На всю жизнь

– Наказана! Фю-фю-фю! Вот тебе раз! – протяжно свистит Вольдемар Медведев. – Ай да m-lle Дина!

– Allons! – решительно переходит на французский язык немка и хватает Надюшу за руку.

– Один только тур! – молит шалунья.

И не успела почтенная дама ей ответить, как Надя уже мчится стрелою по сине-хрустальному кругу катка. За первым туром идет второй, за вторым третий.

За Диной несется Мутон с оглушительным лаем, норовя схватить шалунью за платье.

– Дети мои, догоняйте меня! – кричит девочка, и зубы ее и глаза сверкают.

Почтенная немка волнуется, краснеет от досады, идет навстречу Дине, растопыривая руки.

Но быстрая девочка проскальзывает у нее под самыми локтями и преспокойно обегает озеро чуть ли не в десятый раз.

– Помогите мне! – молит наконец, обращаясь к нам всем, саксонка.

– С условием. За плату, – басит Вольдемар.

– Wie so! – срывается у немки на ее родном языке.

– Очень просто. Мы вам словим беглянку и потребуем за это награды. Только и всего.

– Gut! Gut! – кивает она головой, выставляя вперед желтые зубы, и прибавляет уже по-русски: – Наде надо домой, она наказана: на книжке перевода нарисовала такое ушасное шерное чудовище.

– Это ужасно! – говорит Вольдемар, и непонятно, смеется он или же серьезно это говорит.

Затем, пригласив нас ловить Надюшу, легко несется за девочкой на коньках.

Через минуту шалунья уже стоит перед гувернанткой.

– Фуй, фуй! – цедит та. – И не стыдно вам? Идем, – неожиданно прибавляет она, хватая за руку девочку.

– Как идем?! А награда? – вступается Вольдемар. – Мы вам помогли водворить m-lle Nadine и за это требуем: во-первых, оставить ее на катке еще полчаса, по крайней мере, и, во-вторых, избавить ее от наказания.

– Да, да! – подхватываем мы все хором. – Пожалуйста, просим вас так поступить.

Немка смущена, но ей хочется быть любезной, и она соглашается, скрепя сердце, а мы ликуем.

Я хватаю Надюшу за обе руки, и мы уносимся по гладкому льду.

* * *

По дороге Надя сжимает мне руку и говорит просто:

– Не выношу сантиментов, всяких миндальностей с сахаром, но вы мне понравились с первого раза ужасно, m-lle Лида!

– Вот как!

– Вы не как все здешние кисейные девицы, заводные куклы. Вы – свой брат, славный малый. Жаль, что вы не моя сестра.

И, подумав, прибавляет:

– А из мальчишек один славный только, Володя Медведев.

– А Леля?

– Леденец.

– Что?

– Леденец ваш Лелька. Тихий, воды не замутит, барышня, да и только. Нарядила бы его в юбку. Из девиц – вот еще Маша Ягуби молодец; жаль, что нет ее на катке сегодня.

Затем она шепчет, заглядывая мне в глаза:

– А правда, что вы стихи пишете?

– А что?

– По-моему, глупо это. Лучше бы прозу. Или уж если стихи, так сатиру, как у Гоголя. Ах, голубушка! – неожиданно, совсем по-детски, добавляет она. – Напишите вы сатиру на мою «мучительницу», в ножки вам поклонюсь.

– Милая вы моя Надюша, – говорю я, смеясь, – никаких я сатир писать не умею. А вот лучше проедем-ка голландским шагом сейчас.

Она соглашается.

– Маша Ягуби! – кричит Надя и, вырвав свои руки, виснет на шее смеющейся Маши, появившейся на катке.

С нею высокий стрелковый офицер, ее двоюродный брат Невзянский, и компаньонка – подруга, мисс Рей.

– Вы бегаете на коньках прекрасно, – говорит Маша и крепко, по-мужски, трясет мою руку.

– Браво! Браво! Вот это бег, настоящий бег! – кричит Вольдемар. – Вы давно катаетесь?

– С восьми лет. Начала на пруду у Малиновской дачи.

– Прелестно! – соглашается и Татя.

– Вот это по-моему, – перекрикивает всех Надя, – стремительность, быстрота и смелость, – совсем по-мальчишески.

– Покорно благодарю, – хохочу я.

– Господа, я предлагаю снять коньки и скатиться на «семейных» санях всей оравой с горы, – предлагает Надя.

– «Орава!» Какое выражение, однако! – щебечут возмущенные сестрички Петровы, бросая на девочку косые взгляды.

– Что она сказала? Что она сказала? – допытывается саксонка. – Что это такое «о-о-ра-ва»?

– Это значит высшее общество. Не беспокойтесь, m-lle! – находится Вольдемар.