Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. А я осталась сидеть под тревожные звуки виолончели Олафура Арнальдса. Мне бы тоже хотелось, чтоб ты образумилась.
Наша жизнь окончательно превратилась в кошмар. Постоянные скандалы, крики и ругань. После школы я старалась подольше погулять с друзьями или отправиться в гости, лишь бы не возвращаться домой. Особенно, если мать была на работе. А если она оставалась на ночное дежурство, ночевала у подруг.
Витюша больше не распускал руки, не делал мне двусмысленных предложений, но постоянно находился поблизости, на расстоянии прикосновения. А ещё смотрел, когда думал, что я не вижу. Не могу подобрать описания этим взглядам, но после мне хотелось принять душ, чтобы смыть липкую гадостную муть со своей кожи.
Это очень нервировало и до дрожи пробирало меня.
Я поставила замок на дверь своей комнаты. Мама ругалась и возмущалась, но мне к тому моменту уже было всё равно. Я находилась на грани нервного срыва из-за постоянного напряжения и поисков выхода. И наконец решилась позвонить отцу.
С папой я уже много лет практически не общалась, если не считать редких звонков, поздравлений с днём рождения и алиментов, которые он исправно платил с момента развода. Я его вообще плохо помнила, потому что они с мамой разошлись, когда мне было четыре года. И отец почти сразу уехал на юг.
Я долго думала, прежде чем решиться позвонить ему и попросить о помощи. Всё же я почти ничего не знаю о его жизни. Вдруг он счастливо женат, родил кучу детишек, а я им всё испорчу.
Но он согласился и даже не ставил никаких условий. Просто сказал: «Приезжай». Дело осталось за малым – уговорить маму.
Разумеется, она была категорически против, для неё бывший муж являлся олицетворением дьявола, разрушившего её жизнь. На уговоры мне понадобилось два месяца лета. И, как ни странно, в этом мне помог Витюша.
В тот памятный день я обещала девочкам фотосессию. До начала учебного года оставалось ещё три недели, погода была отличной – самое то, чтобы подурачиться на зелёной парковой лужайке.
Мать вдруг вызвали в больницу, и мы с Витей на какое-то остались вдвоём.
Я крутилась перед зеркалом, собираясь, и вдруг заметила, что дверь моей комнаты приоткрыта, а в щель заглядывает любопытный глаз. Испуга больше не было, только гнев. Холодный и яростный.
Я медленно повернулась и взяла со стола кружку, в который был всё ещё горячий чай. Так же медленно подошла к двери, а затем рванула её на себя и выплеснула напиток прямо в лицо ошалевшему Витюше.
Он заорал благим матом и бросился в ванную. А я подхватила сумочку, быстро сунула ноги в босоножки и рванула из дома.
Мы отлично провели день с подругами. Я снимала их на лужайках и аллеях Летнего сада. Светка и Ирка дурачились со статуями, затащили меня смотреть представление кукольника, а потом в «Макдоналдс».
– Слушай, этот Витюша – вообще, козёл, – резюмировала Ирка, когда я поделилась с ними своими жизненными сложностями.
– Фу, старый извращенец, – поддержала её Света.
– А что мать сказала?
Я пожала плечами.
– Не знаю, видимо, вечером будет разговор, если он решится ей рассказать. Хотя сомневаюсь, он ведь подглядывал за её семнадцатилетней дочерью…
Спустя несколько часов, уже вечером, остановилась у парадной. Помедлила, доставая ключи. Возвращаться было немного страшновато. Кто знает, что там Витюша надумал.
Но встретила меня разъярённая мама. Она сидела на стуле в моей комнате и нервным жестом выравнивала стопку тетрадей на столе.
– Привет, мам, – я поставила сумку с камерой и села на кровать. Судя по тому, что она ждала меня здесь, разговор пойдёт о Вите.
– Зачем ты это сделала? – говорила она негромко, но чувствовалось, что мама едва сдерживается.
– Что именно? Дала отпор извращенцу? – у меня не было желания её жалеть.
– Не смей так говорить! – мать взвилась со стула и в два шага оказалась рядом со мной. – Виктор – хороший, честный и порядочный человек! А ты испорченная…
– Твой Витя подглядывал за мной! – перебила её, изнутри поднималась удушливая волна обиды – ну почему она всегда принимает его сторону?
– Витя просто проходил мимо! А ты плеснула ему в лицо кипятком! Как ты могла?!
– Ну не такой уж и кипяток, раз он сумел нажаловаться, – я усмехнулась, и тут же щёку обожгла ещё одна хлёсткая пощёчина. Это становится семейной традицией…
Мы с матерью уставились друг на друга, словно не в силах поверить, что это действительно произошло.
– Саша, прости… – начала было она, но эти слова уже не имели никакого значения.
Я удобно расположилась на кровати, взяла с тумбочки ноутбук и, подключив наушники, запустила «Веронику Марс». Эта девчонка была по-настоящему крутой и умела абстрагироваться от неприятностей.
Мать постояла ещё некоторое время у кровати, глядя на погрузившуюся в сериал меня, а затем вышла из комнаты. Сожаление и раскаяние, которые уловила краем глаза, давали мне определённые надежды. И я не ошиблась – через несколько дней мама провожала меня на самолёт.
3
Четыре часа в небе, одна пересадка, и вот я в Анапе.
Отец ответил после второго звонка и сообщил, что застрял в пробке. Ещё минут тридцать, может, сорок.
– Я подожду тебя на улице, – ответила ему.Подхватила чемодан на колёсиках, поставила на него сумку, закинула на плечи рюкзак и устремилась к знакомству с солнечным югом.
В прямом смысле солнечном. Оказавшись снаружи, я мгновенно ослепла. Зажмурилась и прикрыла глаза рукой, но было уже поздно. Оставаться в проходе я не могла, потому что снующие туда и обратно люди толкали меня и ругались. Поэтому сделала несколько быстрых шагов в сторону, надеясь прижаться к надёжной стене.
Но прижалась к мужскому телу, точнее налетела на него, споткнувшись. Неизвестный покачнулся и издал невнятный звук, похожий на вскрик. Затем я услышала стук пластика по асфальту, шум мотора и шуршание шин – всё это почти одновременно.
– Нет! – вскрикнула моя опора и попыталась броситься в сторону этих звуков, но помешала я, не успевшая выпустить из рук его одежду.
Мы оба упали на бетонное покрытие. Точнее я на чемодан, а мужское тело на меня. Несмотря на всю эту неразбериху, хруст пластика прозвучал так отчётливо, что и слепоглухонемому стало бы понятно – случилось страшное.
Глаза уже более-менее приспособились к яркости освещения, и я повернула голову на звук. Мамочка моя… под колёсами подъехавшего такси лежал… айфон. Кажется, десятый или даже одиннадцатый…
Во рту мгновенно пересохло, по горлу прошла судорога. Я сглотнула и посмотрела на парня, всё ещё продолжавшего полулежать на мне.
Пока он с отчаянием глядел на свой почивший телефон, я успела хорошо рассмотреть загорелое лицо, мужественный профиль, каштановые волосы, выгоревшие на кончиках, и красивые глаза янтарного цвета, которыенаконец обратились на меня. И теперь в них бушевала гроза.
Я бы попятилась назад, вот только отступать было некуда, и так лежала на спине, рюкзаке и чемодане. А все углы, края и неровности впивались мне в рёбра, поясницу и ещё в одно более мягкое место.
– Извините, – тоненько пискнула и попыталась пошевелиться, намекая, что мне неудобно так лежать под ним.
Но он только переместил центр тяжести и схватил рукой мою футболку у самого горла.
– Ему было два дня,– выдохнул парень мне в лицои пообещал: – Убью.
Причём произнёс это так уверенно, что я сразу и безоговорочно поверила – убьёт. Несмотря на жару, по коже пробежал озноб. Лишившийся телефона незнакомец находился слишком близко от меня и просто излучал опасность. Ему нужно только чуть поднять руки, чтобы обхватить ими мою нежную шею. Я так явно представила себе это, что почти поверила в подобное развитие событий. А взгляд парня не оставлял сомнений, что этот вариант прокручивался и у него в голове.
Мою юную жизнь спас грузный пожилой таксист, который высунулся в открытое окошко и поинтересовался: