Тиспурам. Под Водой

– Лили, – произнес он, как бы пробуя ее имя на вкус.

– Что с тобой случилось?

– Со мной? – парень сдвинул брови и вдруг будто окаменел. Он смотрел на свои ноги, в еще большем приступе ужаса.

– Ничего страшного, – она подхватила с его ноги платок, выпачканный в крови, сунула в сумку. – Если это и была рана, теперь ее нет.

Незнакомец медленно сел, опершись о песок. Руки дрожали. Он посмотрел на набегающую волну, на Лили, снова на ноги. Все-таки от голубизны его глаз можно было сойти с ума.

– Не понимаю, – выдохнул он, согнул ноги, протянул руки к коленям, но не решился коснуться их, и снова застыл. Потом посмотрел на колени Лили.

– Это ноги, – рассмеялась она, поднимаясь с песка. – Да что с тобой? Откуда ты взялся?

Он прищурился, поднял руку, загораживаясь от светила.

– Это солнце! Еще вопросы есть?

– Есть, – пролепетал он. – Где я? Это… дно без воды?

– Отчасти. Сан-Сальвадор. Один из Багамских островов. Вокруг нас – Атлантический океан. Вот это – берег. Это кусты. Это небо. Тебя зовут Адонис. Меня – Лили. Я художница. Я рисую. А сюда пришла, чтобы нарисовать океан. И нашла тебя. Что случилось?

– Подожди… – он снова с явной опаской посмотрел на свои ноги, вытянул в стороны руки, помахал ими, словно пытался почувствовать что-то, бросил взгляд на плещущие у берега волны, взял горсть песка, выпустил ее, ощупал шею и плечи над ключицами, где у него было заметно странное симметричное шрамирование. Затем открыл рот, вдохнул, выдохнул и снова принялся ощупывать шею. Провел ладонями по груди. Еще раз посмотрел на Лили.

– Это платье, – объяснила она, оборачиваясь вокруг себя. – А у тебя симпатичная юбочка.

– Что за слова ты произносишь? – наконец спросил он. – И почему я понимаю тебя? И… сам говорю…

– Это английский, – нахмурилась Лили. – Тут все так говорят. Ты меня разыгрываешь? Или… у тебя амнезия?

– Я не знаю, что такое… амнезия… – пробормотал он и вдруг произнес какие-то слова на незнакомом языке.

– Не понимаю, – пожала она плечами.

– Я тоже, – с некоторым облегчением выдохнул Адонис. – Но свои слова я, кажется, не забыл. И все же…

Сейчас он больше всего напоминал очнувшегося после летаргии больного. Адонис снова согнул ноги, ощупал их, будто видел впервые, затем повалился набок, оказался на коленях, после чего стал медленно вставать.

Лили подскочила к нему и помогла подняться, поддерживая под локоть.

– Спасибо, – обнял он ее за плечи, пошатнулся, но устоял. – Странное ощущение…

– Ты упал за борт? – предположила Лили. – И ударился головой? Потерял память?

– Нет, – сказал он, не отрывая от нее взгляда. – Я все помню, но не все понимаю… Наверное, Атаргатис…

– Так называлось ваше судно? – подняла брови Лили.

– Нет…

– Твоя девушка? – спросила Лили.

– Нет, – мотнул он головой. – У меня… нет девушки. Не было до сих пор.

– И что изменилось?

– Пока не знаю, – прошептал он. – Кажется, я сделал что-то непозволительное. Мне надо… разобраться. Мне… пора.

– Куда ты пойдешь? – спросила Лили. – Мы на острове!

– Домой, – сказал Адонис и обернулся к океану. – Я попробую… Это важно!

– Ты весь состоишь из загадок и тайн, – заметила Лили и шагнула к кустам, чтобы подобрать этюдник. – Не знаю, кто ты на самом деле и чем занимаешься, но мне бы очень хотелось тебя нарисовать. Не мог бы ты задержаться хотя бы на полчаса?

Ей показалось, или послышался всплеск? Она обернулась. За спиной никого не было. Волна набегала на белый песок.

Глава третья

Глубина

– Атаргатис, всеблагая и всемилостивейшая. Спаси и сохрани, укрой и направь. Что в пучинах, что вне их. Духом твоим и силой укрепи дитя свое.

Мать Адониса каждый день начинала с этой молитвы, неизменно заклиная покровительницу каламов оберегать всю ее семью. И вот теперь Адонис поймал себя на том, что бормочет те же самые слова, которые с младенчества отпечатались в его памяти. И повторяет их мысленно с того момента, когда вдруг понял, что не может выносить этот свет, этот простор, этот воздух, посмевший наполнить ему грудь… Понял и бросился в воду сразу, едва прекрасная незнакомка отвернулась.

Это было бегство. Адонис отчетливо осознал, что он в ужасе, лишь через сотню-другую гребков, когда воздух в груди стал заканчиваться. Уродливые отростки, в которые непостижимым образом превратился его прекрасный хвост, и которые незнакомка называла ногами, продолжали тащиться за ним, словно ловчая сетка, наполненная крабами, а ему самому начинало казаться, что его жизнь закончена.

«Ничто не происходит с каламами, если это не угодно Атаргатис», – вдруг пронзила Адониса мысль. Сколько раз эти слова повторял старик Ур? Неужели сын вождя сам по себе заговорил на чужом языке? Неужели он самостоятельно смог преодолеть священный Садаф и очутиться, как сказала незнакомка, на острове? Неужели своей волей сумел лишиться прекрасного хвоста? Так, может, на волю Атаргатис и положиться? Или хотя бы на ее милость…

Воздух, которым он только что дышал, оставался рядом, над близкой поверхностью воды. И свет, и его источник – солнце – тоже были там. Пара гребков, и Адонис мог бы подняться над волнами и вдохнуть полной грудью. Но он лишь повторил имя богини, открыл рот и впустил в себя воду. В глазах померкло…

Когда молодой калам очнулся, свет по-прежнему наполнял все вокруг. Значит, он просто лишился чувств. И вряд ли дольше, чем на несколько мгновений, раз не успел ни всплыть, ни уйти на глубину. Но теперь сын вождя снова дышал водой. Теплые струи ласкали его гортань и выходили через жабры, что вновь открылись над ключицами. И хвост… Слава богине, он опять стал тем, кем был всю свою жизнь – вместо жалких ног к нему вернулся сильный и красивый хвост!

– Атаргатис! – засмеялся молодой калам. – Прости, что легенды о тебе я считал выдумкой!

Мгновенным порывом, захватившим Адониса, было взмахнуть хвостом, подняться к поверхности и даже взлететь над ней, чтобы рассмотреть оставшийся за спиной остров и девушку на берегу, но он сдержал себя. Приключений было предостаточно. Теперь надо возвращаться домой, тем более что все произошедшее следовало обдумать. Хвост слушался, разве что странная усталость поселилась в теле, и захотелось подкрепиться. Парочка крабов не помешала бы, даже больше; он словно не ел несколько дней! Но все потом. Осталось понять, где искать дом: вряд ли его выбросило куда-нибудь далеко от Садафа и Тиспурама…

Адонис еще раз шевельнул хвостом, вспомнил ноги девушки и подумал, что Лили выглядела вовсе не уродливо. Даже наоборот, очень привлекательно. И не только лицом и тонким станом. Ноги ее определенно украшали. Возможно, не меньше, чем хвост украшал Адониса. Интересно, не сочла бы она его хвост уродством?

– Лили… – повторил имя девушки сын вождя, и не смог сдержать улыбку. Отчего-то даже звучание этого слова наполняло грудь теплом. Затем он посмотрел вверх, зажмурился от яркости солнечных лучей, пронзающих воду, взглянул вниз на близкое, местами заросшее кораллами дно, на стайки разноцветных рыб, танцующих в солнечных лучах, пожалел, что мама Меса не может видеть этого великолепия, и поплыл прочь от берега.

И мать, и отец, и даже Дириг, что учил Адониса и Авариса, да и прочих подростков управляться с мечом, повторяли, что каждому каламу воздается сверх обычных способностей что-то свое. К примеру, ловкость, выносливость, настойчивость, любопытство, сила доставались всем. Понятно, что у некоторых та же настойчивость обращалась в упрямство, но порой Атаргатис наделяла калама и чем-то необычным. В случае Адониса это было чутье. Кто, как не он, всегда угадывал, где укрыться от Байула или Дирига, чтобы избежать утомительных наставлений? Кто мог почувствовать через весь Тиспурам, что мама Меса разделала краба и даже смешала его мякоть с давлеными волокнами губки? Кто с закрытыми глазами отыскивал проходы в коралловых стенах? Так неужели он не найдет собственный дом?..

Плыть пришлось не слишком далеко. Вскоре дно начало круто понижаться. Адонис вспомнил коралловый склон на окраине Тиспурама и собрался последовать в глубину, как вдруг почувствовал запах крови, и поплыл прямо на него.

Окровавленные останки плавали у самой поверхности, вокруг изуродованной туши не слишком большой рифовой акулы сновали стайки рыбьей мелочи. Неподалеку бултыхались в воде куски тела еще какой-то твари. Обрывки плоти начинали медленно опускаться в глубину.

Адонис настороженно озирался. Похоже, это было глупостью – оставлять мечи на крыше дома отлучаясь. А если на пути появится действительно серьезный враг?

Наполненная солнцем теплая вода, возможно, таила новые опасности. Кровь рано или поздно могла привлечь акул покрупнее. Следовало поторопиться. Сын вождя подплыл к первой туше и с удивлением обнаружил на ней следы присосок. Вот уж про что он не слышал, так это чтобы спрут нападал на акул. К тому же вряд ли головоногий был таким уж крупным. Отметки на коже акулы не превышали в поперечнике толщины полутора пальцев, то есть спрут был не больше воина-калама, конечно же, не считая длины щупальцев. Вместе с тем голова акулы оказалась почти отсечена, и часть хвоста как будто оторвана. Вот этого спрут сделать точно не мог. Да и следы присосок… не только вырезанные роговыми зубцами кольца, но и странные дыры в центре этих кругов. Возникало ощущение, что внутри каждой присоски таилась крохотная, но жадная зубастая пасть…