Инженер магии

Вопрос остается без ответа. Собравшиеся расходятся. Джеслек, покинув палату, идет по светящимся белизной улицам Фэрхэвена к центру старого города.

VII

Рослый мужчина привязывает лошадь и запирает тормоз на двухместной повозке. Четверо путников поднимаются по пологому склону.

Отглаженная временем мостовая из черного камня тянется к полудюжине строений, сложенных из того же материала и крытых темной черепицей. Даже оконные рамы сработаны из черного дерева, а упругая, невысокая и густая трава на газонах – насыщенного темно-зеленого цвета.

Четверо спутников медленно бредут мимо обнесенного низкой каменной оградой пышного газона с синими и серебристыми цветами, шелестящими на прохладном осеннем ветру, а над их головами по сине-зеленому небу плавно скользят на запад белые облака.

– Куда мы идем? – спрашивает молоденькая девушка.

– К тому черному дому, – отвечает Оран.

– Здесь все дома черные, – фыркает девушка.

– Кадара... – укоряет ее кузнец.

– А что, разве я не права? Тут все чернее черного.

Доррин переводит взгляд с девушки, дерзнувшей озвучить его собственные мысли, на отца и спрашивает:

– А откуда взялось такое название – Академия?

Он-то знает ответ, но надеется отвлечь Орана и Хегла вопросом, чтобы те не бранили Кадару.

Оран кривит губы, но все же начинает рассказывать:

– Первоначально это заведение не имело названия. Оно возникло очень давно. В ту пору немногие остававшиеся в живых стражи Западного Оплота обучали здесь молодых Черных боевым искусствам, а те в ответ наставляли их в логике и теории гармонии... Нам туда, – Оран указывает на боковую дверь, после чего продолжает: – Ну вот, а поскольку бойцам теория магии вроде как ни к чему, так же как чародеям – рукопашный бой, то какой-то острослов в насмешку и прозвал это место «Академией Драчунов и Болтунов». Насчет «драчунов» с «болтунами» забыли, а слово «Академия» прижилось.

По двум каменным ступеням они поднимаются на крытое крыльцо. Кадара поджимает губы, взгляд ее перебегает с отца на Орана и наконец останавливается на Доррине. Хегл нерешительно переминается с ноги на ногу.

– Может быть, здесь меня научат обращаться с клинком, – замечает девушка.

Открыв тяжелую дубовую дверь, Оран придерживает ее, пропуская своих спутников вперед. Некоторое время все трое неподвижно стоят снаружи; наконец Доррин набирается духу и делает шаг вперед. Одновременно на противоположном конце небольшого холла появляется женщина – белокурая и мускулистая, ростом чуть уступающая Доррину. По ее строгому лицу невозможно определить ее возраст.

– Привет, – говорит она музыкальным голосом.

– Привет, – склоняет голову Доррин.

– Приветствую тебя, магистра, – произносит Оран.

– Слушай, ты, высокопарный осел, – фыркает женщина, – меня пока еще зовут Лортрен. Можно подумать, будто тебе не известно, как я отношусь к дурацкой манере разводить церемонии между взрослыми людьми.

Оран слегка кивает:

– Это мой сын Доррин, а это – Кадара, дочь присутствующего здесь Хегла.

– Прошу в кабинет, – с этими словами магистра поворачивается и исчезает за дверью. Хегл вопросительно смотрит на Орана, который молча следует за ней.

– Не исключено, что она мне понравится, – шепчет на ходу Кадара.

– Все может быть, – бросает в ответ Доррин, переступая порог помещения, почти сплошь заставленного множеством книг. Между стеллажами оставались лишь узкие проходы. Примерно в тридцати локтях от двери стеллажи уступают место свободному пространству, на котором размещаются три стола. На одном красуются два чайника, над которыми поднимается пар, и поднос с простыми булочками без начинки. К столу придвинуто шесть стульев.

Доррин не ел с самого полудня, и ему очень хочется верить, что Лортрен не услышит, как забурчало у него в животе.

– Рассаживайтесь кому где удобно, – предлагает магистра и кивает в сторону чайников: – Горячий сидр и чай. Угощайтесь, кому что по вкусу.

Оран берется за чайник. Она тихонько откашливается и начинает:

– Некоторые называют наше заведение «Академией Драчунов и Болтунов». Или «Школой Софистов-Головорезов». Ну что ж, с точки зрения большинства жителей Отшельничьего, эти названия справедливы. Мы стараемся научить пониманию того, что стоит за всяким знанием, а заодно помогаем ищущим это понимание получить навыки обращения с оружием. И то и другое так или иначе необходимо. Ты, – ее взгляд обращается к Доррину, – понимаешь, почему?

– Нет, магистра.

– Ну что ж, я не стану вытягивать из тебя ответ. Это придет позже. Но самый простой ответ заключается в том, что человек, понимающий что к чему, нередко огорчает других людей, особенно в местах вроде Нолдры или Кандара. А огорченные люди вместо того, чтобы попытаться устранить причину огорчения, нередко пытаются сорвать обиду на тех, кто их огорчил. Вот тут, – ее черные глаза на миг вспыхивают, – навыки самозащиты могут оказаться не лишними.

– Ты... ты тут помянула Кандар... – нерешительно произносит Хегл.

– Да, наши ученики по большей части отправляются в Кандар или в Нолдру. А иные даже в Африт. Чаще всего – в Хамор.

– Но почему? – спрашивает, словно между делом, Оран, хотя ответ ему, скорее всего, известен.

– Потому что к нам обычно попадают люди, не склонные принимать что-либо на веру. И одних только наставлений им частенько оказывается недостаточно.

Доррин хмурится. Уж не является ли эта Академия местом подготовки смутьянов к изгнанию? Однако свою догадку парнишка оставляет при себе, разумно рассудив, что едва ли улучшит свое положение, высказав ее вслух.

– Ты хочешь сказать, что твои ученики, они... они вроде как сплошь смутьяны? – спрашивает Кадара ломким, срывающимся голосом.

– Не без того, но мы все такие. Я сама когда-то была еще той смутьянкой. Из любого нарушителя спокойствия может выйти толк, но для этого, помимо поучений и знаний, требуется и хорошая доза здравой реальности.

Доррин отпивает чаю и надкусывает булочку.

Хегл переводит взгляд с гладкого лица белокурой магистры на дочь, потом на мага воздуха и лишь после этого нерешительно произносит:

– Хотелось бы мне...

– Тебе хотелось бы знать, правильно ли ты поступил, решив направить дочку сюда? Мне тоже. Вообще-то это не самая лучшая идея. Другое дело, что любые другие варианты еще хуже, – мелодичный голос обретает твердость. – Что обычно бывает с сеятелями хаоса?

– Их отправляют в изгнание, – отвечает кузнец.

– А что обычно делает человека сеятелем хаоса?

Кузнец молча пожимает плечами.

– Неудовлетворенность жизнью, – отвечает за него маг.

– Это как раз то самое, – подтверждает магистра.

– Выходит, из-за того, что мне не нравится, как кто-то распоряжается моей жизнью, меня напичкают всяким вздором и спровадят в Кандар? – негодует Кадара.