Дели-акыз

А лошадиный топот приближался с каждым мгновением. Теперь беглянки явственно уже различали отдельные голоса и слышали, как ругаются Бекир и Ахмет, и как Рагим отдает им какие-то распоряжения. Вот они остановили лошадей, спрыгнули на землю и пошли вдоль берега.

– Вот здесь, в скалах, им не уйти далеко… – сказал по-татарски Рагим.

Селтонет, понимающая по-татарски, вся вздрагивает:

– Они близко… Они рядом! Да спасет нас Аллах!

Глаша даже не двигается… Прижалась к мокрому камню и лежит, точно замерла. Проходит минута… Другая… Третья… И глубокий вздох вырывается у неё из груди.

– Они удаляются… Слава Аллаху. Я слышу, как Бекир и Ахмет пошли в противоположную сторону… – конвульсивно сжимая руку Глаши, лепечет, едва двигая губами, Селтонет.

Глаша поднимает голову из-за камня…

Действительно, оба оборванца, углубившись в свои поиски, отошли довольно далеко… Здесь только пофыркивают их кони… Затихли в стороне голоса.

– Постой, я выйду и осмотрю хорошенько местность, – говорит, поворачивая голову к Селте, Глаша и вскакивает на ноги. Но в тот же миг тихий стон испуга срывается с её губ.

Перед нею стоит Рагим.

– Так вот вы где спрятались, беглянки? – говорит он без тени гнева и возмущения. – Сейчас я кликну моих людей и они водворят вас на место… Эй..

Но прежде, чем он успевает крикнуть, Глаша зажимает юноше одной рукой рот, другой хватает его за руку:

– Ты не сделаешь этого, Рагим! Ты не сделаешь этого! – лепечет она, как безумная. – Честный, благородный, Рагим! Ты не захочешь погубить меня с Селтой… Потому что, как только ты крикнешь Бекира и Ахмета, клянусь тебе, Рагим, я прыгну в бездну и увлеку с собой Селтонет! Ты видишь этот утес, Рагим? Ну, так вот с него и кинусь. Лучше разбиться вдребезги, нежели сидеть взаперти в вашей «тюрьме». Так будь же великодушен, Рагим. Ты джигит, а не разбойник… Ты смелый орленок, а не хищный коршун… И не с женщинами биться тебе, юный витязь… Отпусти же нас! Вспомни наши прогулки, наши игры на берегу Куры, Рагим! Помнишь? Ты был другом, зачем же ты хочешь быть теперь палачом.

Что-то убедительное звучит в голосе Глаши… Что-то искреннее и отчаянное в одно и то же время… И её черные глаза горят решительным огнем.

Рагим слишком хорошо с детства знает дели-акыз, чтобы усомниться в искренности её слов, хоть на минуту. Бешеная девчонка, она способна на всякую дикую выходку. А каково ему, Рагиму, будет тогда, в самом деле, если… Если…

Рагим, не злой от природы, не хочет зла никому, а тем более Глаше, маленькой русской, с которой он недавно еще был так дружен в годы их детства. Он невольно ставит себя на её место. Что, если бы его заточили в неволю и держали так взаперти. А Глашу будут еще долго держать, что бы она не выдала, где Селта… Может быть, до тех пор пока она не вырастет и ее не отдадут замуж за какого-нибудь горца. Бедняжка! Рагим думает, сосредоточенно хмуря брови… Потом хватает за руку Глашу и говорит:

– Ты поклянешься мне, что, если я выпущу тебя и кабардинку, вы не скажете никому ни слова, как вы исчезли из дому, и кто держал вас в плену?

– Если ты отпустишь нас, то клянусь тебе именем «друга» и моей собственной жизнью, что никто не услышит ничего ни от меня, ни от Селты… – твердо и серьезно отвечает Глаша.

– Ты можешь отвечать за себя. Пусть Селтонет тоже поклянется особо… Я поверю…

– Я не обману тебя, Рагим!

– А Селта?

– Клянусь Аллахом и Пророком! – вне себя от страха прошептала помертвевшими губами Селтонет.

– Тогда… Ступайте… Я бы дал вам коня, но это опасно. Это нас выдаст. В ауле Колты живет Осман, сын Али. Он мой кунак!.. Самая крайняя сакля к горам отсюда. Скажите ему, что вас прислал к нему Рагим, сын Абдул-Махмета, и он проводит вас в своей арбе до предместья Гори. А теперь да сопутствуют вам ангелы Аллаха! Спешите же, пока не вернулись сюда Бекир и Ахмет…

И прежде нежели девушки успели произнести в ответ хоть одно слово, Рагим с быстротою горного оленя, запрыгал с камня на камень по направлению успевших уже далеко отойти своих спутников.

Селтонет и Глаше оставалось только стремительно выбежать из засады и броситься дальше вдоль берега стонущего и прыгающего потока.

Глава IX

Жалобно поскрипывая своими двумя колесами, медленно подвигается горная арба. Юный Осман, кунак Рагима, правит лошадью.

Только под утро добрались до аула Колты измученные и усталые девушки, проблуждав всю ночь в горах. С первыми лучами солнца они достигли крошечного селения, прилепившегося, словно ласточкино гнездо, к скале над пропастью.

Беглянкам повезло. У первой сакли аула они заметили мальчика, возившегося у арбы.

– Не знаешь ли ты тут юного джигита Османа? – обратилась к мальчику Глаша.

Мальчик подозрительно посмотрел на странных путниц и, после некоторого раздумья, в свою очередь спросил:

– Зачем вам Осман, кто вас к нему направил?

– Его кунак Рагим, сын аги…

– Ах! – обрадовался Осман и, перебив Глашу, воскликнул: – Это я – Осман. По приказанию отца еду продавать кожу на базар.

Беглянки ему все рассказали, и мальчик из дружбы к Рагиму взялся доставить девушек до самого Гори… Разумеется, тайно от старших решил это сделать юный Осман.

И вот Селтонет и Глаша медленно едут теперь на трясучей арбе. Голодные, в изодранных в клочья одеждах, грызя сухие чуреки, великодушно предложенные им Османом, они все же счастливы. Каждая новая верста, каждая новая сотня саженей, оставшаяся позади, приближает их к Гори, к милому Гори, к родному «Джаваховскому Гнезду». Сердца у обеих девушек то бурно трепещут и бьются, то замирают. Все в пути радует их несказанно, несмотря на голод и усталость: и черное загорелое лицо пятнадцатилетнего Османа, и скрип арбы, и сухие чуреки, которые хрустят так славно на зубах…

Вот засеребрилась звонкая Кура, и арба потянулась берегом. Замелькали виноградники. Глаша с остановившимися, расширенными от восторга глазами, дергает за рукав спутницу.

– Селта… Селта… Гляди! Я вижу крышу «Джаваховского Гнезда»! О, Господи! Вижу ее, вижу! – и слезы льются у неё из глаз.

Осман давно высадил Глашу и Селту из своей скрипучей арбы, и они пешком добрались до джаваховской усадьбы.

– Мне кажется, я слышу, как стучит мое сердце! – шепчет Глаша, поворачивая бледное лицо к Селтонет.

– Я умираю, бирюзовая, я умираю! – чуть слышно вторит ей татарка.

– Постой… Молчи… Голоса на террасе. О, Селта! Это они!.. Голос тети Люды и «друга»… Смотри! Они в черном, Селта! Ты видишь черные тени по галереи?.. О, Гема! Нам не удалось вместе с ними помолиться за её бедную душу! Бедная Гема! Да будет сладка ей жизнь в раю! Смотри, Селта! Смотри…

Глаза Глаши, успевшей перешагнуть порог сада и об руку с Селтонет углубиться в аллею, неожиданно округляются от ужаса… Широко расширяются и без того огромные зрачки… Судорожно раскрывается рот… и руки конвульсивно сжимают руку спутницы.

– Селта!.. Гема!.. Мертвая Гема!.. Её призрак!.. Ай!

Глаша не договаривает… Ужас охватывает все её существо… Этот ужас передается и Селтонет… Узкие, черные глаза последней меркнут от страха, и дикий крик вырывается из груди в то время, как протянутая рука моментально поднялась и указывает в ту сторону, где стоят обвеянные полумраком розовые кусты.

Там, наклонясь над ними, вдыхая нежный аромат пышной, нежной розы, стоит склонившись девушка, тоненькая, стройная, как тростинка. У неё бледное лицо, опущенные глаза, и черные кудри, падающие по плечам.

На отчаянный крик Селтонет она вздрагивает, поднимает голову… И ответный крик, не то полный страха, не то полный радости, звенит на весь сад, на весь дом, на всю усадьбу.

– «Друг»! Тетя Люда! Сандро! Сюда! Они здесь! Они живы! Они вернулись!

Крик Гемы взбудораживает все «Гнездо». На галерее под навесом происходить суматоха. С воплем несется оттуда Даня… За нею Маруся… За ними «мальчики» – Сандро; Валентин, Селим… Княжна Нива Бек-Израил, названная Джаваха, недоумевающая, бледная, впервые, кажется, растерявшаяся за всю свою жизнь, с развивающейся траурной вуалью спешит со ступеней галереи в сад… Людмила Александровна, с помертвевшим от волнения лицом, также вся в черном, бежит с легкостью молоденькой девочки по чинаровой аллеи. Её траурная вуаль клубится вокруг шеи…

– Боже мой! Они живы! Какое счастье! Господи, благодарю Тебя! – лепечет она бледными губами.