даже соматического профиля врачи стали более продвинутыми и в таких случаях говорят о соматоформном или тревожном расстройстве. Все эти диагнозы, как ни назови, являются невротическими расстройствами, или неврозами, как принято было называть раньше. Сейчас это название осталось, хоть и считается неофициальным. Я сама часто использую данное слово – ёмкое и понятное почти всем.

Так вот, впервые диагноз «ВСД» мне поставили еще в 11 лет. В том возрасте меня мало волновало моё физическое самочувствие, но тем не менее оно периодически начинало «барахлить». То в груди всё сжималось, то голова становилась тяжелой, то накатывала слабость и сознание мутнело. Сердце порой билось слишком часто. Впрочем, всё это не особо сильно мешало моей повседневной активности, я оставалась энергичным и активным ребенком.

Все изменилось после одного из плановых медосмотров в школе. Медсестра сообщила моей маме, что у её дочки слишком высокое для ребенка артериальное давление: около 140 на что-то там, а также учащенное сердцебиение около 100 ударов в минуту. «Надо бы проверить девочке сосуды», – порекомендовала она.

Так началась моя первая череда обследований. Они заняли немало времени и порой всерьез пугали мою мать. То ли медицинская система была еще не настолько совершенна, как сейчас, то ли мой юный невротический организм подкидывал сюрпризы для аппаратуры. Например, разные ЭКГ показывали то тахикардию, то брадикардию, то аритмию, а один раз даже недостаточность (!) какого-то желудочка (по-моему, левого). Мама так же исправно измеряла мне давление и пульс новым домашним тонометром, купленным специально для меня. И, конечно же, цифры на нем постоянно «опасно» скакали.

Исследование сосудов головы (РЭГ) тоже выявило некоторые функциональные нарушения – формулировка, по сути, «обо всём и ни о чём». Такие отклонения при желании можно найти у каждого второго, обследуй все человечество поголовно. Но, как я всегда говорю, «написать же в заключении врачам что-то надо».

УЗИ сердца (оно же эхокардиограмма) в те времена не делали абсолютно везде, как сейчас, на него еще попасть надо было. Так вот, когда мы наконец-то (ура!) до него добрались, кардиолог вынес вердикт: сердечко и сосуды здоровы, и от ребенка нужно просто отстать. Все анализы, которые я сдавала ранее, также были в норме. Поставили мне в итоге всем известный и «любимый» диагноз – ВСД, вероятно, на фоне гормональной перестройки. Все нарушения функциональные, опасности не несут. Прописали какие-то ноотропы и магний. При этом, повторюсь, никакой ипохондрии или тревоги о здоровье у меня тогда не было. Зато появилась тема для манипуляций. Например, можно было без зазрения совести заявить, находясь в школе: «Ой, что-то мне плохо, у меня, по-моему, аритмия (выучила слово!). Пойду-ка я домой».

Вот так жила себе свою жизнь дальше, ни о чём особенно не тревожась. Моя чувствительная вегетативная нервная система всегда была моим спутником, но я почти не обращала на нее внимания и ни в чём себя не ограничивала. Я воспринимала это как норму. Не мерила давление, не прислушивалась к пульсу – занималась привычными делами.

Моя жизнь не изобилует особыми событиями. Обычная семья, правда, часто переезжавшая из города в город. Много новых школ, много новых впечатлений. В детстве я нередко ввязывался в конфликты, хулиганил и дрался – из-за этого моим родителям, а точнее отцу, регулярно приходилось краснеть перед школьным директором.

Не скажу, что он от этого страдал. Скорее, в глубине души даже гордился, но виду не подавал. Лишь сурово, по-отцовски смотрел на меня по дороге домой, что-то бормоча себе под нос. А я, крепко держась за его руку, просто радовался редким совместным прогулкам.

Отца почти не было дома – он часто уезжал в командировки. Но те редкие дни, когда он оставался, мы проводили вместе. Он был немногословен, скуп на ласку и нежность – если честно, я вообще не помню, чтобы он их проявлял. Но я не жалуюсь. Так было принято в нашей восточной семье: ты мужчина, а мужчины не плачут, не жалуются и не показывают слабости.

Отец был инвалидом с детства. Перенёс множество операций, большую часть своей жизни провёл в больницах. Всё это я узнал от бабушки и мамы – сам он никогда не жаловался и не высказывал ни капли сожаления о своей судьбе. Его любовь я чувствовал иначе: во взгляде, в заботе, в поучениях, в сдержанной гордости за мои успехи. Он брал меня с собой везде – к друзьям, на рыбалку, в гараж. Никогда не наказывал физически – ему хватало одного взгляда, чтобы я всё понял.

Фразы вроде «Я люблю тебя», «Поцелуй папу» или «Обними» казались мне чужими. Мне всегда думалось, что это удел девочек, а для мальчика такие проявления чувств – непозволительная слабость. Я даже испытывал стыд за других сыновей и отцов, которые вели себя так открыто.

Шли годы. Я взрослел, жизнь менялась, случалось разное, и я реагировал, как любой обычный человек: мне были знакомы гнев, обиды, разочарования. Я мог надолго зацикливаться на несправедливости и пытался с ней бороться. Переживал из-за мелочей, не спал после ссор. Но всё это было частью нормальной жизни, и в любой ситуации я старался держаться и решать проблемы самостоятельно.

Тревога и страх тоже были мне не чужды – но не в том виде, с которым мне предстояло столкнуться позже. Тогда я не обращал на них внимания: моя нервная система справлялась с любым ударом, и я этим пользовался.

Глава 2

Пусковой механизм: как рушится мир

Я долго жила обычной жизнью. В ней, конечно, случались события, которые на время выбивали меня из колеи, ввергая в мини-неврозы. Но тогда я не придавала этому значения, списывая все на свою особую реакцию на стресс. Я говорила себе, что просто чересчур нервничаю. Тогда я не знала терминов «генерализированное тревожное расстройство», «тревожно-депрессивное расстройство», «соматоформное расстройство». Я просто жила с детства с ярлыком «ВСД» и пониманием: если я нервничаю по какому-то поводу слишком сильно, то могу потерять сон и аппетит, испытывать странные симптомы, меня может тошнить по утрам. Всё это объяснялось просто нервами. Меня всегда больше волновала ситуация, вызвавшая стресс, а не моя реакция на него.

Но когда тебя накрывает невроз, ты начинаешь путать причины и следствия, становишься увлечен реакциями своего тела и мозга, а не внешними обстоятельствами. Порой на поверхности нет никакой видимой причины – или она запрятана так глубоко, что сложно найти. А иногда это просто накопившийся, хронический стресс.

Такой стресс в моей жизни действительно был. Мы с мужем переехали жить в военный городок. Как бы я ни пыталась смириться с такой резкой изоляцией от городской жизни – ничего не вышло. Кому-то такая жизнь подходит, и я отчаянно пыталась себя убедить, что мне тоже, но это давило на меня постоянно.

Потом, когда моему сыну было 2,5 года и его задержка в развитии стала очевидна, ему впервые начали ставить диагноз «расстройство аутистического спектра». Прогнозы звучали пугающе, и в тот год я переживала жутчайший стресс.

Я пыталась принять ситуацию и найти способы помочь сыну, но это давалось невероятно трудно. Я изучала информацию о расстройстве, обращалась за помощью к специалистам, но всё равно чувствовала себя растерянной и беспомощной. В какой-то момент я подумала, что смирилась с ситуацией, но вскоре начались другие проблемы с его здоровьем. Каждый такой удар снова выбивал меня из колеи и многократно усиливал стресс.

Через какое-то время я смирилась (ну, как мне показалось, хотя на самом деле принятие «особости» своего ребенка не приходит быстро). Но на следующий год начались новые проблемы с его здоровьем. И мы снова разобрались и нашли решение. Но всё это копилось, накладывались и другие факторы, и в какой-то момент моя нервная система, исчерпав все ресурсы, решила, что с меня достаточно. Она просто выключила меня из реальной жизни.

Сам «большой невроз» подкрадывался, можно сказать, незаметно. Первые звоночки я, честно признаюсь, игнорировала. За пару месяцев до старта я стала ощущать частую непреодолимую усталость, интенсивные головные боли и головокружения. И что самое необычное – периодическое ощущение какой-то чуждой пустоты внутри.

Я по-прежнему вела активный образ жизни и занималась своими обычными делами. Всё это казалось мне временной ерундой, которая вот-вот должна пройти. Ни о каких неврозах и болезнях даже мысли не возникало. «Я просто сильно устала», – думала я и в чём-то, конечно же, была права.

Ровно 1 марта 2019 года со мной случился тот самый симптом, который упал последней каплей в этот чан с неврозом. Он же и дал команду «старт» моему тревожному расстройству.

Помню, что я запустила новую долгожданную игру на приставке Sony PlayStation и в какой-то момент поняла, что мне что-то мешает видеть. Это была какая-то мутная пелена (пятно?) перед глазами – сначала маленькая точка, но она росла и закрывала обзор всё больше и больше, обрамленная мерцающей гирляндой по краям. В итоге она перекрыла почти все, что было в поле зрения, и я смотрела сквозь это «мутное стекло», симметричное на обоих глазах. С таким явлением я столкнулась впервые, и меня охватила настоящая паника.

Все это длилось минут сорок. В голову лезло самое страшное: инсульт, опухоль мозга, потеря зрения. Подскочило давление, скорее всего, от испуга. Я потеряла ориентацию в пространстве, муж пытался меня успокоить, но безуспешно. В тот момент невроз уже нашел на мне нужную кнопочку (или, точнее, подобрал идеальный симптом), чтобы я начала падать в пропасть страха, переставая замечать все вокруг. Но об этом позже.

Через какое-то время слепое пятно в глазах расплылось по периферии, оставив узкий зрячий тоннель посередине, через который я наконец стала все видеть. Только видела я тоже странно: все казалось каким-то уменьшенным. А потом и вовсе рассосалось. После немного заболела голова, справа на макушке. У меня бывали серьёзные головные боли до всего этого, поэтому эта боль показалась ерундой. Но страх меня не отпускал, меня уже «захватило» как следует, и с того вечера я начала медленно погружаться на дно.

Конечно, я тогда не знала, что подобное явление называется мигрень с аурой. Аура – состояние, предшествующее самому приступу мигрени. Оно бывает в виде разных ощущений, и в моём случае в виде ауры появился такой вот зрительный симптом под названием «мерцательная скотома».

Как ни странно, еще где-то полторы недели я смогла изображать для самой себя и окружающих нормального человека, списывая случившееся на «скакнувшее давление». Но внутри уже жило постоянно напряжение – я в страхе ждала повторения этого «приступа». Ожидание повторения… Это, наверное, один из главных феноменов тревожного расстройства. В психологии его называют ещё антиципационной тревогой. Любой «тревожник» знаком с этим. Я думала тогда: «А вдруг это повторится опять? А вдруг я буду в этот момент за рулем и резко ослепну?» Никогда раньше я не считала себя трусихой, а теперь началось настоящее зацикливание на этом.

Тогда, вначале, эта тревога была еще логична, ведь со мной произошло нечто новое и пугающее. Вполне себе закономерно беспокоиться в таких обстоятельствах. Но уже тогда я подметила, что уровень моего беспокойства прилично вылезает за рамки. И страх навязчив. Я все же договорилась с собой: если повторится – обязательно схожу к врачу. Ох, если бы я тогда знала, что скоро начну осаждать все клиники в режиме нон-стоп… Но на тот момент я себе даже представить не могла такого.

Я пыталась жить обычной жизнью, несмотря на это тревожное ожидание повторения. Но через полторы недели меня настиг ещё один необычный и тоже пугающий симптом – полиурия. Симптом этот является урологическим, но это не просто частые позывы. Ты бегаешь по-маленькому, но при этом каждые 5-10 минут выделяешь из себя целый стакан. То есть реально большое количество жидкости, причём непонятно откуда столько взялось, ведь при этом ты можешь практически ничего не пить.

Началось это одной «прекрасной ночью». Я вставала в туалет бесконечно, с ощущением, как будто каждые полчаса выпивала пол-литра пива или какое-то сильное мочегонное! Это не закончилось утром и длилось весь день. Жидкость, которую я не пила, почему-то образовывалась в мочевом пузыре и выходила в огромных количествах! Понимаю, что это звучит фантастически, и мне самой не верилось в происходящее.

На следующий день «забег» в туалет продолжился, и на следующий, и следующий… Этот симптом крайне противен тем, что крепко привязывает тебя к туалету, ты буквально обезвоживаешься и через неделю начинаешь уже еле волочить ноги от слабости. Увеличение потребления жидкости приводит только к тому, что из тебя выходит еще больше. Мучительная вещь эта полиурия… Кроме того, она сопровождалась объективным, но не значительным повышением температуры тела, ощущением жара в лице и туловище при практически ледяных кончиках пальцев рук и ног. Впоследствии эта «нервная температура» сопровождала меня и вне полиурии.

Итак, прошло две недели с вечера, когда случилась мерцательная скотома. Со страхом повторения приступа слепоты и постоянного беганья в туалет я наконец «серьёзно» озаботилась своим здоровьем и решила для начала поискать в интернете, что всё это значит.

Сначала я узнала, что ослепляющее пятно называется «скотома». Я вбила это слово в поисковик и сразу же наткнулась на статью про мигрени и инсульты. Почему-то мой мозг всё это не впечатляло, хотя на самом деле это и был именно приступ мигрени с аурой! Но нет, по какой-то причине мой разум уже тогда искал что-то посерьезнее. Когда поиски привели меня к диагнозу «рассеянный склероз», вот тут все сошлось! Я мгновенно вспомнила друга своего отца, который, к сожалению, заболел именно этой болезнью и закончил свою жизнь весьма печально. Не буду описывать его грустную историю, но отмечу, что человек не получал никакого лечения по своей собственной воле.

Можно смело сказать, что именно с того момента, когда я мысленно поставила себе диагноз «рассеянный склероз», в моей жизни начался новый этап. Сезон «дикой ипохондрии» был официально открыт. Мой тревожный деятельный мозг наконец нашёл то, чего действительно боялся! И начались многочисленные походы по врачам.

Стоит отметить, что все эти обследования для ипохондрика – настоящий драйв. Особенно вначале, когда ты еще способен ловить чистый кайф от хороших результатов. Обычно схема такая: внутренняя тревога ищет выход, а расстройство подкидывает все новые физические симптомы, один за другим. На основании этих самых физических ощущений человек начинает подозревать у себя что-то неладное со здоровьем.

Свой диагностический поиск он, как правило, начинает в интернете – на медицинских сайтах, каналах, форумах. Зацепившись за очередную «болезнь-пугалку», упорно и дотошно обследуется. Как правило, любой уважающий себя ипохондрик не верит до конца хорошим анализам или словам врача о том, что всё в порядке. Он ненадолго успокаивается, но через какое-то время принимается за старое – повторяет обследования, все перепроверяет или ищет новую болезнь. Вот так он и попадает в этот «проклятый круг невротика-ипохондрика».

2017 год стал для меня самым ужасным периодом в жизни. Осенью ушла бабушка. Конечно, это было невероятно тяжело, но не менее мучительными были постоянные мысли об отце – а вдруг случится то же самое? И вот ровно через месяц моя жизнь перевернулась с ног на голову. Его не стало… «Как так? Почему? За что мне это? Что мне теперь делать?» – всё это я кричал во весь голос.

Я никогда в своей жизни не испытывал подобного эмоционального накала. Гнев, безысходность, отчаяние, горе и обида – этот коктейль эмоций активировал во мне каждую клеточку тела, пробудил во мне зверя, который рвался наружу, хотел выпрыгнуть из этого капкана, отгрызть себе ногу, лишь бы проснуться от этого кошмара.

На следующий день я шёл по делам, в голове крутились бесконечные мысли и планы похоронной суеты. Но странное ощущение незнакомого пространства вокруг постоянно отвлекало меня. Я шёл по той же улице, по которой ходил много лет, но она казалась совершенно чужой, будто я впервые оказался здесь. Да и само ощущение себя было каким-то искаженным – нереальность происходящего, словно я наблюдаю за собой со стороны. То были первые звоночки дереализации и деперсонализации, но тогда я не придавал им особого значения.

Не стану подробно описывать все эмоциональные испытания тех нескольких дней. Скажу лишь, что это были самые страшные дни в моей жизни. Когда всё осталось позади, внутри осталась лишь пустота, воспоминания об ужасах последних дней и густой, непроглядный туман будущего. Чувство вины, безысходности, постоянное возвращение в тот роковой день – всё это медленно поглощало меня.

Раньше я не замечал, как привык к этой тишине. К тому, что между мной и отцом всегда оставалось невысказанное. Я помогал ему, когда нужно было донести тяжелое, подавал трость, если он спотыкался, но никогда не говорил: «Я тебя люблю» или «Мне важно, чтобы ты знал». А потом его не стало. И только тогда я осознал, что все эти годы носил в груди камень. Не горечь, не злость – просто тяжесть. Огромный невысказанный ком любви, который теперь некому было отдать.

Я продолжал жить. Ходил на работу, встречался с друзьями, даже смеялся. Но внутри что-то сломалось. Все дела выполнялись на автомате. Работа, домашние хлопоты – всем этим занимался будто не я, а кто-то другой, я же в этот момент находился в своих мыслях, которые день за днём разъедали меня изнутри. Сначала это были просто навязчивые мысли: «Почему я не сказал?», «Он знал?» Потом – бессонница. Я просыпался среди ночи с ощущением, что забыл что-то важное, как будто оставил дверь открытой, а за ней – тьма. Ни с того ни с сего сердце начинало колотиться, ладони потели, а в голове звучал только один вопрос: «Что, если он не знал?»

Я пытался заглушить это рациональными доводами: «Он же понимал, он чувствовал». Но мозг отказывался верить. Потому что правда была в том, что я не знал. Не знал, слышал ли он хоть раз в жизни, что он для меня значил. И тогда пришло осознание: я никогда не смогу это исправить.

И вот однажды, засыпая, я почувствовал, что не могу вдохнуть, как обычно, – будто что-то мешает сделать полный вдох. Я пробовал снова и снова, но всё было тщетно. Вышел на улицу, прогулялся, и вновь это непонятное ощущение нереальности происходящего вокруг. Я же только что засыпал – что я здесь делаю и почему всё так странно?

Страха и тревоги пока не было, но всё вело к ещё одному роковому дню, который впоследствии разделит мою жизнь на «до» и «после».

Декабрь. Обычный рабочий день. Я сидел на своем месте и, как обычно, заполнял документы. И вдруг заметил, что моя шея перестаёт держать голову – она будто падает. «Что это?» – мелькнула первая искра тревоги. И снова то же самое! Я падаю в обморок? Я умираю? Тревогу уже невозможно было игнорировать – она превратилась в дикий, животный ужас.

Я выбежал в цех и умолял коллег отвезти меня домой. «Я умираю, – твердил я, – мне надо успеть попрощаться с семьёй!» По дороге я изо всех сил старался не «умереть» – мне пока нельзя, я должен успеть сказать «прощайте»!

Приехав домой, сразу же выпалил жене и дочке, что со мной что-то не так. До сих пор помню шок и ужас в их глазах. Вызвали скорую. К приезду врачей уже стало легче. Врач померил давление, снял ЭКГ, дал какую-то таблетку и сказал: «Всё нормально, запасайтесь успокоительными!» – и уехал.

Что это значит? Какие успокоительные? Я же чуть не умер – что это за доктор такой?!

Этот случай стал началом серьёзного кризиса, который заставил меня переосмыслить всю свою жизнь и отношение к собственному здоровью.

Глава 3

В лабиринте медицины: диагноз «ипохондрик»

Поход в мир медицины начался с кабинета неврологов – я посетила двух специалистов подряд. Первая врач, выслушав мои жалобы, вынесла вердикт: «Скорее всего, сосудики шалят, но в целом вы здоровы». Она выписала мне какие-то ноотропные препараты и направила на МРТ головы и шеи, уверенно заявив, что это даже близко не РС (рассеянный склероз). Вторая врач-невролог тоже говорила про сосуды, проблемы со спиной и шеей, рекомендовала массаж, но осторожно намекнула на мои «нервы». В качестве решения она выписала антидепрессант амитриптилин[1], обещала, что быстро полегчает. Кроме того, назначила курс инъекций и таблеток – «сосудистых и ноотропных». Эти препараты не принесли никакой пользы на протяжении всего моего невроза. Напротив, я ощущала лишь побочные эффекты: нервная система и так была возбуждена, куда уж больше?