Дарованная богами

Его речь не могла не поразить.

Тронула до глубины трепещущей души.

– Я похожа на собачку? Ошейник надел, поводок прицепил и повел, так получается?

Ким посмеялся над сравнением и лишь снисходительно покачал головой.

В памяти еще свежи воспоминания о волке, который беспрекословно его послушался, но если он попытается дрессировать меня… Я его покусаю.

Машина завернула на парковку перед входом в любимый ресторан нашей семьи.

"Париж" – говорящее название, нетрудно догадаться о французской кухне, ко всему прочему довольно недешевой.

Шеф-повар один из давних друзей папы, мы здесь часто проводим время. Мама после шоппинга предпочитает заехать на "Мильфей"[4 - «Мильфей» – это французский торт, который очень похож на уже знакомый практически всем «Наполеон»] и запить горячим шоколадом, я наслаждаюсь божественным "Пари-Брест"[5 - Знаменитый десерт Пари-Брест, представляющий собой заварное тесто в виде кольца с кремом и ягодами, был придуман одним французским кондитером в честь первой велосипедной гонки в 1891 году, путь которой лежал от Парижа до Бреста.] и фирменным зеленым чаем. Папа же не ограничивается десертами и смакует все, что пожелает. Впрочем, с нами на шоппинг он ездит редко, не любит тратить время "на тряпки".

Первые минуты душа пела, оказавшись в дорогом сердцу месте. Внутренняя эйфория длилась недолго, – пока мы не приблизились к столу и Ким, черт бы его побрал, не произнес поистине ужасные слова:

– Дорогая семья! Тебя Мари, особенно рад видеть, – но тон сказал об обратном. – Давно обещал вас познакомить и этот день настал: Амели, моя девушка. Прошу любить и жаловать.

Жаловать и любить… Что-то мне подсказывает, женщина с каштановыми локонами, обрамляющими подчеркнутое пудрой болезненно-светлое лицо, меня уже ненавидит, а у леди с каре и ярко накрашенными глазами от столь "добродушной" улыбки скоро челюсти сведет. Про таких блондинок обычно ходит немало слухов, а мужчины шеи сворачивают, глядя вслед. Девушка с растрепанным хвостом в уличном стиле по последним веяниям, казалось, действительно радовалась знакомству, хоть и выражала эмоции довольно сдержанно.

Искреннюю радость демонстрировал и единственный, помимо Кима, мужчина. Благородные седины, глубокие прорези от морщин на широком лбу, близко посаженные блеклые глаза, на дне которых можно распознать мудрость, тонкие губы и волевой подбородок. На него хотелось смотреть, от него шло какое-то тепло… Едва уловимое, но самое настоящее. Дамы, видя благосклонность отца семейства, готовы лопнуть от распирающей желчи.

– Амели, сколько вам лет?

Женщина с каштановыми волосами, кажется ее зовут Ирида, мама Кима, улыбалась.

Только улыбка натянутая, фальшивая. Если Ким шикарный актер, явно пошел не в мать.

– Девятнадцать, – я сохраняла ледяное спокойствие.

Успокоиться помогал один лишь вид отца Кима. Не понимаю почему он так умиротворяюще на меня действует, но стоит на него взглянуть, как желание скопировать улыбку Ириды Альбертовны пропадает.

– Как вы познакомились?

Смотрела его мать исключительно на меня, я же предпочла буравить взглядом виновника "семейного обеда".

Ким самозабвенно поглощал рыбу под винным маринадом и не обращал никакого внимания на окружающих.

Чтоб у тебя аппетит пропал, чертов маньяк.

Притащил меня сюда, отдал на растерзание, а сам гастрономическим оргазмам предается.

– Так вы у Кима спросите, он лучше расскажет, – я даже не утруждала себя добродушным тоном, милой улыбочкой…

Как на душе было, так и сказала, и извините, если его матушке или некой Мари придется не по вкусу.

К слову, сама Мари следила взглядом не за мной, а за Кимом, и похоже она надеялась, что он приедет один. А он, подлец, не только ее ожидания не оправдал, так еще и меня подставил.

Ким словно внезапно проснулся – удивленно застыл, заметив наконец, что все внимание за столом направлено на него.

– Что? – он посмотрел на свой пиджак, на футболку. – Что не так?

Ну, теперь все встало на свои места.

Он банально нас не слушал.

Ирида Альбертовна повторила вопрос. По большому счету мне все равно, что Ким будет рассказывать. Одной ложью больше, одной меньше. Для него, кажется, это обычное дело.

– Не обращай внимания, – совершенно неожиданно произнесла Поли, младшая сестра Кима. – Мама всегда недовольна, когда в семье появляется кто-то новый.

– Часто появляются?

Поли усмехнулась, ковыряя шоколадный фондан[6 - Шоколадный фондан – популярное французское десертное блюдо, кекс из шоколадного бисквитного теста. Его особенностью является твёрдая хрустящая оболочка и жидкая сердцевина.].

Не говорить же, что я появилась ненадолго и больше они меня, очень надеюсь, не увидят.

– Ты первая.

Если я первая, то кто тогда Мари? Друг семьи, двоюродная сестра троюродной тети, пробегающая мимо соседка?

Интересный вопрос, конечно… только озвучивать его за столом не рискну, хоть и очень любопытно узнать.

Ким с присущим ему весельем излагал историю о нашем знакомстве. Разумеется, ни капли правды в его словах не было и по этой причине я слушала рассказ в пол-уха.

Удивило, что за все время обеда Артур Богданович, отец семейства, сказал лишь: "Рад вас видеть, юная леди", но даже несмотря на это он будто молчаливо участвовал в разговоре. Наверное, про таких людей говорят – приятно помолчать.

И если с кем-то приятно просто молчать, то некоторых непременно хочется заткнуть.

Самое удивительное, мое желание касалось не Кима.

– А почему Амели молчит? – тошнотворно-бархатным голосом произнесла Мари. – Разве она не помнит, как вы познакомились?

Отнюдь.

Память у меня не великолепная, но произошедшее два дня назад помню прекрасно.

– Ким все уже рассказал, что еще вы хотите услышать?

Бледное вытянутое лицо Мари имело сходство с пантерой. По крайней мере выражение напомнило хищницу. Ярко-накрашенные алой матовой помадой пухлые губы растянулись в притворной улыбке, глаза же наоборот прищурены, тщательно изучают.

Не нравится мне эта дама. Я люблю людей попроще.

– Вам нечего добавить? – ее удивление смешалось с насмешкой.

– Абсолютно, – пожала плечами.

Я буквально нутром ощутила накал атмосферы и не ручаюсь за себя в случае конфликта. Никто из них не знает, через что я вчера прошла, и, богом клянусь, сдерживаться не стану.