В плену у прошлого

Мать, выслушав историю Марины от мужа, минут десять сидела молча. Она вдруг вспомнила свое расставание с Борисом и даже вздрогнула. «Ситуация с дочерью так похожа на мою. Со мной рядом был Егор, который любил меня и не дал наделать глупостей, а Маринка одна и помочь ей можем только мы с отцом», – думала она. Постаралась взять себя в руки, спокойно, сказав:

– Рано подрезали тебе крылья. Ты же все эти месяцы не ходила, летала. Не грусти, девочка моя. Отрастут новые перышки и крылья окрепнут, и будешь снова летать. А пока гнездо строй для нашего птенчика и помни, что ты ни одна.

Марина, почувствовав участие и готовность родителей ей помочь, была им очень благодарна, Это помогло пережить разрыв с Ильей не так болезненно. Илья караулил ее после занятий, ждал у общежития, несколько раз поджидал на мостике, пытаясь еще раз поговорить и уговорить, но Марина отвечала отказом. Чем больше проходило времени, тем она становилась увереннее в принятом ей решении. Она лишь на минуту представляла Милену в объятиях Ильи, и сомнений не оставалось. « Я люблю его, очень люблю, но не доверяю. Любовь не слова, а чувство, поступки, – думала она после встреч с ним. – Его влюбленность пройдет, а я и дальше буду жить надеждой». Перед Новым 2004 годом ее в деревне навестил Илья.

– Маришка, я очень скучаю. У нас еще есть время до загса, чтобы ты простила меня. Как твои дела? Как учеба? – спросил он, стоя рядом с ней у калитки.

– Илья, я давно тебя простила, но с моим прощением чувства не пропали, но стали другими. У меня нет к тебе претензий, но нет и той большой любви. Прости, так, наверное, бывает. В моей жизни все хорошо. Сразу после сессии, я перевожусь в другой институт, уезжаю в другой город и выхожу замуж. Ты зачем приехал? Мы с тобой все обсудили, и ты сам хотел видеть меня счастливой.

– Не знаю. Захотелось тебя увидеть. Ты его любишь? Кто он?

– Наш деревенский. Окончил военное училище, теперь служит далеко, но не на краю земли. Он меня любит, а я уже любила и мне моя любовь не принесла ничего хорошего, кроме разочарования. Езжай к своей семье. Прощай.

Марине хотелось броситься ему на шею и рассказать обо всем, но она сдержалась, возвращаясь в дом. « Живи, Илюша, спокойно и счастливо. Я отпускаю тебя и лгу во спасение. Отпусти и ты меня из своего любовного плена. Вы с Миленой знаете давно друг друга, и если она простила тебе связь со мной, значит, она тебя тоже любит, – думала она. – Может, по той же причине не сказала тебе всей правды. Неужели я такая предсказуемая, и она была уверена в том, что я так и не признаюсь тебе? Я не буду воевать ни с ней, ни с твоей семьей. Я люблю тебя, но себя я люблю теперь больше. Ты для нас уехал далеко и надолго, я буду мысленно писать тебе письма, рассказывать о нашей жизни, но решение не изменю».

– Кто приезжал, Марина? – спросила ее мама.

– Один богатый Буратино. Я пишу ему реферат, он платит мне деньги за работу, – солгала она наполовину. Реферат она писала, но другому человеку.

– Ты, дочка, пока будешь сдавать сессию, проверь свое койко-место в общежитии. После каникул оставайся в городе. Не надо зимой каждый день мотаться автобусом. Начнется посевная, пару раз в неделю будешь приезжать. Тебе самой позже тяжело будет добираться. Родишь, заберем тебя после выписки домой. Мы с мамой все приготовим, не волнуйся.

Марина после зимних каникул осталась жить в общежитии. Девочки по-разному отнеслись к ее беременности. Одни ругали, другие, таких было больше, сочувствовали, третьи советовали не портить себе жизнь и сделать аборт. Таких оказалось меньше. Аборт делать она не собиралась, да и сроки уже этого не позволяли. С той последней встречи с Ильей у калитки и до тех пор, пока малыш не подал маме знак и зашевелился, Марина как будто жила в обществе Ильи. Она перед сном закрывала глаза и мысленно беседовала с ним, вела диалоги, рассказывала ему на прогулках о своих новостях, успехах, житейских проблемах. Она не держала на него обиды, ведь отношения она прервала сама. Почувствовав малыша, она «сменила» собеседника и «переключилась» на него. Теперь все ее монологи были обращены к ребенку. Она выбирала малолюдные места и, гуляя, разговаривала вслух, не боясь быть непонятой со стороны. Училась Марина старательно, ей не хотелось потерять бюджетное место. После занятий она часа два гуляла в парке, а ближе к сессии готовилась к зачетам и экзаменам на свежем воздухе. Летнюю сессию сдавала на девятом месяце беременности, а после сессии осталась в общежитии до родов, перейдя на второй курс. Марина прожила в общежитии почти пять месяцев, но, ни Илью, ни Милену она за это время не встречала в городе. Мать говорила ей, что Илья приезжал в конце января, и она сказала ему, что Марина уехала на Сахалин. Почему именно Сахалин, она объяснить не смогла. Чем ближе приближался срок родов, тем Марина больше желала встречи с Ильей. Ей хотелось, чтобы Илья, если и не встретит ее из роддома, хотя бы знал, что скоро станет отцом. Денис родился тридцатого июня две тысячи четвертого года в шесть часов утра. За день до дня рождения своей матери, которой первого июля исполнялось девятнадцать. Вес мальчика составлял 3500, а рост 51 см. Марина позвонила отцу по телефону и сообщила новость ближе к вечеру. Это был первый внук Ольги и Егора Дунаевых. Родители забрали дочь и внука пятого июля, купив в отсутствие Марины кроватку и коляску. В комнате дочери и внука отец сделал перестановку, а мама приготовила все необходимое для новорожденного. Июль и август пролетели незаметно, а с первого сентября молодая мама стала посещать занятия. Она оказалась «не совсем молочной» и его надо было докармливать. С одной стороны – это было плохо, с другой стороны – позволяло матери не пропускать занятий, а сыну не быть голодным. Каждое утро она шла через знакомый мостик на маршрутку и к трем часам после полудня возвращалась домой. Прошли полгода, и отцу удалось продать два дома из трех. В декабре на эти деньги он купил квартиру в городе в новом доме под отделку. Жить в ней пока было нельзя, а на отделку требовались деньги.

– Ничего, девчонки. Продадим третий дом и сделаем ремонт. Главное стены и крыша есть. Будет наша Марина Егоровна жить и учиться в городе, а может уже и работать. Ты же нас с матерью не бросишь пока?

Отец сильно погорячился, сказав о продаже третьего дома. Его удалась продать только перед окончанием Мариной университета. Пять лет она так и ездила на занятия в город. Там же отрабатывала и практику, но ни разу не встретила ни Милену, ни Илью. Денис еще с двух лет пошел в сельский детский сад, бабушка, таким образом, смогла справиться с непоседой, и занималась только домом, отец работал в поле. Он категорически отказал Марине в поисках работы, но позволил на каникулах замещать фельдшера, на период отпуска в местном ФАПе. Обучил дочь езде на своей машине. Получив права, она теперь могла реализовать излишки своих овощей, ягоды и молочных продуктов на рынке. В июне две тысячи девятого года Марина получила диплом. За все время учебы, она больше не заводила никаких романов. Подруги и друзья у нее были, а вот друга не случилось. В ее комнате, на комоде так и стояла большая фотография в рамке, снятая ранней осенью 2003. С фото, сделанное в парке, смотрели и улыбались она и Илья. Это фото, все годы, было ее «собеседником». Денис знал, что на фотографии изображены его мама и папа, что отец живет в городе, в другой семье. В селе были матери одиночки, и воспринималось это и взрослыми, и детьми спокойно.

С получением диплома, Марину ожидала интернатура, либо место терапевта в районной поликлинике. Она сама отказалась быть интерном на платной основе. « Нельзя столько времени сидеть у родителей на шее и еще вводить их в расходы на такую сумму. Они будут тянуться изо всех сил, а это того не стоит. Они нужны мне здоровыми», – думала она на кануне разговора с заместителем декана. Марина была хорошей студенткой, а таким хотелось помогать.

– Дунаева, ты отказываешься? – с грустью спросил он.

– Отказываюсь. То, что Вы мне предлагаете, мне не по душе, мягко говоря. Я не могу браться за то, что мне в будущем будет неинтересно. Специальность рентгенолога и уролога не для меня. Я хотела работать хирургом, анестезиологом, но не могу ради своей мечты ущемлять своих родных, интересы семьи. Поработаю несколько лет, и продолжу мечтать, – говорила Марина, улыбаясь. – Либо разбогатею и оплачу все сама, либо начну мечтать о другом. Вы знаете мою ситуацию и должны понять, что это решение я приняла обдумано.

– У тебя есть маленькая возможность пройти специализацию по хирургии в хорошей клинике у специалиста и бесплатно, – говорил он, глядя мимо нее. – Я знаю, ты у нас девушка серьезная, но посмотри на это предложение с другой стороны.

– Есть какие-то особые условия? – спросила она. – Говорите, как есть. Кто у нас такой добрый дядя и кому я буду обязана такому щедрому жесту? Простите меня, я веду себя некрасиво, зная, что Вы хотите мне помочь. О ком пойдет речь?

– Воронцов сам тебя выбрал. Условие у него только одно. Он не садист и не извращенец, не самый плохой вариант и ты об этом знаешь. Озвучивать тебе его не нужно? Это его визитка. Подумай и прими правильное решение. Извини меня, Дунаева, но я должен был тебе это передать. Ты поступай так, как велит тебе воспитание, твое внутреннее состояние, только помни о том, что в другом месте, может оказаться садист Иванов или извращенец Петров, а то и два в одном. Положение интерна очень бесправное: ты уже не студент, но еще и не врач. Без хорошей практики ты никто, и звать тебя никак. Ты сама, девочка, выбрала специальность хирурга, а там работают, как правило, одни мужики. Прости, ради Бога.

– Спасибо. Вы, абсолютно, во всем правы. Мое самолюбие ни грамма не ущемлено и я знаю, что за все в нашей жизни приходится платить. Я обязательно позвоню. Разочаровывать такого хорошего человека мне совсем не хочется. Кто знает, может нам удастся с ним договориться?

О Воронцове Виталии Андреевиче по университету ходили разные слухи, но никто не отзывался о нем негативно. Ему было около сорока лет. Брюнет, под метр восемьдесят ростом, густые волосы и всегда аккуратная стрижка, карие глаза, упитанный, но без лишних килограммов в весе. Это был видный, харизматичный и опрятный мужчина, с приятным голосом и хорошими манерами. Минусом для него был статус холостяка, вот этот факт, многие считали большим плюсом, и он не давал им покоя. В университете, в самом начале обучения Марины, он читал лекции по неотложной хирургии, был ведущим хирургом в хорошей клинике и никогда не встречался с «двоечницами» за зачет или экзамен. В этом было что-то неправильное. К этому феномену привыкли, его не обсуждали и не комментировали. Он присутствовал, как член комиссии, на государственных экзаменах, когда сдавали практические навыки. «Воронцов не самый плохой вариант в данной ситуации, – думала Марина. – Одно то, что он не женат уже плюс. Не надо себя ощущать дрянью, нарушающей семейную идиллию. Ложиться в постель со специалистом, слегка, как бы утешает, но совсем не оправдывает. Я все равно «продаюсь». А где гарантии, что меня не станут домогаться посредственности при платном прохождении? Алексей Иванович во многом прав. Положение интерна шаткое, оно хуже, чем у студента. Ты целиком и полностью зависима. Что тебе предложат, чему и как научат, что при этом попросят взамен?» – думала она накануне встречи, позвонив через день Воронцову. Она не стала ходить кругами, в данном случае это было лишним, и напрямик спросила:

– Виталий Андреевич, почему я? Вам запомнился мой ответ на экзамене, Вы решили поиграть в благородство, при этом совместив приятное с полезным? Для меня ваш выбор не понятен, а я хочу ясности. Я не набиваю себе цену, но Вы, выслушайте меня, а потом решите: устроит ли Вас это? Я была влюблена на первом курсе и до сих пор люблю этого человека. Не сложилось у нас, и я одна воспитываю сына, которому пять лет. Других мужчин, как это ни печально, у меня не было. Если, вдруг, возникнет ситуация, где проблемы моей семьи на чаше весов перевесят Ваш выбор, я приму первое не задумываясь, и мне при этом будет глубоко наплевать на свой статус интерна. Извините, – сказала Марина и вспомнила его вопрос на экзамене: – «Чем будете заниматься в дальнейшем? Есть мечта?», – спросил он, получив полный ответ на свой вопрос по теме. « Мечта есть – это работа в операционной. Только таких как я не берут ни в космонавты, ни в хирурги», – ответила она.

– Скажем: благородство здесь не причем, ты мне симпатична. Вот поэтому мне и захотелось тебе помочь. Я обязательно подумаю над твоими словами, а завтра, жду тебя на работе к восьми часам, и не опаздывай, я этого не люблю. Да, интернам не полагается «именная» униформа, имей это в виду и запасись своей.

Глава 3

Первоначально здание строилось и предназначалось под психиатрическую лечебницу. Живописное место, чуть в стороне от жилого массива и автомобильных дорог, окруженное ленточным бором. В девяносто пятом году строительство заморозили, а потом и вовсе бросили. Капитальная трехэтажная коробка лет пять стояла «ничейная». В двухтысячном «добрый дядя» выкупил землю и недострой, и строительство возобновилось. В свое время, этого дядю спас от неминуемой смерти молодой хирург, вынув из него ни одну пулю. Дядя, отсидев определенный срок в местах не столь отдаленных, вышел на свободу и решил отблагодарить спасителя, исполнив его мечту. Здание подверглось реконструкции по новому проекту, согласно всем законам и правилам, и через три года на месте никому не нужной стройки, выросла частная клиника. К этому времени вокруг нее выросли, ровными рядами, как грибы после дождя, частные дома, появились дороги и социальные объекты. Нетронутым остался только ленточный бор. К разговору между доктором и благодетелем, который состоялся в самом начале, уже не возвращались.

– Я хирург, – говорил доктор. – Где Вы видели клинику с таким направлением? Многопрофильное же учреждение требует большого штата. Это пустая затея, Петр Афанасьевич.

– Ты Михайлович не прав во всем. У нас народ не перестанет получать травмы, женщины будут рожать детей и бич нашей жизни остеохондроз ни куда не денется. Вот тебе и выход. Откроешь три отделения: к хирургии добавишь травматологию, нейрохирургию, гинекологию, диагностику и лабораторию. У тебя будет хорошее оборудование. Начнешь прогорать, передашь уже свою головную боль местной администрации. Я проблем в этом не вижу. Ищи и подбирай себе штат. «Молодой хирург», которому исполнилось уже сорок с лишним лет, начал подбирать для своего детища штат. Хорошая реклама, внимание, доброжелательность персонала «работало» на имидж клиники. Начали с диагностики. Цены были не выше цен на платные услуги в государственных больницах и других клиниках, а вот атмосфера располагала и к ним люди шли. Светлое трехэтажное здание, где на первом этаже одно крыло занимало диагностическое отделение и лаборатория, в другом кабинеты физиолечения и оборудование для реабилитации. Пристройка с гардеробом, холлом, буфетом и стойкой дежурной, дальше приемное отделение с лифтом наверх и кабинет главного врача с приемной, администрация. Второй этаж делила между собой хирургия-травматология и нейрохирургия. Разделяли их операционные блоки и небольшое реанимационное отделение. Третий этаж занимали отделение гинекологии и реабилитации. Палаты были одноместные и двухместные. Кухня и прачечная находились в отдельно стоящих зданиях. Двор клиники был не большим, но ухоженным, имел два выхода на параллельные улицы и находился под охраной. Клиника работала уже семь лет. Она могла бы сравниться по качеству лечения, восстановления и наличию оборудования со столичной клиникой, но ее масштабы были меньше и скромнее. Квалифицированные врачи специалисты привыкли к жесткой дисциплине, и текучести кадров здесь не было. Главный врач клиники, был ни кто иной, как тесть Морозова. И он порекомендовал своих сокурсников, которые проработали уже по семь лет в разных больницах города. В две тысячи третьем году, в клинике одновременно оказались Морозов, Воронцов, Шилин, Косинов и Стрельникова. Позже им самим пришлось набирать персонал для своих отделений. Вот в такой клинике предлагалось Марине Егоровне Дунаевой пройти интернатуру.

Следующий день для Марины начался с приказа, а чуть позже с беседы с наставником в его кабинете.

– Марина Егоровна, на работе я буду обращаться к тебе по фамилии, такая у меня привычка. Это тебе моя рекомендация, подписанная следующим годом. Она твоя гарантия. Я принимаю твое условие, но и ты постарайся не нарушать моих: два раза в неделю по вторникам и четвергам, я буду ждать тебя у себя дома с семнадцати до двадцати. Это – ключи, это – адрес, – говорил он голосом, не терпящим возражений, протягивая одно за другим. – Меня не волнуют твои критические дни, будем заниматься теорией. Исключения могут составлять только наши дежурства. На работе я занимаюсь только работой. У нас не районная больница, куда могут привозить больных на машине скорой помощи, все операции идут по плану, но раз в месяц, она, как бы дежурная, и мы лечим таких больных экстренно. В такие дни, дежурства свои я провожу здесь. Тебе, Дунаева, все понятно?

– Более чем. Вы мне цену определили минимальную. Работая на панели, я получила бы за год гораздо больше. Жаль, опыта нет.

– Ты о чем? Я, девочка моя, не настаиваю. Выбор остается за тобой. Приказ можно аннулировать.

– Это я к сведению. Разделила стоимость курса обучения на недели и узнала себе цену. Вы заберите свою бумагу. Может она и дает гарантию, но не дает, ни навыков, ни практики. Я согласна и буду выполнять Ваши условия. Сегодня вторник. Когда начинать?

– Давай с четверга. Ознакомься с историями болезни, а завтра начнешь со мной обход. « Девочка не только умная и симпатичная, но и с характером», – подумал Воронцов, глядя вслед уходящей Марине.

В четверг она приехала по указанному адресу в 16:55, открыв дверь своим ключом.

– А ты пунктуальна, – сказал Воронцов, выходя в прихожую. – Проходи в комнату, Марина.

Квартира была большая, уютная и чистая. В ней не было ничего лишнего. Минимум дорогой мебели и максимум свободного пространства и света.

– Ты будешь вино, коньяк, кофе? – спросил Воронцов.

– Спасибо. Спиртное я не пью, а кофе только с молоком. Вы не беспокойтесь.

– Ужинать тоже откажешься? – посмотрел он с улыбкой на нее. – Вымой руки и ничего не бойся. Сегодня у нас с тобой вечер знакомства, – говорил он, разогревая в микроволновке ужин. – У меня есть тетя, по линии отца. Это она мне помогает: готовит для меня ужины, стирает, убирает. Сегодня был тяжелый день, я выпью рюмку за наше сотрудничество. Ты не стесняйся и приступай к вечерней трапезе.

Они ужинали и разговаривали. Он спрашивал, она отвечала. Потом был кофе. В двадцать часов Марина покинула квартиру Воронцова. Две недели по вторникам и четвергам, он давал ей время привыкнуть к себе, кормя ее ужинами и обсуждая насущные проблемы. На работе он обращался к ней по фамилии, а в квартире называл по имени.

– Марина, почему в твоей одежде преобладают темные тона? Ты молодая женщина и должна одеваться ярко и модно, – говорил он, встречая ее на пороге квартиры. Ты совсем пренебрегаешь косметикой, не ходишь на каблуках, почему? Я не говорю тебе о пестроте в нарядах. Ярко, не значит безвкусно. Попробуй.

– Хорошо. Любой каприз за Ваши деньги, как говорят. Только два дня в неделю, я не буду переводить косметику. Договорились?

Уже через день Марина пришла на работу в белых узких до щиколотки брюках, красной блузке, красных туфлях в тон на каблуке, с легкими следами косметики, а волосы спадали мягкими волнами на ее плечи. Реакция коллег была бурной.

– Дунаева, ты влюбилась? С чего такие перемены?

– Решила провести эксперимент, но он получился неудачный. Обувь не подходит для ходьбы по сельским тропинкам и берегам речки. Придется искать туфлям альтернативу, – ответила она невозмутимо, глядя на Воронцова.

В ее гардеробе появились красные брюки и белая блузка, легкая длинная юбка из шитья и такая же блуза. Красный, белый, голубой и даже лимонный цвет, создавал ее новый образ. Это были юбки, блузки, платья. Вместо туфель были приобретены мокасины в красно-белую полоску, босоножки и балетки.

Хирургический костюм она надевала на белье, а белый халат на тонкий сарафан из батиста. В дни операций она приходила без следов косметики на лице и красила ресницы перед посещением Воронцова, а в остальные дни «наводила красоту» дома. Все эти наряды, кроме обуви, в ее гардеробе были давно. Сестра Полина, прилетавшая два года назад в гости, по старой привычке, привезла ей кучу своих вещей. Марина предпочитала в одежде практичность и носила то, что меньше всего мнется и теряет вид, а у Воронцова сложилось свое, другое мнение. Пришлось открыть дома «старые сундуки» и взяться за переделку одежды. Полина была ростом метр семьдесят, а Марина метр шестьдесят пять. Зато комплекция была у них одинакова. Готовя новые наряды, она взглянула на фотографию в рамке. «Прости, я так решила», – сказала она вслух и убрала фото в ящик комода.

К концу третьей недели он перешел к «практике», и, как нестранно было Марине признаться самой себе, ей это нравилось. Опыта у нее было не так много, и Виталий Андреевич казался ей очень сексуальным мужчиной. Их было, как будто два. Один из них строгий с виду, собранный, решительный и молчаливый на работе, второй – прост в общении, доступный, разговорчивый и нежный в своей квартире. Постепенно Марина заставила себя поверить в то, что Воронцов ее любовник, и жизнь стала казаться не такой продажной. Месяца через четыре, Воронцов не удержался и задал ей вопрос:

– К старому образу возврата не будет? – улыбаясь, спросил он.