Ты плод драгоценный, желанный на вкус,
Мужчин отпаденье, мученье в аду!
Ты камень, блистающий гранью безумья,
Ты бред, сумасшедших ночные раздумья!
– Прекрати, не сейчас же, – увещевала Диана.
– Нет сейчас… Потому что сейчас я смотрю на тебя и хочу только одного… – прошептал Самуил.
– И чего же?.. – не выдержала Княгиня.
– Отличный вопрос, – усмехнулся Самуил. – Курить. Ты будешь со мной курить?.. – его пальцы оставили колено жены и скользнули в нагрудный карман, вынимая две сигареты.
– Очень смешно! – Диана двинула ему по руке. – Баран безмозглый! – она отвратилась от мужа, ее ноздри раздулись от бешенства.
Самуил от души рассмеялся и, наклонившись, поднял с пола упавшие сигареты.
– Сокровище Князя на ложе мечтаний,
Алмазом сверкаешь, о дрожь ожиданий!
Ты сладость моих сумасбродных страданий
И адский кошмар преисподних желаний!
И я на коленях стою пред тобою,
Чертовской к тебе одержимый любовью!
Но ты недоступна стенаньям моим,
И я умираю, от жажды томим!
Увы, ты владенье лишь Князя теней,
Не будешь вовеки, Княгиня, моей!
– Бездарная песня! – сквозь зубы процедила Диана, ненавидяще взирая на надрывавшегося с рукой у сердца Ираклия. – Каков огурец!.. Да он только и делает, что пялится на мои ноги, посмотри на него!..
– Пусть пялится, – с расстановкой ответил Князь. – Слуги должны знать господские привилегии. А ты моя привилегия, девочка.
– У этой привилегии у самой нету никаких привилегий. В аду я чувствую себя как в монастыре, – поджала губы Княгиня.
– Бу, «в монастыре», – Князь вгляделся в ее лицо. – Какой кошмар. Ну, я думаю, в честь праздника можно отменить заточение… Сходи куда-нибудь в укромное местечко.
– Да? – синие глаза Дианы недоверчиво взглянули в зрачки мужа.
– Конечно, – кивнул Князь. – Прогуляйся, что ль, к Леонарду, принеси травы…
– Ушла ты из рая и сердце убила,
Ты слезы архангелов, грех Михаила!
Его ты сломала легко, как игрушку,
Смеясь, улетела, царапая душу.
Теперь ты дар Князя и выбрала власть,
О мира всего огнедышащья страсть!
Владыка, лаская любую девицу,
Одну из тебя хочет видеть царицу!..
Ираклий окончательно разошелся, переставая выбирать имена и выражения.
– Все, с меня хватит, – Диана поднялась с трона и скрылась под сводами темной занавеси.
– Неужели упоминание Михаила ее так расстроило? – вслух подумал Князь.
– Прекрасная адская бестья Диана!
Вовеки ты телом моим так желанна!
Вонми, умоляю, страданьям огня!
Возьми, я прошу, иль убей ты меня!
Я вновь на коленях стою пред тобою,
Чертовской к тебе одержимый любовью!
Но ты недоступна стенаньям моим,
И я умираю, от жажды томим!
Увы, ты владенье лишь Князя теней,
Не будешь вовеки, Княгиня, моей!
Песню Ираклий завершил для пустого стула Дианы и ее мужа. Он поднял голову, изображая душевные муки. Самуил проводил глазами наигранные жесты. Надо же, всех смог подмазать: и Князя, и «недоступную» Диану: мол, она такая вся растакая и, увы, никак не может быть его, а заодно тонко намекнул, что если вдруг чего, то он будет совсем не против… Бестормозной механизм, все что угодно мог себе позволить, даже перед Князем. Дескать, музе все сходит с ее не очень чистых рук.
– Браво, Ираклий, браво, – чинно проговорил Самуил, когда утихли овации. – Знаешь, ты бесконечно прав. Диана действительно никогда не будет твоей. Или потому, что я не позволю, или потому, что она считает тебя дегенерирующим имбецилом. Спасибо за выступление.
Ираклий поклонился с неизменной улыбой. Его группа собрала инструменты и ушла со сцены. Следом появились танцовщицы в шортиках и с разноцветными лентами.