100 дней между жизнью и смертью

И возможно, я никогда больше не увижу Аннет, которая в эти дни стала для меня чуть ли не самым родным и близким человеком на земле.

День тринадцатый. Доктор Цан и мои мамы

9:30

Я все еще неподвижно сижу на кровати, хотя плакать больше не хочется. В окошко светит солнце. Если бы оно лучиками не дотягивалось до меня, щекоча плечи и шею, добираясь до самой глубины души, мое настроение бы не поднималось и не хотелось бы улыбнуться. А мне теперь хочется!

В палату зашел доктор Цан

– Привет, принцесса! Как самочувствие? Попрежнему боевое? – спросил он, усаживаясь на краешек моей кровати.

– Все отлично, на войне как на войне! – ответила я, радуясь его визиту.

Этот человек не бывает в плохом настроении, ему всегда удается в самых сложных и негативных ситуациях найти чтото хорошее. Внешне он производит впечатление доброго, сильного и бесстрашного человека, который точно знает, что делает. Не знаю, но в доброте мне всегда видится сила.

Я не удержалась и сказала ему, что считаю его настоящим доктором и нисколечко не боялась доверить ему свою жизнь. Он рассмеялся и сказал:

– Ну раз жизнь доверяешь, показывай тогда, как заживают наши ранки!

– На последней перевязке медсестра наклеила пластырь! – Я показала спину.

Он осмотрел каждую ранку и убрал почти все пластыри, сказав, что все должно дышать! А еще он сказал, что в понедельник меня отпустят домой!

– Отпущу в понедельник, если пообещаешь, что не будешь переоценивать себя и свои силы…

– Обещаю! Буду тихо дома сидеть! Ну и лежать иногда, если сидеть устану!

– Ну, ну, посмотрим! – улыбнулся он мне и вышел из палаты.

Ура! Я так счастлива! Ты спросишь отчего? От всего! Оттого, что получается в любых условиях и ситуациях генерировать вокруг себя счастье, оттого, что хочу быть здоровой и смотрю в будущее, оттого, что ты есть на свете и я люблю тебя! Разве не достаточно причин для счастья?! И да, я точно знаю, что хочу домой!

12:40

Маму тоже должны выписать из больницы, надеюсь, ничто не помешает. Больше двух недель мы с ней не виделись, и она попрежнему думает, что я гдето отдыхаю. Представляю, как она обижена! Разве нормально отправляться в путешествие, когда мать в таком состоянии? Конечно нет! На самом деле я все еще боюсь ей чтото рассказывать, она сейчас очень слаба, чтобы воспринимать такие новости.

Мама очень любит меня. Она любит нас обеих, просто у меня с ней всегда были особенные отношения. Лариса рано ушла из дома, выйдя замуж за, мягко говоря, не очень подходящего для семейной жизни человека. Мама долго и упорно противилась этому, но тщетно. Возвращение «блудного попугая» не заставило долго ждать, только теперь с ребенком. Думаю, тогда они немного отдалились друг от друга. Мама всегда очень любила ее, хотя доверие было несколько подорвано, а может, его и не было достаточно, потому она и противилась. Трудно рассуждать нам, детям, о том, на чем базируется доверие родителей к нам. А через какоето время Лорка снова вышла замуж и уехала жить в другой город, теперь уже навсегда. Она, конечно, приезжала к нам в гости и сейчас приезжает, но редко.

Я же почти всегда была рядом с мамой. Всю жизнь между нами ощущалась прочная связь, побуждающая меня не отдаляться даже физически. Не помню, чтобы меня посещали желания и мысли поскорее улизнуть, спрятаться, отделиться и уехать подальше от родителей. Долгое время мы жили вместе, в одной квартире. А когда я впервые переехала в отдельную, то и она была совсем рядом с отчим домом. Недалеко от родителей чувствовала себя хорошо и комфортно. Не мешали и частые встречи, и общение, скорее наоборот, родители были первыми в списке «лучших друзей», которым я всегда могла все рассказать.

В браке с отцом Германа я несколько лет прожила в Таллине, но письма домой писала каждую неделю, скучала.

Часто вспоминаю, как в детстве и юности мама верила моему каждому слову. Не могу сказать, что злоупотребляла этим, но до сих пор так до конца и не понимаю, на чем основывалась эта безграничная уверенность в правильности моих решений и поступков.

Уже взрослой я нередко спрашивала:

– Мам, ну скажи, ну неужели ты и вправду верила тогда, что я ни разу не пробовала закурить?

– Да, верила, – гордо отвечала она.

– Ну почему??? Ведь тогда все девчонки курили, и ты знала об этом!

– Но я знала и то, что ты не такая, как все! Если помнишь, ты сама призналась, что пробовала курить, помнишь, когда от тебя табаком несло?

Я действительно хорошо помню, как приперлась тогда домой, вся зеленая от тошноты и головной боли. Это был мой первый опыт курения.

– Да, помню. И все же, почему ты так безоговорочно доверяла мне? – не успокаивалась я.

– Да просто знала и была абсолютно уверена, что ты сделаешь правильные выводы и примешь нужное решение. Так было всегда, с детства, просто ты не могла наблюдать саму себя в пять или десять лет, а я наблюдала и никогда не была разочарована. Не знаю почему, может, материнская интуиция подсказывала, хотя уже в три года ты была очень серьезная, и у тебя чувствовался железный характер. Казалось, с такой смелостью и самостоятельностью тебя и на мамонта отправлять можно!

– И ты вот так бы отправила и не побоялась? – уже в шутку интересовалась я.

– Нет… А я вообще за тебя никогда не боялась, знала, все будет хорошо…

Думаю, это правда. Я очень люблю расспрашивать ее про мое детство, жаль, что сама не помню себя в три года с «железным характером»!

19:15

Через три дня я вернусь домой! Это совсем скоро!

Мне пришла мысль, что если здесь, в больнице, началась моя новая жизнь, значит, и дома все будет подругому! А «подругому» – значит, намного лучше! Здорово я придумала, да?! Наверное, ты спросишь, а что значит «подругому»? Это как? Хороший вопрос. Если честно, у меня пока нет на него ответа, но знаю, что здесь началась моя новая, вторая жизнь. Чувствую себя новорожденным, которому посчастливилось сохранить память прошлой жизни. И у него есть шанс иначе прожить свою новую, вторую жизнь. Осознанно, проделав работу над ошибками, наслаждаясь каждым моментом, с бережным отношением к себе и жизни.

Все дни в больнице, мои письма, точнее, сам процесс передачи своих мыслей и чувств на бумаге очень помог мне. Интересно, а дома я не буду больше писать тебе письма? Может, и буду, посмотрим, хотя очень надеюсь, что для этого у меня не найдется больше причин, ведь мы будем вместе! И обо всем, что со мной происходит, ты будешь узнавать в «прямом эфире» из первых рук!

Сегодня какойто сумасшедший день! Каждые десять минут разрываются телефоны. Стоит мне снять трубку больничного аппарата, как уже трезвонит мой мобильный. Что же это такое! Каждый хочет все знать! Обо мне, конечно! Ну и я, конечно, со всей своей скромностью рассказываю, я не против! На самом деле мне очень важно видеть и чувствовать истинное отношение ко мне близких мне людей. Особенно сейчас.

Для меня также очень важно, что твоя мама звонит мне, а сегодня и вообще поехала в такую даль, чтобы меня навестить и поддержать. Наверное, она как никто другой понимает меня. И это неудивительно, ведь десять лет назад она сама пережила то же, что и я теперь. Возможно, поэтому мы особенно близки с ней.

22:30

Снова вечер, а спать и не хочется. Вспоминаю, как приятно мы провели сегодня день.

– Ну, дорогая, устроилась ты очень неплохо! – сказала Инес, бережно укрывая меня одеялом. – Видели мы твой водоем с теми самыми золотушками. Красивый сад, прекрасный вид, и погода замечательная, рада, что ты скоро тоже сможешь выходить на улицу.

Инес, мама Томаса, беспокоилась, что больница находится далеко от города и она не сможет часто приезжать ко мне.

– Да, тут очень хорошо, совсем не как в больнице, это радует! Завтра мне можно будет выходить на улицу с моими гостями.

Герхард, муж Инес, протянул мне маленькую книжку немецких стихов.

– Посмотри, что мы привезли тебе, это Инес выбирала, ее любимые стихи. Уже наслышаны о твоих письмах, о том, как стремительно улучшается твой немецкий!

– Томас, ты все уже рассказал всем! – воскликнула я.

– Ну могу же я похвастаться своей храброй, гениальной и целеустремленной девушкой!

Когда вы приезжаете, время пролетает незаметно, и еще больше хочется домой, чтобы чаще бывать всем вместе.

Вотвот придет Ирис с «волшебной палочкой», и я опять не замечу, как провалюсь в глубокий сон.