Улыбнувшись, протянул ей яблоко.
– Держи.
– Ой… спасибо.
– Ешь яблочко, а я тебе подскажу какой, раз уж ты делаешь их мне, – посмотрел на разложенные по одному разные драгоценные камни. Пока она усердно хрустела яблоком, вгрызаясь в него своими зубками, протянул руку к камням, которые лежали на бархатной материи, и взял бирюзу. Она перестала жевать.
– Тебе нравится… о… как же я сразу не додумалась, – с широко раскрытыми глазами горячо сказала Юля. Такая искренность для меня иногда непонятна, но чертовски нравится и очень возбуждает. Я сел на диван и, не раздумывая, усадил ее боком к себе на колени.
– Ой! – от неожиданности воскликнула она. Взял ее ступни в свою ладонь, перебираю, массируя ее маленькие пальчики.
– Холодные, почему без носков? – говорю, глядя в ее взволнованное и еще более румяное лицо.
– Мне не холодно, сейчас же лето.
– Но ноги же холодные, – свел я брови у переносицы.
Она вылупила глаза и сказала, словно оправдываясь:
– Так они всегда такие… я мерзлячка же…
Усмехнулся и говорю:
– Ну, тогда иди ближе, согрею тебя.
– Мне сейчас не холодно.
– Холодно, я чувствую, – и притянул ближе к себе, ее руки легли мне на грудь, яблоко выпало из рук…
– Алан… подожди.
– Что такое?
– Так нельзя же.
– В каком смысле? У тебя ме…
– Нет, – перебив, ответила быстро она. – Кто-нибудь зайдет… понимаешь?
– Понимаю. Никто не зайдет, я двери закрыл. Иди ко мне, ты не должна отказывать своему мужу, – убрал ее упирающиеся ладони от своей груди и закинул их себе за шею. Придвинул ближе, а она украдкой поглядывает на меня. Я сказал:
– Юль, сделай то, что хочешь сделать.
– А что я хочу сделать? – тихо, и уже не отводя своего взгляда от меня, спросила она, – ее зрачки были расширены.
– Чтобы ты не хотела, сделай, – хрипловато произнес я.
Отняла от моей шеи, казалось, одеревеневшую руку и положила свою ладонь мне на щеку. Затем стала немного шевелить пальчиками, трогая ее.
– Мягкая… – почти шепотом произнесла она.
Мать твою, как же это действует на меня…
– Не колется?
– Нет…
– Продолжай… – смотрю на нее и думаю, что если бы была на ее месте другая, я бы уже ее трахал без сюси-пуси. Никому не позволяю трогать свое лицо, не люблю. И вот, как так вышло, что ей можно? И тут она задает мне, резонный вопрос:
– Скажи, Алан… я тебя волную, хоть немного?
Меня удивило, что я с легкостью признаюсь девушке, о которой еще недавно не хотел даже слышать:
– Волнуешь и сильно волнуешь. И скажу тебе, Юля… хорошо, что так. Иначе тяжело бы нам пришлось, – я хотел еще что-то сказать, но она положила обе свои ладони мне на щеки и нежно коснулась моих губ… практически невесомо… я прекрасно понял, что означает ее посыл. Но, черт меня раздери, не понимаю, как у нее проходят все эти финты со мной. Со мной! Со взрослым и более чем состоявшимся мужчиной… кавказским мужчиной. Мысли смешались, везде она… куда не посмотри…
Она хотела убрать свое лицо от моего, чуть сдвинуться назад. Но я не позволил.
– Нет, иди-ка сюда, – и, раскрыв свои губы, стал безжалостно целовать их, кусать нежную плоть.
Ее руки мягко обвили мою шею. Я вижу, как она тянется ко мне… ко мне, вот такому, какой я есть, без прикрас. И от этого мое большое сердце рвет от переполняющих чувств. Подхватив ее одной рукой под коленки, а другой под поясницу, встал, оторвался от ее губ, произнес:
– Еще раз увижу тебя без носков – накажу, – и вновь впился в ее рот, терзая розовый язычок, перенес ее к окну и поставил на ноги. Вновь прервав наш контакт:
– Юля, подними руки.
– Ала-ан, ты… что, возле окна собираешься это делать? – взволнованным голосом спросила у меня.
– Чего так испугалась, неужели ты думаешь я позволю кому-то на тебя смотреть… на всех стеклах специальное покрытие, которое никому не позволит заглянуть в наши окна. Подними руки, будь послушной девочкой.
– Я тебе верю, – и подняла свои руки.
– И правильно, верь мне, – одним движением снял с нее сарафан через голову, оставив в одном белье. Мой взгляд прошелся по ее точеной фигурке. Прошелся пальцами от ноготков и до плеча, подцепив лямку от бюстгальтера, потянул ее вниз, оголяя красивую грудь, сосок которой так и просился в мой рот. Склонившись над ней, вобрал вместе с ореолом в свой рот торчащий сосок и прикусил. Потянул за чашечку лифа, оголяя вторую грудь.
– Ах… – чувствительная грудь Юли, не позволила ей не отреагировать на мои действия. Сжал второй сосок, немного потянув на себя, прокручивая между пальцев. Оторвался, развернул ее к окну. Взял ее ладони в свои, положил на стекло и сказал:
– Положи ладони на стекло, обопрись ими.
Оперлась о стекло, растопырив свои пальчики. Запрокинув голову, глубоко дышала, пока я избавлял ее от лифа, который упал к ногам. Обхватил ладонями и сжал сильно грудь, кусая за шею, Юля издала легкий стон, оторвавшись от нее, сказал, а точнее, прохрипел:
– Тебе идут косички… прогнись в спине, – и провел от шеи и до копчика одними подушечками пальцев, любуясь ее красотой. – Лебедь… моя лебедь… – вырвалось у меня непроизвольно. Трусики поддел и потянул вниз, присаживаясь и оглаживая ее бедра и ножки. Встав, произнес:
– Подними ногу… положи колено на подоконник.
Она делала все, что я говорю, в основном молчала, не считая ее шумных выдохов и редких стонов от прикосновения к чувствительной груди. Поправил ей ножку, завел колено глубже в сторону, чтобы она вся раскрылась передо мной.
– Да… вот так, – опустил руку и пальцами провел по раскрытой промежности. – Ты уже мокрая, Юля…
– Алан… Алан, пожалуйста…