Таита

– Это будет изменой моему классу, понимаешь? Ты – мой брат и должен соблюдать наши интересы Я сама смеюсь над этим, но что делать: с волками жить – по-волчьи выть.

– Ага, понимаю, – совсем уже расхохотался Сергей.

– У тех есть свои собственные кавалеры, – докончила Ника.

– Несчастные… И на них установлена «монополия». Послушай, а m-lle Чернова и Веселовская здесь?

– Они уже танцуют. Пригласи других.

– Жаль. Мне они нравятся больше других. Алеко и Земфира, так кажется?

– Какая у тебя память! Ты помнишь прозвища всех наших!

– А кто это? Какая хорошенькая. Что это она, кажется спит? – и глаза Сергея Баян, обегавшие рассеянно залу, вдруг останавливаются с насмешливым любопытством на сидящей позади них в уголке скамьи девичьей фигуре. Ему сразу бросается в глаза точеное, с правильными чертами личико, сомкнутые веки, длинные ресницы.

– Ха-ха-ха! – смеется Ника. – Да это Спящая красавица. Разве ты не помнишь? Та самая, которая уснула раз на приеме. Все смеялись тогда… А раз она на французском уроке захрапела. Наш француз испугался, думал с ней обморок. Потащили Неточку в лазарет, а она проснулась и ничуть не сконфузилась, представь, ничуть. Такая апатичная, спокойная и сонная, совсем спящая царевна.

– Ну постараемся разбудить вашу спящую царевну. Авось, удастся, – произнес с улыбкой Сергей и направился решительными шагами к задремавшей Неточке.

– M-lle, позвольте вас просить на тур вальса?

Серые глаза Неты раскрылись широко и с изумлением остановили свой взгляд на лице молодого студента.

– Я, кажется, уснула. Вечер еще не кончился, – апатично и сонно протянула Нета.

– Боже мой, да ведь это вы, кажется, исполняли арию Татьяны сегодня и вы же продавали билеты на концерт? – в свою очередь изумленно произнес Сергей.

– Я. Ну, так что же?

– Ну, как же вы можете спать? После такого прекрасного безукоризненного исполнения?

– А разве оно было прекрасным? – не то с удивлением, не то с недоверием произнесла Козельская.

– Нет Неточка, ты прелесть что такое! Такая непосредственность в наш век! – и Ника Баян чмокнула налету подругу. – Сергей, займи ее хорошенько. Кстати, пригласи на контрданс! – крикнула она брату, исчезая с быстротой мотылька в толпе приглашенных.

– А мне разрешите протанцевать с вами? – услышала в тот же миг молодая девушка уже знакомый ей голос за спиной.

– Ах, это вы, доктор! А я было потеряла вас из виду, – обрадовалась Ника, увидя перед собой красивое, веселое лицо Дмитрия Львовича.

– Увы! Это удел всех нас простых смертных! – с деланным пафосом шутливо воскликнул тот. – Что же касается меня, то я не упускал вас из виду ни на одну минуту. Я видел, как вам расточало похвалы начальство, слышал как отзывались о вас опекуны, учителя и порадовался заодно с вами.

– Правда? Какой вы добрый и милый – искренно сорвалось с губок Ники.

«Если я добрый и милый, то вы – сама прелесть, – хотелось сказать молодому врачу, – и я никогда в жизни не встречал еще такой милой, славной, непосредственной девушки». Но такая фраза могла бы оказаться некорректной и противной правилам благовоспитанности, и потому Дмитрий Львович удовольствовался вопросом, обращенным к своей юной даме:

– Вам весело сегодня, не правда ли?

– Ужасно весело! Как никогда!

Нике, действительно, было весело сегодня. Беззаботная радость наполняла все ее существо. Звуки кадрили, вылетающие из-под привычных быстрых пальцев тапера, поднимали настроение. Доктор был таким разговорчивым и остроумным. А только что расточаемые перед ней похвалы учителей и начальства ее искусству совсем вскружили ее каштановую головку.

– Смотрите, смотрите, что сей сон означает? – провожая ее на место после первой фигуры, удивленно глядя куда-то вбок, обратился к Нике Дмитрий Львович.

Девушка взглянула по тому же направлению и вспыхнула, как говорится, до корней волос.

– Что такое? Чем она вас смутила?

Но Ника не отвечала. Ее глаза приковались к одной точке. Лицо потеряло сразу веселое, беззаботное выражение.

Два сине-серых глаза смотрели на нее в упор, злым взглядом, не мигая, явно негодуя и чем-то угрожая. Тонкие губы кривились в презрительную усмешку.

– Это еще что за статуя молчания? – недоумевал Калинин.

– Это Сказка.

– Что-о-о-о?.. – вырвалось у него комическим басом.

– Сказка. Ее так прозвали. Настоящее ее имя княжна Заря Ратмирова.

– Турчанка?

– Нет, русская…

– Но Заря… Заря… Это пахнет Магометом.

– Ха-ха-ха! Пахнет!

– Ну, вот вы и рассмеялись. А я уже думал, Что это «мрачная повесть»…

– Сказка! Сказка! – хохотала уже Ника, снова приобретая свое прежнее веселое настроение.

– Но почему она Сказка, а не новелла, не стихотворение в прозе, например? – допытывался доктор.

– А разве вы сами не находите в ее внешности какого-то своеобразного таинственного оттенка, чего-то не от мира сего, особенного, исключительного и красивого, как сказка?

– Воля ваша, не вижу, не вижу ничего. В вас самой, если уже на то пошло, гораздо больше сказочности, нежели в ней.

Ника покраснела. В это время позади нее послышался явственный шепот:

– Баян… Ника… Когда кончится кадриль, придите ко мне.

– Хорошо, Заря.

– Что сообщила вам ваша «пьеса»? – поинтересовался доктор Калинин.

– Сказка же, а не пьеса, говорят вам. Она зовет меня к себе после кадрили.

– Она вашего класса, эта беллетристика со злыми глазами?