– Если тебе нравилось, зачем орала? – в порыве злости выдал я.
– Да что ты понимаешь? У меня там мама! – вырвав свою руку, выкрикнула девушка.
– Стой здесь, – приказал я и пошёл назад в квартиру.
– Богдан, возьми мне что-нибудь из одежды, – услышал я в спину, но не обернулся.
Я боялся смотреть ей в глаза. Мне было стыдно за весь мужской род. Пьяные мрази! Это до каких чёртиков надо напиться, чтобы собственного ребёнка подставить собутыльнику?
Когда я влетел назад, то эти животные ещё сидели на полу. Женщина в закрытой комнате притихла. Я, пройдя мимо, открыл дверь. Она как испуганный зверь сидела в слезах, забившись в угол.
– Вставайте. Славе возьмите что-нибудь, – я кинулся к старому шкафу.
– Ты кто? – спросила женщина.
– Если Вы сейчас же не встанете, то я Вас силком поволоку! – я не просто был зол, я был в бешенстве.
Как можно жить вот с этим животным. У женщины на лице были застарелые синяки.
Она меня послушалась. Взяла какую-то тряпку. Она что хочет, чтобы дочка это надела? Ладно, разберёмся. Я собрал Славкины учебники, туда же сунул эти тряпки, протянутые женщиной, и мы вышли.
– Сука! Домой лучше не возвращайся, – зло шипел нам в след «папа».
Когда они сели на заднее сиденье в машину, я достал телефон и позвонил бабушке.
– Ало, ба, помнишь, ты хотела комнату сдавать? Славе с её мамой жить сейчас негде. Я сам оплачивать буду,– мы не слышали, что ответила бабушка. – Хорошо. Уже едем.
– Спасибо, – поблагодарила мама. – Оплачивать мы сами будем. Только первый взнос через неделю.
– Приедем туда, с бабулей обсудите, – обрубил этот разговор я.
Когда мы приехали, уже их комната была готова. Пригласив пить чай своих жильцов, бабуля меня проводила. Уже было поздно, и действительно пора было домой.
Мать ждала меня внизу.
– Богдан, присядь. Я хочу с тобой поговорить.
– Не о чем, – я хотел пройти мимо.
– Пойми меня, сынок, отца нет постоянно дома, а я живой человек…… – она плакала.
– Я не желаю всё это слушать, – обрубил я. – Если ты переживаешь, что я тебя сдам, то не парься.
– Богдан, прости меня. – слёзы текли по её щекам.
– Это не передо мной ты виновата. Мам, у меня был день не из лёгких. Прости, я спать.
Поднимаясь к себе, я думал, что у меня никогда не будет такой семьи. Да и не уверен, что она вообще когда-нибудь будет. Глядя на нашу и на родителей Родионовой, непроизвольно делал вывод, что вообще никакая не нужна. Лучше оставаться свободным, чем мучить двух человек ненужными обещаниями, которые по сути никто не будет выполнять.
Ложась спать, я вспоминал перепуганный взгляд Славы. А ведь она даже не плакала. Девушка жила в аду, от этого такая молчаливая и злая. Неизвестно, что могло случиться, если бы я, высадив её, сразу уехал. Ужас накатил и злость. Ведь я поймал её в парке, всю всклокоченную. Скорее всего она именно оттуда и бежала. Дура! Зачем же назад пошла. Неужели сложно было сразу сказать, что назад не хочет? А мать! Почему всё это терпит? Ну сама хотела в этом вариться, пожалуйста! А почему дочь должна это всё терпеть? От осознания того, что есть люди, которые именно вот так живут, становилось противно от реальности этой жизни. Уснул я с такими мыслями, и снилась мне похожая хрень.
Утром в школе увидел Родионову и подошёл к ней.
– Привет. Как себя чувствуешь? – спросил я испугавшуюся девушку. – Не парься, я не собираюсь на каждом углу трезвонить.
– Спасибо, нормально. Твой авторитет не пострадает? – успокоившись, ответила она.
– Чихать я хотел на дешёвые понты. Есть хочешь? – зачем-то спросил я.
– Бабуля меня не отпустила, пока не покормила, – улыбнулась она.
Я стоял, ошарашено смотря на Славу. Она может улыбаться? И ещё как?!? От этой улыбки дыхание участилось и по всему телу пошли мурашки. Что со мной происходит? Я оторвал от неё взгляд, когда меня окликнула Алёна.
– Слав, если что-то понадобится, обращайся. Не стесняйся, – предложил я, развернувшись пошёл к своей компании.
– Бага, тебя на дешевизну потянуло? – ехидничала красотка нашего класса.
– Алён, если бы ты прочла не только колобка, то знала бы, что дешевизна – это не платье! – огрызнулся я.
– С каких пор ты Робин Гуд? – спросил Мираз, пока Алёна дула губы.
– Угомонись! Просто уясните, что если Славку кто-то тронет, я голову оторву. И вопросы ваши остаются без ответа. А сейчас айда в столовую. Я угощаю, – закрыл я эту тему, но понимал, что не навсегда.
Чтобы поставить на место все разговоры разом, я на «русском языке» сел рядом с Романовой.
– Зачем? – спросила Слава.
– Не знаю. А что занято?
– Нет. Зачем это тебе лично?
– Захотел.
– Перестали шуметь, – начинала урок Наталья Александровна. – Корецкий, у тебя сегодня магнитные бури? Пожалел бы Романову, ей теперь от Савицкой достанется.
– Не достанется. Савицкая не бессмертная, чтобы перейти мне дорогу, – сказал я, многозначительно глянув на зелёную от злости Алёну.
Но на других уроках я так не делал, вернулся в свою компанию. Не подумал, что Слава не всегда рядом, и Наталья права, Алёна так это не оставит. Не то, чтобы я ей сильно был нужен. Просто престижно числится за мной, а так у Алёны одна любовь, единственная и на всю жизнь. Она преданно и верно любит только себя любимую.
После занятий я подождал Славу возле школы и пошёл проводить её к бабушке.
– А кто твоя мама по образованию?
– Статист, экономист и кадровик.
– А почему она уборщицей работает? По профессии было бы выгоднее, зарплата больше.
– Не может она днём работать. Отец не даёт. Она несколько раз пробовала, так он на работу к ней днём приходит и скандалит. Кто такого сотрудника терпеть будет, из-за которого через день скандал?