Тот резко обернулся, увидел её, тут же рукой показал, что работа окончена, а сам отложил в сторону свой молоток, вытер руки о фартук и с добродушной улыбкой на лице шагнул ей навстречу. Он подошел совсем близко, остановился и мило поприветствовал:
– Добрый день, Галина Михайловна.
Но Сивакова замерла и никак не могла понять: почему, такой здоровый и крепкий мужчина, работает таким маленьким молоточком, а совсем юный паренек, надрывается под такой тяжелой кувалдой, от которой у него трясутся не только руки, но и все тело.
– Чем могу быть обязан? – смотрел на нее Степан своими добрыми голубыми глазами.
– А… что это вы тут… над парнем издеваетесь? – строго спросила она и вновь посмотрела в сторону Большакова.
Тот стоял чуть в стороне, жадно пил из бутылки воду, потом обливал ей свою голову и шею, вновь пил жадно и словно никак не мог напиться. Его руки дрожали от усталости и тяжести, но на лице было какое-то блаженство, и как раз этого Галя никак не могла понять.
– Что вы имеете в виду? – с улыбкой на лице переспросил её Рогов.
– Вы, такой крепкий и сильный, машете таким смешным молоточком, а парень жилы себе рвет?! – в недоумении смотрела на него девушка.
Тот виновато пожал своими мощными плечами и, разводя богатырскими руками в стороны, тихо проговорил:
– Так… это было его собственное желание!
– Да мало ли что они хотят! – возмутилась она, все еще не понимая, что тут происходит.
Степан немного помолчал, разглядывая её милое и строгое личико, а потом, как можно спокойнее, стал объяснять:
– Видите ли, Галина Михайловна, прежде чем стать таким сильным и крутым, как меня называют местные пацаны и девчонки, я тоже был таким худым и слабым.
– Вы?! – в недоумении переспросила она и вновь окинула кузнеца своим недоверчивым взглядом
– Да-да, – расплылся в улыбке Рогов, – именно таким дохленьким и слабеньким! А еще я часто болел в детстве. Были всякие там… осложнения, и врачи пророчили мне быть инвалидом на всю оставшуюся жизнь. А я вот взял и доказал им всем, что они ошибаются в своих диагнозах.
– Вы инвалидом?! – смотрела на него Галя, часто моргая, и никак не могла поверить услышанному.
– Да-да! – по-доброму отозвался кузнец. – Моя матушка плакала надо мной и возила меня по разным докторам! А я был послушным ребенком и пил все лекарства, которыми меня пичкали. А они были такими горькими и противными! Но я пил. А она плакала и молилась за меня. А потом я решил: хочу жить по-другому. Вот как этот паренек, – указал он рукой на Володю.
– И вы хотите меня сейчас убедить в том, что работать вот этим молотом он изъявил свое собственное желание?! – не сдавалась Сивакова.
Мужчина внимательно смотрел в ее растерянные голубые глаза и, разводя руками, весело ответил:
– Я никого не заставляю!
Но Галина тут же строго предупредила его:
– Вы должны быть осторожнее, работая с подростками!
– Вижу воспитательский взгляд и серьезный подход к воспитанию детей и молодежи! – отвечал ей Рогов и заметил, как засмущалась девушка под его пристальным взглядом и совсем растерялась от его слов.
Галя молчала. Она совсем забыла зачем сюда пришла, и только тишина заставила её вспомнить причину её визита в это место. Она быстро протянула Рогову папку с бумагами и тихо проговорила:
– Вот, это наша заведующая детским садиком просила передать вам.
– А! Ольга Никитична вспомнила про меня! – сразу обрадовался Степан и взял в руки папку. – А я жду-жду, когда же она принесет мне замеры и чертежи? – говорил он, а сам не сводил с нее глаз. – Думал, уже забыла. Хотел завтра сам к ней наведываться. А она вспомнила и прислала их с такой красивой девушкой. Мне приятно!
– Извините, мне на работу пора, – ответила быстро Галина и повернулась, чтобы уйти.
Но мужчина поспешил спросить:
– А что же она сама не пришла?
Галя оглянулась на него и пояснила:
– Каблук на выходе из калитки сломала.
– Это судьба! – протянул с улыбкой кузнец, а сам все смотрел в ее глаза, надеясь на продолжение разговора.
Сивакова не сразу поняла, про что он говорит, но потом догадалась, резко развернулась и шагнула к выходу. Она с ходу толкнула дверь рукой, но та никак не хотела открываться. Тогда она ещё раз с силой толкнула её, но дверь словно специально не хотела её выпускать обратно из кузницы.
Сзади послышались тяжелые шаги, воспитатель даже не обернулась, понимала, кто идет и зачем.
А Рогов подошел и тихо произнес:
– Она иногда заедает. Особенно, когда сюда приходят такие красивые девушки как вы.
– И часто они сюда приходят? – спросила Галина и строго взглянула в его веселые глаза.
– Да нет, все чаще мужики, – ответил кузнец, разводя руками.
– Выпустите меня! – так же строго потребовала она.
Степан смотрел на нее своим добродушным взглядом и тихо спросил:
– А если я не хочу выпускать эту милую девушку?
– Тогда девушка сама выйдет… как-нибудь… – ответила ему Галя и вновь толкнула дверь своим плечом.
Но та никак не хотела открываться, и тогда она вновь посмотрела на мужчину, в надежде, что он выпустит ее из помещения.
– Жаль! – протянул Рогов.
– Вы про что? – посмотрела в его веселые глаза Сивакова.
– Жаль, что вы торопитесь. Я бы мог показать вам свои работы, и вы были бы очень удивлены!
– Я больше люблю рисовать, – уверенно держалась она, намереваясь все же выйти из кузницы на свежий воздух.
– Тогда мы с вами очень даже схожи! – обрадовался Степан. – Рисование – это искусство, а то, что я делаю – это тоже, своего рода, искусство. Хотите посмотреть?
– Нет, – уверенно заявила Галина, глядя мимо кузнеца.
– Что же вас так здесь напугало, я или само помещение?