Пешка. Игра в любовь

– Это нечестно…

– Все в этом мире по большей части нечестно.

– Я не об этом, и ты это знаешь.

– Ту тему, мы не обсуждаем, если ты забыла.

– Помню, но до сих пор не могу принять.

– Я твоя мать, и я должна была тебя защищать все те шестнадцать лет. И если не сделала этого раньше, то хоть что-то смогла потом.

– Это…

– Тихо, Евгения. Все!

Она добавила власти в голос, и я осталась тихо плакать, чтобы ни звука, чтобы никакого сожаления вслух. Все оставляя в себе и выплескивая ночью в кровати отеля, наедине с самой собой.

***

Черно-белые полосы жизни.

И не зебра, не проход пешеходный.

Кто-то чертит их будто капризно,

Рассуждая, чей шаг будет годный.

Ты фигура на шахматном поле.

Поле жизни с судьбою сплетенной.

И играя для всех свои роли,

В фильме старом… И одноименном…

Глава 8

Опять по тем же ранам и воспоминаниям.

Ухожу с болью в сердце и тоской, которая его разрывает в дополнении с гаммой эмоций, которые всегда оставляют осадок.

Жизнь несправедлива. Ко мне и маме. Ко всем, кто однажды прожил те же мгновения, что и мы.

Мы были друг у друга. Мы искали защиты, но не находили. Несовершенство судебной системы отвратительно. Оно настолько прогнило, что выход находится через черные ходы.

Сколько раз мама приходила в полицию и писала заявление на избиения? Множество раз. Они не обращали внимания. Они отправляли ее домой. Даже синяки на теле не подталкивали их, чтобы просто приехать к нам и проверить слова матери на правдивость.

Мы женщины. Мы были одиноки наедине с монстром. Так почему же осудили на долгие двенадцать лет? Поставили такую цену мужчине, который жестоко поступал с нами, зная, что он имеет на это право и это право давало ему беззаконие.

Мама угрожала и говорила, что в этот раз полиция придет. Он смеялся и был прав, говоря, что никто не спасет нас. Они не приходили, и монстр снова выходил на охоту.

Все длилось до того дня. Ночь которого окрасилась в красный. И мы вместе с ней.

Правосудие.

Это было оно. Но все выставили иначе. Невозбужденные дела стерли, будто их никогда не было. Поэтому статья применена иная.

Вот и все.

Но и в этот раз они сделали свою работу плохо. Потому что, если бы заглянули за «ширму» открывшейся картины, они бы узнали правду. Ту, которая отличалась от придуманной мамой. Она знала, что глухая деревня не место долгих расследований. Знала, что всем плевать на то, что было на самом деле и рискнула. Права оказалась.

Суд был очень коротким.

С того момента прошло почти двенадцать лет, а горечь по-прежнему ощущается на языке, как слезы, которые никогда не высыхают.

Садиться в машину и уезжать было тяжелее всего. Но я это сделала. Отдаляясь с каждым километром все дальше, сердце сильней билось и тосковало.

Вернувшись домой, Вани не было на месте. Я была рада. Потому что мне требовалось еще немного времени прийти в себя.

Он появился к пяти. И как договаривались, мы оба собрались в ресторан.

Так как мы любили азиатскую кухню, то выбор пал на вьетнамский ресторан.

Я заказала курицу Хойсин, а Иван рис с креветками и овощами.

– Ты сегодня решила побаловать свои вкусовые рецепторы?

– Будь уверен, что я доберусь и до твоей порции.

Иногда мы так делали. Кормили друг друга своими блюдами и ставили им оценки.

Когда я посмотрела на то, как выглядела его порция, я была уверена, что сегодня отведаю и креветки.

Острота курицы восхищала. А манго шейк, который я заказала к ней, медленно утихомиривал огонь во рту, создавая необходимый баланс.

– Черт, это и правда остро, мой рот горит, – он сделал вид, что обдувает руками свое лицо, и я рассмеялась.

– Креветки тоже остры, – украла еще одну с его тарелки.

– Ну, по крайней мере, я не чувствую, что мой язык от них обуглился.

– Прекрати.

Когда мы оказались дома, у меня осталось время на то, чтобы погладить наши рубашки и отпарить брюки.

В дверь кто-то звонил и так как я знала, что Иван в душе пошла открывать. Но заглянув в глазок, опешила.

Макс снова позвонил и у меня не оставалось выбора.