Бывший муж. Если я тебя прощу…

Глава 1. Показалось?..

Есть вещи, которые не планируешь. Не можешь предугадать.

Утром ты как прежде счастлива, к вечеру твое сердце, доверие и брак разбиты в дребезги.

Закончив пораньше в офисе, я созваниваюсь с дочерью, которая уже два года учится в другом городе. Мы говорим о разных мелочах. Парне, с которым встречается не так давно. О том, что она приедет завтра домой и останется на выходные. Обычный разговор матери и дочки.

Подъехав к офису Семёна, я лезу в сумочку за косметикой и поправляю макияж.

– Ладно, Машуль, я приехала к отцу, подниматься сейчас буду.

– Хорошо, папе привет.

– Обязательно.

На проходной прошу не предупреждать о моем визите. Но когда оказываюсь у его кабинета, узнаю, что он в переговорной, подписывает какой-то там контракт как генеральный директор. Это было его великой победой занять кресло гендира. Тот день у нас отмечен красным днем календаря.

Не желая садиться на офисный диван, я подхожу к стенду, висящему на стене прямо у двойных дверей, и читаю все о продукте, который они продают. Я так увлеклась текстом, что, когда из-за закрытых дверей послышался громкий шлепок, испугалась. И на самом деле я не имею понятия, почему нажала на ручку и вошла внутрь.

Это было схоже с ударом по лицу огромной силы. Я боялась, что произошло что-то… Да мало ли что. Но в итоге не ошиблась. Произошло. На моих глазах.

В глаза бросился ярко-красный деловой костюм, в котором русоволосая женщина держала за лацканы пиджака Семёна. Моего мужа. Того самого, кто подписывал важный для фирмы контракт.

Их губы, казалось, захватывали рты друг друга, как и его руки, крепко державшие ее за талию. И то ли притягивая ближе к себе, то ли… А впрочем, есть ли разница? Руки, которые вчера гладили мои бедра, и губы, которые признавались в любви в тысячный раз за эти двадцать три года.

Глубоко внутри зародилась паника, быстро сменившаяся на боль. И что-то там лопнуло… С громким пронзительным хрустом. Сердце. По краям которого теперь остались зазубрины, что будут меня ранить каждый день.

– Черт подери… – вырвалось ругательство мужа, когда он оттолкнул ее от себя. – Какого…

И тут он заметил меня. Его глаза стали огромными, а шок был читаем невооруженным глазом.

– Ника… Это не было поцелуем. Я ее отталкивал от себя, а не наоборот, – он проговорил это очень быстро.

Мой взгляд остановился на женщине, которая выглядела разочарованной. Но смотрела на меня так, будто недовольна моим присутствием. На ее губах оставался влажный, мерзкий след, и она словно нарочно их облизнула.

– Ника, – снова доносится голос Семёна, но я на него даже не обращаю внимания.

– Вон, – указываю на дверь.

Мне наплевать, кто она такая и какую должность тут занимает.

Она ухмыляется, и внутри будто выключатель срабатывает.

– Это ты… – пытается что-то сказать. Но слушать ее в мои планы не входило.

Если я и буду говорить, то со своим мужем.

– ПОШЛА ВОН! – казалось, мой крик сотрясает стены. Он будто черное облако захватывает меня изнутри. Каждый светлый участок души омрачая.

Она подходит к креслу, на котором лежит ее сумка, берет ее и проходит мимо меня. Семён в это время поправляет свою одежду и тыльной стороной руки вытирает рот, кривясь, а я вдыхаю слишком навязчивый и удушающий парфюм этой женщины, который тянется за ней шлейфом.

– Можешь забыть про сотрудничество, – чертыхнулся муж, когда она была уже у двери.

– Не ты принимаешь окончательные решения. Ты всего лишь наемное лицо, – кинула она, захлопнув дверь.

Я снова посмотрела на Семёна.

Я видела в нем опору и никогда не сомневалась в абсолютной верности. Было ли это моей ошибкой?

Обведя взглядом зал для переговоров, я обращаю внимание на брошенную на полу папку. Вот что за шлепок я услышала.

Так торопились?

Пройдя к брошенной папке, поднимаю ее и опускаю с таким же хлопком на стол.

– Я вижу, переговоры пошли по плану? Не пойму, я пришла слишком рано или поздно?

Он отрывает свои глаза от документов, лежащих на столе, и выглядит растерянным.

– Вероника, эта идиотка подошла показать какую-то диаграмму в этой проклятой папке, – тычет пальцем, – затем вцепилась в меня руками и своим ртом, – он снова проводит рукой по своим губам.

Говорил ли он правду?

– Ясно. Интересный метод заключения сделки. Ты заключаешь их с определенной периодичностью. Как много из них были подписаны после показа диаграмм?

Он опускает плечи, и его мягкий взгляд скользит по моему лицу, пока медленно огибает стол и останавливается напротив.

– Милая, если мне хочется поцелуев или секса, я еду домой вечером и получаю все в полном объеме с любимой женщиной.

– Прямо захотелось спросить, как ты в таком случае находишь время на семью.

Его пиджак расстегнут, волосы растрепаны, а на лице недельная щетина, которую он лишь иногда укорачивает. Оставаясь сексуальным небритым красавцем.

Каре-зеленые глаза смотрят слишком глубоко в душу, что хочется либо спрятаться, либо выйти на свет. Это всегда вопрос, и я каждый раз выбираю свет. Сегодня я не хочу выходить на свет.

Когда Семён поднимает руку и нерешительно протягивает ее в мою сторону, я отстраняюсь.

– Попробуешь поцеловать – я тебя ударю.

– Ни за что. Самому противно.

Взгляд опускается на его губы, и я морщусь. Но не могу не спросить.

– За годы брака ты хоть раз изме…

– Нет. Никогда, – отвечает, перебив меня на полуслове.

На его суровом лице высечена сердитая складка между бровей, а глаза напряжённо удерживают мой взгляд.

– Ты не услышал мой вопрос.

– И не планирую слушать подобные вопросы. Мой ответ ты знаешь.

– Измена – это не только секс. Произошедшее говорит о том, что я всё-таки знаю не всё.

– Я в курсе, Вероника, что такое измена. Поэтому рад, что у меня есть ты для всех аспектов моей жизни. Но я тебя никогда не обманывал.

Что-то внутри меня, натянутое как струна, смягчается. Но не до конца. Не ослабевает достаточно, чтобы ощутить покой.

– Кто эта женщина?

– Фирма планировала сотрудничество. Она представитель.

– Ясно. И что дальше?

– Сотрудничества не будет. Думаю, владельцы согласятся со мной как с генеральным директором.

– Но что, если это был бы выгодный контракт?

– Так и есть. Но после сегодняшней встречи, когда мы должны были подписать документы, он больше не имеет значения.

Словно вспышкой в голове взрывается осознание слов.

Мне даже не нужно задавать следующий вопрос. Но дело в том, что… никто не подписывает контракт на первой встрече.

Однако я задаю, заглянув в его глаза.

– Ты виделся с ней и раньше?

– Вероника…

– Ответь. Какая по счёту эта встреча.

– Четвёртая.

Просто цифра. Четыре.

Четыре раза он смотрел в эти наглые глаза. Четыре раза дышал этим духами.

В животе скручивается горячий узел. Это не ревность. Нет. Это нечто худшее – осквернение моего безусловного доверия. Она трогала то, что принадлежало только мне. Дышала в его рот. Целовала те губы, что каждое утро целуют мои родинки на шее.

– И она внезапно повела себя с тобой подобным образом? Прямо во время подписания важного контракта, Сем? – эти слова звучат так нелепо.

– Послушай, для меня это не имеет никакого значения, понимаешь?

– Если бы понимала, не задавала бы эти вопросы.

Он вздыхает, поднимая руку и сдавливая двумя пальцами переносицу. А я всё смотрю. Выискиваю, сама не понимая, что конкретно.

– Она проявляла какие-то знаки, на которые я не реагировал.

– Боже, – отступаю и качаю головой, не веря, что слышу это. – Ты не сказал ей прекратить, ты просто продолжал с ней встречаться? Ты серьёзно? Люди слово «нет» слышат через раз, а ты, по сути, дал добро, чтобы она продолжала, – начинаю сильнее заводиться. – На что ты вообще рассчитывал? Она мечтала стянуть с тебя штаны с первой встречи, а ты… Господи, я не могу поверить, что ты так наивен.

– Я не наивен, – обрывает своим твёрдым голосом поток моего словесного извержения. – Я дал понять, что мне это неинтересно.

– Как? – вскрикиваю. – Как, Семён? Молчаливо приглашая её на второй этап сотрудничества? – просто недоумеваю.

Я отворачиваюсь от него, чтобы сосредоточиться на своих мыслях, потому что, глядя на него и это раскаявшееся лицо, у меня этого не получается сделать.

– В том-то и дело, что ты не наивен. Ты просто… ты… – у меня нет слов, чтобы закончить предложение. – Ты просто позволил ей это. Просто позволил, Семён.

Снова смотрю ему в глаза, сделав разворот.

– Тебе понравилось это, не так ли?

– Нет, – сжимает челюсти.

– Понравилось, – констатирую то, что вижу так ясно, как сегодняшнее солнце.

– Я бы никогда не позволил себе большего.

Вот как? И это объяснение?

– Но не флирт тридцатилетней вертихвостки. Это ведь не считается, не так ли? – горло сдавливает от разочарования и того, что мои слова попросту правдивы.

– Ника… Милая…

Отстраняюсь. Абстрагируюсь. Просто не могу сейчас с ним разговаривать. Не могу на него смотреть. Сердце всё ещё не верит глазам. Оно отказывается.

– Я поеду домой, а ты… Не знаю, – пожимаю плечами и, развернувшись, ухожу, бросая на выходе, услышав его шаги следом: – Не иди за мной и не останавливай. Это не поможет сейчас.

Шаги медленные, пока я бреду по этажу его идеального офиса. А в лифте я вдруг замечаю, что дышу слишком часто. В глазах темнеет. Ладони мокрые. Мне не нужно думать о том, что это такое. Это – предательская паническая атака, которую я не испытывала со времён студенчества.

Предательство.

Оно пахнет чужими духами и его ложью.

Папа уходил от нас с мамой. Я помню, какой «убитой» она была в то время. Он уничтожил её.

Семён видел своими глазами, как рушилась моя семья, и поддерживал каждый божий день. Мы даже не были тогда женаты. И я считала его идеальным парнем. Потом идеальным мужем, отцом…

Я не хочу быть той женщиной, которая слово «доверие» произносит с усмешкой. Я не хочу…

Глава 2. Разговоры

Я не плакала.

Я не кричала.

Я даже не била посуду, хотя мысль о том, чтобы швырнуть чашку в стену, казалась заманчивой, когда я приехала домой после долгой поездки по улицам города.

Вместо этого я сидела на краю кровати, уставившись в пустоту, пока пальцы сами собой сжимали и разжимали край покрывала.

«Он позволил», – билось, как птица об стекло, в голове. Как навязчивый ритм. Не измена, нет. Но что-то другое. Что-то, что оставляло во рту привкус горечи и предательства. Это ведь предательство, не так ли?

Дверь в спальню открылась без стука, но очень тихо. Из всех уголков нашего дома я выбрала именно нашу комнату. Не прячась, а просто… чтобы быть здесь, когда он приедет. На мне всё ещё было пальто, натянутое на плечи и сдавливающее грудную клетку. Проклятая весна. Холодная. Плаксивая. Мы всё ждём тепла, а в итоге температура не поднимается выше десяти градусов.

– Вероника… – голос Семёна был тихим, почти осторожным.

Я не обернулась.

– Ты не должен был приходить сюда, – вру, ведь я знала, что здесь он появится первым делом. – Иди в гостевую, я не знаю…

– Я не мог не прийти.

– Почему? – наконец подняла на него глаза, сталкиваясь с его взглядом в зеркале над комодом. – Ты же прекрасно понимаешь, что сейчас ничего не исправишь словами.

Он стоял в дверном проёме, всё в том же пиджаке, но галстук уже был снят, а рубашка расстёгнута на две верхние пуговицы. Его пальцы сжали дверной косяк так, что суставы побелели. Наверное, так сейчас сжималось и моё сердце. В нашей семье сегодня случился надлом, и стало внезапно страшно, неустойчиво.

– Потому что если я уйду сейчас, ты закроешься. А я не хочу, чтобы ты закрывалась.

– О, вот это новость, – я фальшиво рассмеялась, а на глазах навернулись слёзы. – Ты не хочешь, чтобы я закрывалась, но при этом три встречи подряд терпел флирт той…

– Я не терпел.

– Нет? А как это называется, Сем? – встала с кровати. – Она трогала тебя? Смеялась слишком близко? Говорила что-то двусмысленное?

Он молчал. А я знала ответ.

– Отвечай, – настойчиво требую.

– Да.

– И ты ничего не сделал.

Не спрашиваю, просто констатирую.

– Я не давал ей повода.

– Ты дал ей этот чёртов повод, спуская всё с рук! – голос сорвался, сдерживаться не было смысла. Я не обязана быть спокойной сейчас. – Ты думаешь, если не отвечал на её намёки, то всё в порядке? Ты допустил это. Ты разрешил ей думать, что у неё есть шанс. Ты. А она просто согласилась и пошла в пляс.

Семён резко шагнул вперёд, но я отпрянула.

– Не подходи, – предупреждаю его.

– Хорошо, – он замер. – Но тогда хотя бы выслушай.

– Я уже слышала твои оправдания.

– Это не оправдания. Это правда.

– Какая разница?

Он провёл рукой по лицу, и впервые за все годы брака я увидела в его глазах не уверенность, а растерянность. Что тогда говорить обо мне? Каково мне?

– Я ошибся.

Тишина. Потому что я действительно не понимаю. Говорил ли он сейчас о чём-то ещё?

– Что?

– Я ошибся, Ника. Я не должен был допускать этих встреч. Я знал, что она переходит границы, но…

– Но что?

– Но мне было… проклятье, – ругается и оборачивается вокруг себя, запуская пальцы в волосы. – Мне просто понравилось это… внимание. Не более того.

Воздух вырвался из лёгких, словно меня ударили в живот.

Ему так сильно понравилось внимание другой женщины, что он решил наслаждаться им вместо того, чтобы подумать обо мне и моих чувствах.

– Вот оно, – прошептала я. – Наконец-то ты отложил в сторону оправдания и решил быть честным.

– Нет, чёрт возьми, – он резко сократил расстояние между нами, схватив меня за плечи. – Мы вместе двадцать три года. Двадцать три года, Ника. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Ты видишь меня насквозь.

Это было правдой… наверное.

Столько лет с ним сделали нас одним целым. Так почему у меня сейчас чувство, что он откалывается и оставляет меня одинокой половинкой?

– И это оправдывает?

– Нет! – он почти крикнул. – Ничто не оправдывает. Но я не изменял тебе. Никогда. И не собирался.

– Но допустил, греясь в лучах её внимания.

– Да. И я прошу у тебя прощения за это. Ника, я никогда не хотел обидеть тебя, задеть твои чувства или допустить твои слёзы. Я действительно сожалею. Но ты единственная для меня женщина.

Тишина снова накрыла нас, тяжёлая и густая.

– Я не знаю, что теперь делать, – призналась я наконец.

Растерянность после этого разговора никуда не ушла. Она осталась. И разговор не внёс ясность, он просто произошёл – и всё.

– Я тоже, – его голос был сломленным, как и мой… как мы с ним.

Мы стояли друг напротив друга, как два острова, разделённые внезапно возникшим океаном недоверия.

– Мне нужно время, – сказала я наконец.

Мне оставалось лишь надеяться, что время поможет подумать и всё понять.

– Сколько?

– Не знаю.

Он кивнул, медленно опустив руки, проведя по моим предплечьям до самых кончиков пальцев.

– Хорошо.

И тогда, впервые за этот вечер, я увидела в его глазах страх, которым сама была переполнена.

Не злость. Не раздражение.

А страх потерять меня. Нас.

И это… это что-то меняло.

Но я ещё не была готова решать – что именно.

Глава 3. Попытка

Я не ушла.

Не собрала вещи, не хлопнула дверью, не уехала к маме или подруге.

Я осталась.

Это мой дом. Наш… дом.

Семён спал в гостевой комнате. Мы обменивались короткими фразами, избегали встречных взглядов, и даже дочь, которая приехала на выходные из университета, заметила:

– Вы что, поссорились?

– Взрослые проблемы, – ответила я слишком быстро.

Рассказывать обо всём дочери, когда сама не до конца уверена, не было смысла. Разногласия между мной и Семёном, а не между отцом и дочерью. Если не справимся, тогда можно будет поговорить и с ней.

– Ага, – дочь скептически приподняла бровь, но не стала допытываться.

Она знала: если мама не говорит – значит, не скажет.

Прошла первая неделя. За ней вторая. И однажды ночью, когда все легли, я стояла у окна и смотрела на луну, такую же холодную и отстранённую, как я сейчас.

«Мне понравилось это внимание».

Эти слова жгли изнутри сейчас, как и в первую минуту, когда я их услышала от мужа. Господи, я ненавидела эти слова. И ненавидела всё произошедшее. Потому что скучала по моему мужу, по мужчине, который в моей жизни существует большую половину прожитых мною лет.

Он не стал таскать мне букеты цветов после разговора, приглашать на ужины в дорогие рестораны и быть изворотливым на такие банальные жесты. Это не его стиль, и я никогда бы не оценила подобные вещи. Но и долго отсиживаться в стороне – это тоже не о моём муже.

Он дал мне эти четырнадцать дней и пришёл сегодня за ответами.

Вторые выходные, проведённые с Машей, и многие часы рассуждений на самом деле ни к чему меня так и не привели. Я по-прежнему чувствовала обиду и боль из-за его поступка и слов. Но чтобы доводить до развода… этого я тоже не хотела. Нам просто нужно было во всём разобраться и сказать по-честному друг другу, как мы будем двигаться дальше.

Дверь спальни скрипнула, я обернулась.

– Ника… – Семён стоял на пороге, босой, в мятых штанах и футболке, словно не на секунду не прекращал ворочаться в попытке уснуть и в итоге сдался. – Мы должны поговорить.

– О чём? – снова отворачиваюсь к окну.

– О том, что я идиот.

Я фыркнула.

– Это не новость.

– Но я твой идиот.

Тишина.

Эта принадлежность «только мой», «только твоя» сейчас была размыта. Стоило посмотреть на его губы или представить его улыбку, с которой он принимал флирт той женщины, и я прихожу в бешенство.

– Раньше был, – отвечаю сдавленно.

Он подошёл ближе, но не прикасался. Однако его тепло казалось просачивалось в меня.

– Я не хочу это терять.

– А что ты готов сделать, чтобы не потерять? – наконец повернулась к нему.

Его глаза были тёмными, почти чёрными в ночи. Этот вопрос был таким же сложным, как тригонометрические формулы. Но в последних всегда было решение. А у нас? Оно тоже было?

– Всё.

– Конкретнее.

– Я увольняюсь.

Я замерла.

– Что?

– Я не могу работать там, где есть даже намёк на подобное. Где меня видят не как профессионала, а как… – он сжал кулаки. – Я найду другую работу.

– Ты с ума сошёл? Ты строишь эту карьеру двадцать лет! С того момента, как я тебя знаю.

– А наш брак – двадцать два.

Сердце дрогнуло. В молодости нам хватило года, чтобы понять, что мы готовы вступить в брак, и сделали это. Скромно, но так красиво и надёжно.

– Это слишком радикально.

Даже я признавала это.

– А что тогда?

Я медленно выдохнула.

– Начни с малого. С правды.

Он кивнул, согласный с моими словами.

– Например?

– Кто она?

Семён напрягся. И сжал губы. Воздух вокруг нас внезапно стал более холодным.

– Анна Купцова. Директор по маркетингу в «Кристалле».

– Вы только по работе общались?

– Да. Никаких лишних вопросов.

Я вздёрнула бровь.

– Она знала, что ты женат?

– Да. Я не снимал кольца, и наше семейное фото стоит на столе вполоборота, как и на стене позади моего кресла. А также рисунки нашей дочери. Никогда бы не стал прятать вас с Машей.

– И она всё равно…

– Да.

Я закрыла глаза. Человек типа той женщины делает свой выбор – мне на это плевать. Но не на моего мужа.

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что за четыре встречи ты не заметил, что она настроена на большее? Что она понимала, что это просто флирт и не более того?

– Я заметил. Но думал, что если не реагировать – она отстанет.

– Наивный, – закатила глаза от этой нелепости.

– Не наивный. Уверенный в себе. Слишком.

Это было… честно.

– И что теперь?

– Теперь… – он осторожно взял мою руку. Я не отдернула. Слишком нуждалась в нём. – Теперь я прошу шанса. Одного. Последнего.

Его пальцы были тёплыми. Голос – нежным. А взгляд – таким же, как и у меня: нуждающимся.

Мы слишком сильно любили, чтобы находиться порознь так долго.

– Почему я должна его дать?

– Потому что… – он прижал мою ладонь к своей груди. Его сердце билось так часто, словно подстраивалось под биение моего. – Потому что я люблю тебя, Вероника. Даже когда веду себя как слепой эгоист.

Я молчала.

– И потому что… – он наклонился ближе, – если ты уйдёшь, я буду искать тебя везде. Даже если это займёт ещё двадцать три года.

Губы дрогнули в слабой улыбке.

– Слишком драматично.

– Зато искренне.

Я медленно выдохнула.

Секунды замерли. Наверное, я знала ответ заранее. Но хотела дать его, более тщательно осмыслив всё произошедшее.

– Я не буду за тобой следить в попытке уличить снова во лжи. Пожалуйста, если решишь уйти к другой, или просто в пустоту, приди и скажи. Мы разведёмся без драмы.

– Ни за что, – он притянул меня в свои объятия, и его дыхание согрело мою шею.

Слегка пошевелившись, он тут же отстранился.

– Ладно.

Его глаза встретились с моими.

– Ладно? – переспросил, желая услышать ответ снова.

– Попробуем.

Он не зарыдал, не упал на колени. Просто закрыл глаза и прижался своим лбом к моему. Сердце пронзительно сжалось.

– Спасибо.

– Но сегодня ты всё ещё ночуешь в гостевой комнате.

Он не стал возражать. Лишь коснулся губами моей щеки.

Но когда Семён ушёл, я осталась у окна и думала об одном:

«Попробуем» – не значит «простила».

Ведь трещины, даже самые маленькие, имеют свойство расти…

Глава 4. Решение

Видел ли я когда-нибудь затухающее пламя? Принимал ли решения, которые оставляли в груди дыру размером с пропасть? Любил ли так сильно, чтобы единственным решением сохранить хотя бы маленький огонёк в любимом человеке означало уйти навсегда?

Видел, принимал, любил – это ответы на вопросы.

И всё это – моя Ника.

Она – моё пламя. Она горела так ярко двадцать три года. С самого момента нашего знакомства. Даже в дни, когда было невыносимо улыбаться или стоять на ногах. Она горела, а я был рядом с ней. В этом мире не было ничего, что могло заставить её погаснуть или перестать сиять.

А потом… я совершил ошибку. Моё тронутое самолюбием эго сыграло злую шутку, и всё покатилось в бездну.

Если бы я только смог… я бы исправил всё. Предотвратил и никогда не позволил ей усомниться в моей любви, в моём уважении к Веронике. Но это произошло, и вот я оказался перед выбором. Тем самым решением, которое, наверное, уже принял.

После того момента, как Вероника сказала, что мы попробуем всё исправить и продолжить, всё пошло не в том направлении. С той ночи мы двинулись вперёд, но словно разными дорогами.

Она пыталась начать доверять снова. Пыталась быть счастливой рядом со мной, а я делал всё, чтобы это случилось. Но тот самый огонёк гас, как бы я ни дул на угли. Она улыбалась, она принимала мои цветы, комплименты, спала в постели и обнимала… но всё это было искусственным.

Наблюдать за тем, как любовь всей твоей жизни несчастна рядом с тобой и причина этому – ты сам – самое страшное мучение.

Набрав номер Вероники, слышу, как гудки переключаются на автоответчик, и весёлый голос жены говорит: «Это Вероника, и вы позвонили на мой личный номер, а значит, вы кто-то очень близкий моему сердцу. Однако сейчас я не могу ответить на ваш звонок, иначе вы бы услышали мой реальный голос, а не записанный… Интересно, а есть определённое время для записи этого сообщения?».

Я всегда дослушиваю его до конца. И каждый раз на моих губах улыбка.

Она такая непринуждённая и спокойная. Я слышал, как она записывала голос для автоответчика, и последний вопрос она задала именно мне. После этого мы очень долго смеялись, и в итоге она решила оставить как есть.

В последнее время я слышу эту запись слишком часто. Потому что Вероника с головой окунулась в работу, чтобы справиться с тем, во что стал превращаться наш брак. Я её не виню в этом. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.

Выйдя из машины, я вхожу в офисное здание, где она работает, и поднимаюсь на её этаж.

Свет горит в нескольких кабинетах и коридоре.

Постучав в дверь, я слышу её тихое: «Входи» – и давлю на ручку.

Моя жена сидит за столом с телефоном в руках, а значит, она держала его всё то время, пока я звонил, и не ответила.